Ксения Мирошник - Невыносимая мисс Пэг [litres]

– И статья? – воскликнула я.

– А ты думала, что это дьявольское совпадение? А кто внушил Корро пойти по этому пути? Кто вынудил его насесть на Лакомба и поручить тебе статью? Кто все это заварил, по-твоему? Я знал тебя и брата знал! Все получилось, как я и планировал. Вы неизбежно столкнулись. И представьте себе, каково было знать, кто вы есть на самом деле! Я даже не удержался и приехал в отель, чтобы увидеть эту вашу встречу в ресторане.

– Но как ты узнал? – спросил Арман.

– А ты глуп, братец! Вот почему тебе не видать такой мощи! – гневно выпалил Патрис. – Это же твоя магия! Твоя кровь тоже. Я следил за всем, что с вами происходило. Возвращал тебе провалы! Близость между вами убивала меня, поэтому после вашей первой ночи я сорвался и убедил маму немного напугать Сандрин. Думал, вы одумаетесь.

– Боже! – едва выговорила я непослушными губами. – Ты болен! Действительно болен!

– Это было просто поразительно! – искренне восхищаясь собой, сказал он. – Наблюдать за тем, как вы идете по пути, который прочертил я сам. Ужас, страх в ваших глазах. Бессилие. Это то, что было нужно! Несмотря на постоянное использование магии, она во мне только росла.

– Ты мог привести свой план в действие без убийств, – сказала я. – Или меня убил бы, раз уж все завязалось именно на мне.

– Я еще помнил твой восхищенный взгляд, я все еще чувствовал ваше притяжение тем вечером здесь, в каланках. Мне необходимо было видеть страдание, боль. Та девочка, Моник, она подвернулась случайно, и я снова решил, что это судьба. Я хотел отравить все, что тебя окружало: любимые места, близких людей, тебя саму. Я хотел, чтобы у тебя не осталось ни дорогого места, ни человека рядом. Но я немного просчитался. Не думал, что вы вновь воспылаете страстью друг к другу… Но, братец, ты сорвал этот цветок уже после меня…

– Заткнись! – рявкнул Арман и кинулся на брата.

Жаклин вскрикнула и закрыла рот руками, а я вновь прикусила несчастную и без того истерзанную губу, понимая, что этого поединка не избежать. Арман вскинул руку, а потом замахнулся и выпустил огромный сгусток энергии, который Патрис без труда отразил. С замиранием сердца я понимала, что силы не равны. Патрис долгие годы практиковался в магии, а Арман сторонился ее. И вновь горячие слезы хлынули из глаз. Патрис не медлил с ответным ударом, и Армана отбросило далеко к скалам. Я завизжала и кинулась было к нему, но Жаклин вцепилась в меня стальными пальцами. Пытаясь вырваться, я наблюдала за тем, как Арман медленно поднимается. Стало очевидно, что удар причинил много боли и нанес повреждения моему любимому мужчине. Но он и не думал сдаваться. В нем говорила ярость и боль. Он глубоко вдохнул, а потом собрал новый энергетический шар, только в этот раз он сиял голубым светом.

Удар получился мощным, Патрис от неожиданности не устоял на ногах.

– Патрис! – завопила Жаклин.

Боже! Даже сейчас?! Мое сердце сжалось от боли и горькой обиды за Армана. Что бы ни было, что бы ни случилось, его мать снова выбрала Патриса.

– Да как вы можете? – закричала я, выдергивая свою руку из ее пальцев. – Хоть раз поступите правильно! Хоть раз примите сторону Армана!

– Я не могу его потерять, – рыдая, сказала она, не отрывая глаз от Патриса. – Не могу…

– Да очнитесь вы наконец! Вы вырастили чудовище! Он готов убить родного брата. Ради чего? Магии? Опомнитесь, Жаклин! Вы задолжали Арману. Остановите своего сына! Вы же это можете!

Братья продолжали битву уже у кромки воды. Море, казавшееся сейчас черным, лизало им ноги, а ветер трепал волосы. Ярости хватало обоим, а вот сил нет. Арман заметно уступал брату. Его удары не были такими мощными, такими болезненными, как атаки Патриса.

– Я умоляю вас, – рыдала я, – спасите Армана! Я прошу, сжальтесь…

И Жаклин не выдержала. Она страшно кричала в ладонь, а потом бросилась к сыновьям. Я побежала за ней следом. Дальше все происходило, как во сне. Она обхватила Патриса со спины, прижала к себе и громко заговорила что-то на непонятном языке.

– Мама, – завопил Патрис. – Мама, прошу не надо!

Патрис уже не мог даже шевельнуться. Он застыл на месте с гримасой ужаса на лице.

– Мама не забирай ее у меня! Мама…

Его крик был таким душераздирающим, что даже я не сдержала слез. То, что происходило на моих глазах, навсегда оставит отпечаток в моей душе. Я подошла к Арману, лицо которого заливала кровь:

– Что происходит?

– Она отнимает у него магию, – сказал Арман.

Несмотря ни на что, в его голосе звучала жалость. Мы оба смотрели на муки Патриса и никак не могли оставаться равнодушными.

– Не убивай его, – взмолилась Жаклин, глядя на Армана. – Только не убивай, молю! Он больше не причинит никому зла!

Мне казалось, будто кто-то взял мое сердце в руки и с силой сжал его так, что пошла кровь. Этой ночью я даже подумать не могла, что испытаю жалость к Жаклин. Ее болезненная любовь к сыну натворила столько ужасного, но ее боль трогала мою душу, заставляла ее рыдать.

– Прости меня, – каялась мадам Дюваль, – я виновата перед тобой. Я ненавидела себя за все, что произошло. Я пыталась быть тебе матерью, пыталась заботиться о тебе, возместить. Я любила тебя. Правда, прошу, поверь…

Больше она говорить не могла, обессиленно осела на землю и утянула за собой Патриса. Она продолжала его обнимать и тихонько раскачивалась, будто убаюкивала младенца.

– Ты думала, я смогу убить брата? – с болью в голосе спросил Арман. – Думала… я… Возвращайтесь завтра в Париж. Отвези его к комиссару Гоберу, пусть Патрис сознается. Делай, как посчитаешь нужным, объясни, как сможешь, мне все равно: ляжет ли он в клинику или его ждет смертная казнь, решит правосудие.

Арман еще недолго посмотрел на тихо плачущую мать, а потом горько вздохнул и развернулся ко мне. Его взгляд и движения выдавали неуверенность. Он не знал, что у меня на душе, поэтому сомневался. Я робко улыбнулась ему сквозь слезы и прижалась щекой к его груди. Арман выдохнул и крепко меня обнял.

«Дорогая Сандрин!

Не удивляйся, малышка. Ты ведь не думала, что я не узнаю твоего настоящего имени? Не сердись, Долз, тайны – мой хлеб. Я и здесь не устоял.

Ты большая умница, что вырвалась в другую жизнь, оставив кошмар позади. Это верно. Боль твоя, конечно, не пройдет, но и для радости непременно должно найтись местечко. Я не мастак говорить красивые речи, но тебя хочу попросить об одолжении. Нет, даже о двух.

Первое: не прячься больше. Я, конечно рад, что ты остановила свой выбор на мне, и благодарен за каждую минуту, подаренную мне. Но это не жизнь. Я боялся, что ты так и будешь сидеть в своей скорлупе, но вот твои глаза засияли, и у меня появилась надежда. Уж не знаю, что у тебя там с Дювалем, но он вроде не так плох. Если он заставляет тебя смеяться, если твое сердце тянется к нему, не бойся. Так и должно быть у взрослых людей. И моей малышке пора повзрослеть.