Юрий Саенков - Унэлдок

— Ты для себя делай. Обо мне не беспокойся.

— Что? Что надо?

— Прими моё предложение.

— Так я уже! Ваша Светлость, Егор Петрович! Я уже принял! Я любое ваше предложение приму! Вы… Вы только скажите!

— А ты послушай, я и скажу, — мягко перебил Славку свет Стахнов. — Я же не закончил ещё.

— Слушаю, Ваша Светлость!

Всё вокруг плыло. Качалась комната, качалась улыбка Егора Петровича, жизнь Славкина качалась как на огромных качелях. И теперь эти качели рвались всё выше и выше. Так высоко, что кружилась голова.

Папа, я лечу!

— Я могу сделать тебя «синим». Поселить у себя на усадьбе под присмотром, как, например, живёт сейчас хорошо тебе знакомый Аркаша. И доить помалу твой талант поэта и музыканта. Могу, но не хочу этого делать. Я не хочу делать тебя «синим».

И вот качели рванулись вниз. Славка почувствовал, как отхлынула кровь от лица, а к горлу подкатила мерзкая тошнота. Пальцы на руках стали холодными, влажными и чужими.

— Я предлагаю тебе… стать «светлым».

В голове застучали тяжёлые молоты; плющили все звуки, попавшие на наковальню истерзанного Славкиного сознания. Бум-бум. Что-то сказал человек, сидящий напротив него — тонкие губы шевелились под такими же тонкими усиками. Бум-бум. Молоты расплющили все сказанное, оставили после себя только протяжный незатихающий звон потрясения.

— Что?..

— «Светлым», — спокойно повторил Егор Петрович. — Ты сам будешь исполнять свои песни. Вместо Ермака. Понимаешь меня? Ты. Будешь. Вместо. Ермака.

Последние слова он отщёлкал как хлыстом — чётко, звонко, оглушительно.

— Такой шанс выпадает не на миллион и не на десять миллионов, а на все семьдесят четыре. Что скажешь?

— Я… Но… Я… Ведь…

А что ему было сказать?

Нечего. Он пытался, но мыслей в голове не осталось, только скользкие обрывки, как изодранные клочки газеты, брошенные в грязную лужу. Поэтому Славка лишь невнятно что-то мычал, хлопал глазами и нервно чесался.

А Егор Петрович продолжал говорить:

— Я бизнесмен, Слава. Ты — продукт, который будет очень хорошо продаваться. Не только твои песни, но сам ты. И потом, согласись, месть будет гораздо слаще и полновесней, если ты сменишь Ермака на Олимпе? Добрым меня, конечно, трудно назвать. Но так сложились обстоятельства, что я могу воплотиться для тебя в роли доброй феи. Если ты согласишься примерить платье Золушки, разумеется.

Славкины губы свела судорога. Егор Петрович посмотрел на него и вдруг безудержно расхохотался.

— Ты не так меня понял! Оха-хо-ха-ха! К чёрту платье! Аха-аха-хо-о-о! Я совсем про другое! Ох-хе-хо-ха! Видел бы ты своё лицо-о-о-о!

Славка уже почти не сомневался, что бредит.

— Пойдём-ка. Я кое-что тебе покажу.

Егор Петрович резво встал с кресла и, напевая себе под нос Славкину песню, направился в дальний конец кабинета. Славка с трудом поднялся на ноги и, покачиваясь, поплёлся следом. Они остановились возле широкого стеклянного стеллажа.

— Что ты здесь видишь? — спросил Егор Петрович, указывая на полки.

Всего полок было три. И все они были заставлены человеческими фигурками высотой с мужскую ладонь.

Сначала Славке показалось, что перед ним коллекционные солдатики эпохи «старой монархии», выполненные в традиционном стиле «жиру». Первая фигурка, которую он выцепил взглядом, была облачена в тёмно-синий мундир с золотыми эполетами, пуговицами и россыпью крохотных орденов на груди. Рядом стояло ещё несколько человечков в военной униформе. Он уже, было, открыл рот, чтобы озвучить свою версию, когда понял, что перед ним вовсе не солдатики из далёкого прошлого, а самое что ни на есть современное общество.

На самой верхней полке расположились «светлые», представленные не только маршалами и генералами в парадной искусно раскрашенной до мельчайших подробностей униформе. Тут были и промышленники в деловых костюмах, и дамы в пышных кринолинах, и подростки в ярких современных одёжках. Все фигурки были исполнены так мастерски, что при более тщательном рассмотрении можно было разглядеть не только складки на одежде, но и более мелкие детали — морщинки на лицах и ноготки на крохотных пальцах. На тонких розовых запястьях обитателей верхней полки Славка разглядел золотые и серебряные полоски браслетов.

В самом центре этого сверкающего сообщества стоял золотой трон тончайшей работы, на котором восседал, улыбаясь в ухоженную бороду, монарх-президент в белом кителе. А в человечке, стоящем справа от трона, Славка узнал самого Егора Петровича.

— Это же вы! — не удержался от удивлённого возгласа Славка.

— Скажу больше, — поднял указательный палец Егор Петрович. — Все эти статуэтки сделаны с реальных людей. Вот смотри…

Он отворил створку стеллажа, аккуратно вынул одну статуэтку и протянул её Славке.

— Возьми. Это будет твой трофей.

Славке в руку легла тяжёлая фигурка, в которой он без труда распознал Ермака. «Золотой голос России» был облачён в свой любимый голубой с золотым шитьём концертный костюм. Маленькими розовыми ручками он держал перед губами микрофон, будто жадно пил из бутылки. Совсем как на том плакате, что висел в «общежитии».

— Ему тут больше не место. Я хочу, чтобы на этой полке стояла твоя фигурка, Слава. Понимаешь, для чего ты мне нужен?

Но Славка всё еще не понимал. Только что он готов был покончить с собой. Только что он униженно рыдал на коленях перед девочкой-куклой. И вот он во Дворце, в великолепном кабинете разговаривает с величайшим человеком эпохи.

— Твоя фигурка появилась бы тут так или иначе, — продолжил Егор Петрович. — Но от тебя зависит, на какую именно полку я её поставлю. Взгляни как следует.

Славка снова посмотрел на стеллаж.

Левую часть средней полки занимали «красные» судари и сударыни — чиновники регионального уровня; офицеры МГБ, МЧС, МВД и Министерства обороны, приравненные по своему званию к «красной» категории граждан, но носящие на своих запястьях служебные унэлдоки иных цветов; руководители госучреждений и крупных коммерческих предприятий. Справа расположились «синие» граждане: улыбчивый заводской рабочий в мешковатой робе (совсем как у отца), держащий в руке большой гаечный ключ; таксист-извозчик в форменной чёрно-жёлтой каскетке и с большой номерной бляхой на груди; врач; учитель; сидящая за кассовым аппаратом продавщица в сине-белом сарафане с крохотным голубым кокошником на голове; ученик средней школы в ученической шинели и фуражке; ученица в кружевном фартуке поверх тёмно-синего платья — и многие другие фигурки из той жизни, про которую Славка уже почти забыл.

«Синие» фигурки казались чуть короче «красных», и только приглядевшись, Славка понял — почему. Хоть полка у «красных» и «синих» была общая, между двумя её половинками была ступенька, и получалось, что «синие» стоят немного, всего на пару сантиметров, ниже «красных». Условность. Но в жизни эта крохотная и почти незаметная разница была практически непреодолима. В реальности редко кому удавалось перепрыгнуть эти два сантиметра и перебраться с красной части полки на синюю.