Ричард Ламберт - Дорога волка [litres]

Моё сердце стучало об рёбра, моя дубинка стучала об землю.

Он чего-то хотел.

Волк может услышать сердцебиение за милю.

Почуять адреналин.

Я был добычей.

Дубинка стучала об землю. Каменки летали над зимней травой. Свежие побеги папоротника, свернувшиеся, как кулачки младенца, готовились распуститься. Вода с грохотом спускалась с горы.

Волки любят высокие хребты. С них просто заметить добычу внизу. Мне на ум пришли красные точки на карте Шеридана. На хребтах над двумя долинами.

Я добрался до лестницы через каменную ограду и пошёл по тропинке дальше, к водопаду.

До того места, где я видел мёртвую овцу, и дальше. Выше, чем прежде. Деревня за моей спиной. Ферма Бенедиктов. Ясное, чистое небо. Далеко в долине низкое солнце отражалось в озере.

Впереди – вершина холма. Снег покрыл её и заполнил расщелины на склонах. Здесь просто увидеть и быть увиденным.

Гора как будто навалилась на меня всем своим весом, пока я поднимался. Полчаса. Час. Тропинка стала тоньше. Ничего не двигается, только полосатые жаворонки мелькают в воздухе и пропадают, садясь в траву.

Я остановился. Передо мной лежали экскременты. Прямо на дороге – нарочно. Облепленные пушистой шерстью, ни следа пыли. Я присел и ткнул их ножом. Волки метят территорию, как предупреждение для других волков. Помёт – их язык. Я разрезал его ножом. Пошёл пар. Значит, недавний. И его точно оставил хищник: внутри был непереваренный кусок шершавого овечьего копыта.

Это было приглашение. Отметка на карте.

Я пошёл дальше. Путь к вершине преграждали высокие валуны. Я понял, что мне придётся карабкаться, а не идти. Кратчайший путь к хребту был справа от меня. Я свернул с тропы и пошёл по крутому, почти вертикальному склону. Двадцать минут спустя я, вспотевший и тяжело дышащий, стоял у хребта.

Другая сторона была ещё круче той, по которой я поднялся. Вертикальная и каменистая. Я шёл по хребту как по лезвию бритвы.

Утро перешло в день. Вершина горы надо мной становилась тем больше, чем ближе я подходил. Я вспомнил Бака из «Зова предков», который тянул сани через заснеженные перевалы.

Я дошёл до подножия вершины и полез вверх. Здесь было много надёжных мест, за которые можно было зацепиться. За спиной раздался рык реактивного самолета. Я обернулся и через плечо наблюдал за чёрным истребителем. Блеснув кокпитом в лучах солнца, он скрылся из поля зрения. За ним следовал режущий уши рёв.

Щёки болели от ледяного воздуха. Перед вершиной закружилась голова. Мои кроссовки сцепились со сланцем, заскользили по льду. Секундная неустойчивость, и я стою на вершине мира.

Зелёные и гранитные горы. Огромные. Внизу, в долине, я был в их тени, в плену. Здесь, наверху, я как будто нашёл путь к свободе. Я нашёл путь к свободе. На западе блестело море. На юге – залив. На востоке виднелись Пеннинские горы, а на севере терялась в морской дали ветряная ферма.

Теперь, если я был ему нужен, – он увидит меня, услышит меня, учует меня.

Я стоял на вершине, и воздух холодил меня.

В горах звук путешествует дальше. Может быть, воздух здесь реже из-за тишины. Теперь я слышал разговор двоих, идущих по хребту за моей спиной. Между нами добрых полмили, но слышно так, будто они стоят от меня в нескольких ярдах. Я не разбирал слов, но, судя по постоянному быстрому щебетанию, они говорили о ерунде. А потом я услышал другой звук, точно он был близко.

Вой.

Я не был уверен, откуда он исходил. Не из бабушкиной долины, но, может быть, из другой, за ней. Я пытался понять, из которой. От вершины расходилось несколько хребтов, как спицы в колесе.

Снова вой.

Я выбрал.

Я нашёл протоптанную тропинку. В животе заурчало, и я пожалел, что не взял еды. Я стукнул дубинкой по камню.

Полчаса спустя хребет превратился в широкое поросшее травой плато. Солнце немилосердно жарило. У меня начала болеть голова, я прикончил воду.

Потом передо мной встал выбор. Идти направо, по тропинке, или налево, в долину поменьше, где были ручей и лес. Там над лесом в воздухе кувыркался ворон. Он упал, будто забыл, как летать, и исчез за деревьями.

Туда я и пошёл.

Спуск занял больше времени, чем я ожидал. Трава была скользкой. Дважды я поскальзывался и падал на землю. Теперь пригодилась трость-дубинка. Я спускался и спускался, пока наконец не достиг долины. Ручей был чистым и чёрным. Я присел на корточки, сложил руки, зачерпнул холодной воды и выпил. Утолив жажду, я сел на траву.

Вокруг было тихо и спокойно. Мои глаза начали слипаться.

Коренные племена Америки верили, что волки могут перемещаться между нашим миром и миром духов. Что Млечный Путь – это Волчья Дорога, по которой путешествовал первый волк. И когда люди убили первого волка, тогда в мире и появилась смерть. Христиане верят в загробную жизнь. Я ни во что не верю. Не знаю, почему, просто не верю. Да и какая разница? Даже если я поверю, мои родители всё равно останутся мертвы.

Солнечные лучи падали на поверхность ручья, пузырьки сверкали в них, а камни вниз по течению были сухо-серыми.

На одном из этих камней сидела маленькая жёлтая птичка. Я не знал, как она называется, никогда таких не видел. Тонкая и длинная, она то и дело слетала с камня, точно собираясь сбежать от ручья, но потом возвращалась. Я видел, как она делает это два или три раза. А потом я понял: она ловила насекомых. Мне стало от этого радостно и грустно. Радостно потому, что я смог догадаться. Грустно потому, что я знал, что папа смог бы мне рассказать это, будь он жив.

Грусть не уходила. Я думал о том, какую взбучку мне устроит бабушка, когда я вернусь. Сколько прискорбных неприятностей я ей доставил. Именно прискорбных: я напоминал ей о её мёртвой дочери. Я думал о школе, о Дебс и о том, как она оттолкнула меня – так же быстро, как эта жёлтая птичка ловила насекомых. Я думал, что будет лучше поселиться здесь, жить вот так, среди зелени и воды, с жёлтой птичкой. А потом будто бы говоря: «Да, всё верно, приятель, тебе стоит тут поселиться», толстая тёмная птица выпорхнула из-под берега и понеслась вниз по течению, к лесу. Там она села на воду, как утка-недоросток, и нырнула. Я ждал, пока она вынырнет. В это время из-под берега вылетела вторая птица, за ней третья, все сели в разных местах и нырнули. Первая птица вынырнула и понеслась вниз по ручью, вторая и третья – за ней. Они вместе исчезли под ветками деревьев.

Я лёг и закрыл глаза.

А потом уснул.

Когда я проснулся, солнце уже скрылось за горами, я был в тени. Стало холодно. В голове пульсировала начинающаяся головная боль. Я наполнил бутылку водой из широкого мелкого ручья и выпил, надеясь, что это поможет. А потом пошёл вдоль него. Жёлтая птичка пропала, как пропала магия журчания воды. Я вошёл в лес, в котором начинало темнеть. В гаснущем свете было трудно разобрать очертания. Ручей отклонялся в сторону, и сбоку от меня земля вздымалась так высоко, что образовывала короткий крутой обрыв на берегу. Другой берег был покрыт камнями. Я полз по обрыву, поворачивая вместе с ручьём. А когда остановился, на другом берегу, на каменном пляже, стоял волк.