Александр Владимиров - Последние времена

— Вы ведь занимаетесь нано-технологиями?

— Занимаюсь. Я — первоклассный специалист своего дела. Но разговаривать о своей работе не могу. Не имею права.

— И куда вы обычно с Ковалевской ходили?

— Куда ходят люди, еще не старые? В рестораны, на различные выставки. Мы, например, видели демонстрацию новых технологий управления человеческим мозгом… Кстати, какие открываются перспективы! Многие болезни человека вызваны соответствующими искривлениями в работе мозга. Люди уже приоткрывают форточку в мир бессмертия! Еще посетили несколько галерей, где проводились выставки современного искусства. Представляете, сейчас модно расписывать полотна экскрементами… Но я вас отвлек от главной темы.

«Это точно! — подумал Георгиев. — Ты либо любишь поболтать, либо специально уводишь в сторону от темы».

— Это все, чем вы с Ковалевской занимались?

— Хотите знать, был ли у нас секс? Разумеется, был!

— Вы не замечали в ее поведении никаких странностей?

Следовало предположить, что Капралов попросит уточнить, что следователь имеет в виду. Однако реакция ученого оказалась иной:

— Каждый в нашей жизни немного странен.

— Ковалевская была больна. У нее имелось сильное психическое расстройство.

Вадим немного подумал и сказал:

— Мне так не показалось. Она наблюдалась у врача?

— Нет.

— Не понимаю?..

— Она не ходила к доктору, хотя обязана была это сделать.

— Кто это решил? И почему?

— Мне удалось прочитать ее дневник…

При этом Юрий буквально впился глазами в собеседника. Ему показалось, будто лицо Вадима дрогнуло. Он с удивлением воскликнул:

— Никогда не думал, что Лена занималась подобной чепухой. Хотя у женщин свои заскоки. И что она там написала? Что она сошла с ума и умоляет о помощи?

— Вы умный человек и прекрасно знаете, что об этом не пишут. Ее мать замечала некоторые странности характера дочери. Близкие друзья тоже.

Юрий не стал уточнять, что когда-то и сам входил в число «самых близких». Не стоило раскрывать карты перед этим явно не простым парнем.

— Я ничего подобного не помню, — пожал плечами Капралов. — У нее была какая-нибудь мания? Боязнь?

«Почему он сразу спросил про боязнь?»

— Боязнь старости?

— Старости?! — глаза Вадима округлились от искреннего изумления. — Но ей же не было и тридцати!

— Тем не менее…

— А ведь она была права, — вдруг заявил Капралов. — Старости бояться нужно. И уже в возрасте двадцати или тридцати лет думать, как продлить свою молодость.

— Разве возможно переделать биологическую природу человека? — усмехнулся Георгиев.

— Возможно! Скоро с помощью чипов человек обретет долгую счастливую жизнь, болезни исчезнут… практически все будут излечимы. Он и в шестьдесят станет выглядеть как юноша.

Юрий задался вопросом: «Капралов — это серьезно?» Лицо Вадима изменилось, щеки расплылись в блаженной улыбке, в глазах заиграл фанатичный блеск:

— Это случится! И очень скоро! Скорее, чем предполагают самые большие скептики. И я здесь играю далеко не последнюю роль.

«Он хвастун или реально такой ценный кадр?»

Георгиев не позволил собеседнику снова отходить от основной темы разговора:

— Скажите, а каково было ваше отношение к Лене?

— Извините, вопрос слишком личный.

— Убита женщина. Здесь личных вопросов не существует.

К удивлению Юрия Капралов тут же согласился:

— Вы правы. Лена мне нравилась.

— И только?

— Этого мало?

— У нее, похоже, отношение к вам было куда более серьезным. И она надеялась на ответное чувство.

Вадим впервые запнулся, точно подыскивая ответ. И, справившись с этой задачей, ответил:

— Женщины часто видят то, что хотят видеть. Впрочем, кто знает, что было бы дальше, не случись той ужасной трагедии.

— Вы ведь ее подвезли в тот вечер до дома?

— Да. Возвращались из ресторана. Она предлагала мне зайти, а я отказался.

— Почему?

— На следующий день в «Розенкранце» должно было быть очень серьезное совещание. Требовалась светлая голова и бодрость духа. Теперь я, конечно, кляну себя. Зайди я тогда к ней, не исключено, убийца бы не осмелился…

— И вы сразу уехали?

— Не совсем. Некоторое время я сидел в своей машине. Минут десять, или чуть больше.

Для Георгиева наступил решающий момент, ради которого и затевалась эта встреча. Что Капралов делал в эти десять минут? То, о чем ему уже поведал майор Александров, не выглядело убедительным.

— Почему вы не уехали сразу?

— Сложный вопрос. Боюсь, вы не поверите.

— Сделайте так, чтобы я поверил.

Подошла полусонная официантка, требовательно спросила: не желают ли господа чего-нибудь? Георгиев заказал еще один большой чайник.

— По-румынски? По-гречески? Или?..

— А по-русски можно?

— Вау! — отозвалась официантка. — Это сейчас не модно.

— Принесите по-румынски, — миролюбиво заметил Капралов. И Георгиеву. — Я продолжу. На чем построен метод раскрытия многих преступлений? На так называемом логическом несоответствии поведения подозреваемого. Он сделал так, хотя должен был поступить по-иному. Помните Агату Кристи?.. Вы ведь наверняка читали ее книги или смотрели фильмы по ее произведениям. Ее гений сыска Эркюль Пуаро постоянно ловит преступников на несущественной мелочи. Скажем, от парка до станции по прямой дороге ходу пятнадцать минут, а вы проделали его за тридцать. За эти пятнадцать минут вы успели вернуться в комнату к жертве и покончить с ней. Таковы его рассуждения.

— Но в основном предположения Пуаро оказываются верными.

— Потому что так хочется автору. Однако логика тут далеко не всегда уместна. Существует еще и анти-логика. К сожалению, ей так мало уделяют внимания.

— И что вы подразумеваете под анти-логикой?

— В нашем примере человек идет до станции не прямой дорогой, а окольным путем. Идет, несмотря на то, что на дворе уже ночь, что он может зацепиться за колючки кустов в парке. Идет, потому что идет. Захотелось ему так.

— Если вашу концепцию применять в практике расследования, ни одно преступление бы не раскрывалось.

— Или скажем по-другому: часть несправедливо обвиненных осталась бы на свободе.

— Мы опять отклонились от темы, — напомнил Георгиев.

— Да. В свое время я сказал следователю… такому лысоватому… у меня даже визитка его осталась.

— Майор Александров.

— Именно! Я сказал ему, что сидел в машине и готовился к речи на совещании. Что не могу этого делать на полном ходу, так как забочусь о безопасности поездки. Так вот, я солгал. Мне было плевать, где обдумывать речь; я бы это спокойно делал, будучи участником автогонок на самой опасной трассе.

— Зачем же вы обманули следователя, нехороший человек?

— Чтобы он мне поверил. И он действительно поверил.