Юрий Саенков - Унэлдок

В самом низу расположились «белые»: дворник в оранжевом фартуке, грузчик с коробками, лесоруб возле коряжистого пня, уборщица, работник каменоломни с тачкой, проститутка, прихорашивающаяся перед зеркалом, пара детей-сирот — мальчик-подросток и совсем маленькая девочка.

Тут тоже была ступенька, понижающая уровень полки. И на другой половине стояло всего две фигурки.

Славка узнал обоих: Дядёк и Чита. Крепсы.

Мини-Чита была изображена в своём любимом коротком красном сарафане. Она стояла, сложив в умоляющем жесте две ладони перед лицом. Именно такой видел её Славка в последний раз, когда она просила Михаила за него. Только на голове у игрушечной Читы красовался яркий кокошник с лентами, которого в обычной жизни Славка на ней никогда не видел.

Мини-Дядёк был в своей обычной косоворотке, подпоясанной бордовым кушаком, широких штанах и в лаптях. Мастер изобразил его точащим косу, хотя обычными деревенскими косами даже в деревнях уже мало кто пользовался.

Но Славка смотрел на Читу. Её маленькая копия так же, как и оригинал, пленяла его. Ему очень хотелось, чтобы в его руке сейчас оказался не игрушечный Ермак, а она. Лучшего «трофея» и вообразить было трудно. Он бы мог никогда с ней не расставаться. Он бы мог вспоминать…

Его уши начали краснеть, а взгляд, казалось, намертво прилип к стройным смуглым ногам статуэтки.

— Тут! — Голос Егора Петровича вывел Славку из оцепенения. — Ты мог бы стоять тут. Рядом с этой девкой и моим братом…

Поначалу Славка пропустил последнюю фразу Егора Петровича мимо ушей, представляя себе, как бы его фигурка смотрелась рядом с фигуркой Читы. Но фраза вернулась, ударила о край сознания, как бьёт тяжёлый бронзовый язык о купол колокола.

Он обернулся и непонимающе посмотрел на хозяина чудесного кабинета и всей России.

— С вашим братом? Ваша Светлость, но…

— Да, — кивнул тот. — Братом.

Славка вновь пригляделся к фигуркам на самой нижней полке. Но ничего не изменилось.

— Дядёк, — щёлкнул ногтем по витрине Егор Петрович. — Ты знаешь его под этим нелепым прозвищем. Дядёк — мой родной брат, Василий свет-погас Стахнов.

Теперь уже Славка был точно уверен, что сошёл с ума. Вот только он где-то слышал, что те, кто действительно лишились разума, не в состоянии этого осознавать. А он не только осознавал, но находил всё новые и новые неоспоримые доводы этому умозаключению.

— Он умер, — почти шёпотом выдавил из себя Славка.

— Нет, — плавно закачался из стороны в сторону Егор Петрович. — Если я напишу на камне «клад», под ним не окажется клад. И под могильной плитой моего брата пустой гроб, не более.

Его губы сжались в тонкую полоску.

— Мой брат жив, хоть и тронулся умом. Но он сам решил стать первым крепсом России. Это его выбор. А я, как младший брат, не могу перечить старшим. Хе!

Егор Петрович попытался рассмеяться, но из его горла вырвался лишь клокочущий стон.

— Мы вместе придумали ГЛОСИМ! Вместе всё организовали. Всё! Это огромнейшая работа. Расчёты, технологии, производство! Мы придумали унэлдоки! Даже не мы — он!

С каждым произнесённым словом голос Егора Петровича звучал всё жёстче. На его лице появилась гримаса отвращения.

— Мы спасли страну от ужасной участи. Но когда пришло время двигаться дальше, Вася струсил. Он считал гражданскую сегрегацию неприемлемой. И сбежал. И мне пришлось в одиночку заканчивать то, что мы начинали вместе.

На этих словах Егор Петрович так резко развёл руками, что Славка подумал, что он хочет его ударить, и, вздрогнув, зажмурился. Егор Петрович кисло улыбнулся и продолжал.

— Вася организовал свою мнимую смерть и, пользуясь нашими возможностями, создал себе новую биографию. Новое лицо. Новую жизнь. И исчез! Ушёл, как потом оказалось, в церковники. Но и там не ужился с Системой! Нет! Он обвенчал белую пару! И был изгнан из лона Церкви. Никто не знал, что отец Василий, этот заросший бородой старец, не кто иной, как сам свет Стахнов! Только я один знал, что он жив! И тогда он пришёл ко мне! Грязный, больной, со своим белым унэлдоком отщепенца! Пришёл и сказал, что раз ничего нельзя изменить, то он готов стать первым в России крепостным, чтобы, как он выразился, «нести этот крест вместе со всеми прочими крепсами». Он стал рабом! Моим личным рабом! Он думал, что этим унизит меня!

Глаза Егора Петровича блестели, как две перламутровые пуговицы, пришитые к тряпочному лицу.

За несколько минут этот человек преобразился настолько, что вымораживающий страх пронизал Славку от макушки до голых пяток.

— А я согласился! Я сказал ему, что это его лучшее решение за всю жизнь! И что большего он и не заслуживает, как только быть рабом! Потому что в этом мире, Слава, есть только два общественных состояния — раб и хозяин! История на всём своём протяжении неизменно доказывала нам это! Одни государства из века в век старались подчинить себе другие или же, если не хватало силёнок, рабски изображали нейтралитет — убежище трусов! Одни социальные группы из века в век эксплуатировали другие социальные группы. Сильный и богатый неизменно будет подчинять себе слабого и бедного. И называй это как хочешь: диктатурой, демократией, коммунизмом, монархией — всё это лишь вывески. Слова! А есть данность, при которой невозможно существование общества, где все находятся в абсолютно равных условиях. Это заложено природой — верховенство одних и подчинение других! Природу нельзя обмануть! А людей обмануть можно!

Егор Петрович быстро пошёл в другую часть кабинета и вернулся с новой прикуренной папиросой и пепельницей:

— Полвека назад на вершине мирового порядка восседало государство США. Ты учился в школе и должен об этом знать. Они провозгласили себя страной равных возможностей, истинным мерилом демократии. Они тратили огромные деньги, чтобы поддерживать в своих гражданах эту иллюзию. Смешно говорить о равных возможностях в стране, которой правили финансовые кланы, выбиравшие себе таких президентов, которые в первую очередь должны были заботиться о том, чтобы процветал бизнес этих властелинов. Конкистадоры и прочие первооткрыватели Америк выменивали у глупых туземцев золото на стеклянные бусы, оружие и алкоголь, обманывали и убивали местное население, чтобы завладеть их землями! А их последователи создали государство, которое не изменило лживым принципам конкисты, лишь слегка задрапировав свою алчность и жажду власти различными декларациями и розовыми слюнями про равные возможности.

Он стряхнул пепел в пепельницу и протянул папиросу Славке.

— Вместо бус они начали втюхивать своим туземцам автомобили, телевизоры и пониженную ставку по кредитам. Они пестовали и откармливали своё стадо — общество потребления. И они были великой страной, пока их стадо, а заодно и их тоже не свалил мор, приправленный террором.