Аргентина Танго - Тигры Редфернов

- Вы меня презираете, – с горечью пробормотал Энджел. – Я же вам обещал… и не смог...

Маргарет поцеловала его в лоб и, чуть помедлив, – в складочку над левой бровью, морщинку над переносицей и жилку, бьющуюся на виске. Энджел слабо вздрогнул и недоверчиво на нее покосился.

- Думаете, нас слушают? – спросила мисс Шеридан, массируя свободной рукой его висок и шею.

- Уж конечно.

- Дядя как-то сказал, что когда люди говорят, они проговариваются. Может, нас потому и оставили вместе?

- Ваш дядя – мудрый человек, – насмешливо ответил Энджел, – но господин учитель напрасно надеется, что я немедленно стану описывать вам процесс в деталях ради светской беседы.

Дверь амбара вдруг пронзительно скрипнула, темноту прорезал треугольник солнечного света. И Маргарет, и ее наставник замерли. Проем заполнила могучая, рослая фигура; затем дверь закрылась. Мазандранец, несмотря на рост и вес, двигался бесшумно и практически сгустился из темноты, как дух. Он нес поднос с кувшином, двумя чашками, плошкой риса, ложками и большой лепешкой. Великан что-то сурово произнес на своем наречии, и Энджел сказал:

- Он хочет, чтобы вы взяли поднос.

Маргарет встала, и мазандранец задал какой-то вопрос. Энджел ответил, медленно подбирая слова. Гигант кивнул и протянул девушке поднос. Она взялась за выступающие бортики и вдруг ощутила, как толстый палец мазандранца задвинул под ее ладонь маленькую, холодную колбочку.

- Сафати бидхур, – значимо сообщил великан и так же величаво, неслышно ушел.

- Что это значит? – Маргарет опустилась с подносом рядом с Энджелом.

- "Сафати" значит чистая, бидхур... гммм, я сказал, что вы моя младшая и пока невинная жена.

- Очень мило с вашей стороны. Угощайтесь, – девушка подала ему миску с рисом и ловко просунула ему в ладонь колбочку. Энджел пристально взглянул на Маргарет, и в его глазах вспыхнул огонек.

***

Бреннон вышел из департамента, хмуро взглянул на тучи, которые натянуло к вечеру, и пошел по Роксвилл-стрит. Тяжело было ощущать, что только что лишился куска памяти, пусть и добровольно. Опасаясь, что хозяин нежити еще и мысли умеет читать, комиссар решительно велел Лонгсдейлу убрать из его, комиссарской, памяти все, что было связано с последними распоряжениями. Натан помнил, что он их сделал, но какие и насчет чего? Консультант, правда, клятвенно обещал вернуть все, как было. Но, направляясь к театру, Бреннон даже не знал, зачем туда идет. В кармане у него лежала бумажка с инструкциями.

Натан обернулся на кафе «Раковина». Он даже не заехал домой, потому что ночевал у Лонгсдейла, а до того носился между департаментом, театром, больницей, «Раковиной» и опять-таки домом Лонгсдейла. Уже впору палатку напротив работы поставить... или, в конце концов, переехать в комнаты над кафе. Комиссар немного покраснел. К таким мыслям он относился с опаской и старался их не думать.

- Вы все же уходите, – с мягким укором сказала Валентина в их последний разговор в спальне консультанта. Джен все еще беспробудно спала.

- Да, пора уж, – Натан посмотрел на часы, чтобы увернуться от взгляда вдовы.

- Вы никому не позволяете делать такие вещи вместо вас.

- А почему я должен позволять? Я и сам могу, – он попробовал отшутиться, почувствовал, что не вышло, и попытался ей объяснить: – Валентина, так будет и дальше. Не всегда, рано или поздно меня выставят на пенсию, но я никогда не смогу продавать пирожные, понимаете?

- Да, – помолчав, ответила вдова, – я знаю. Но вас всегда будут ждать.

Валентина вдруг обняла его, опустила голову ему на плечо, и Натану на миг показалось, что она просто женщина, такая же, как и все. Ее мягкие волосы касались его лица; исходящий от них нежный травяной аромат вновь напомнил ему о том, кто она. Но искушение стало слишком сильно, и комиссар, сдавшись, кашлянул:

- Сначала мы закончим со всем этим, а потом... потом решим.

- Вы не станете плохим мужем только потому, что не хотите продавать пирожные, – со смешком ответила миссис ван Аллен. – Да вы и не сможете. У вас нет никакой склонности к продаже пирожных. Вам и пуговицу не по силам продать.

На прощание она его поцеловала. Натан до сих пор чувствовал, что мурашки маршируют по спине целыми батальонами. Он же мужчина, это он должен проявлять настойчивость и делать шаги в этом направлении! К счастью, впереди показался театр, и комиссар с облегчением отрешился от этих мыслей. В конце концов, стоит ли переживать о своих пятидесяти годах, когда разница в возрасте исчисляется столетиями?

Вокруг театра стояло ограждение, сколоченное на скорую руку из досок, тут же бдели семеро полицейских. Бреннон спросил насчет обстановки, но к театру никто не приближался (еще бы! после вчерашнего-то!), и внутри было тихо. Комиссар кивнул, велел назад его не ждать и поднялся по ступенькам.

Следы погрома в фойе были налицо: растертые по полу пятна крови, разбитые зеркала, хрустящие под ногами осколки, перевернутые и сломанные банкетки, из-под изодранной тафты лезла набивка. Люстры были сорваны и разбиты. Все выглядело бы как последствия массовой драки, если бы не длинные полосы от когтей там и сям. Вампирки ухитрились расцарапать даже мраморный пол.

Комиссар достал листок с инструкциями. Почерк был его собственный, и это оказалось весьма неприятно: читать написанное им самим письмо, о котором он ничего не помнит. Тем не менее, инструкции были ясны, и Натан приступил к делу.

Он извлек из кармана две склянки, открыл одну и выплеснул ее содержимое на самое целое зеркало. Зелье растеклось, затягивая поверхность темно-синей пленкой. Когда она застыла, Бреннон вскрыл колбу с чем-то дымчато-клубящимся внутри и прижал ее к зеркалу. Дымчатость поползла из колбы в стекло, расползалась внутри тонкой шевелящейся паутиной, но когда Натан потрогал зеркало, то не нащупал ничего, кроме бархатистой гладкости. Дымка ползала внутри, словно ощупывала края зеркала, искала путь наружу; а потом поверхность начала светлеть.

Сперва были лишь слабые очертания, но спустя несколько секунд в зеркале отразилась каюта корабля. Правда, до Бреннона не сразу дошло, что это каюта – от кучи мазадранских безделушек, мебели, ковров, подушек и покрывал у него зарябило в глазах. Он даже не сразу нашел в гуще этой роскоши бритого налысо человека в белых мазандранских одеждах. Тот полулежал на софе, читая книгу, но вздрогнул, поднял голову и уставился прямо на комиссара.

- Здрассь, – мрачно сказал Бреннон.

Бритый тип всполошился, как курица, взвился с подушек, что-то завопил на языке, который комиссар давно не слышал, но было поздно: Натан уверенно шагнул вперед, прямо в зеркало, обдавшее его колючим холодом. Поверхность была стеклянной и жидкой одновременно, так что он прошел сквозь нее, как сквозь студень, и ступил на пушистый ковер. Бритый тип отпрыгнул от комиссара за спинку софы, выставив перед собой разрисованную рыжими узорами руку. Натан узнал менди.