Анастасия Гор - Ковен заблудших ведьм [litres]

Коул сконфузился и нерешительно покачал головой, а потом так же нерешительно кивнул. Цокнув языком, я повесила ловца ветра себе на шею и обхватила руками морду Кэссиди, притянув к себе. Взгляд глаза в глаза – ее янтарная радужка отразила солнце, и зрачки сузились, внимая моему призыву, идущему откуда-то изнутри. «Ничего не бойся. Я просто хочу, чтобы ты меня слушалась, – произнесла я одними губами. – Иди туда, куда нужно».

Кэссиди ударила копытом о землю и незамедлительно склонила голову, позволяя мне взобраться в седло.

– Ну!

Мне даже не потребовалось пускать в ход стремена или поводья, чтобы Кэсси поскакала по тропе Гидеона. Коул едва поспевал за нами, на ходу вскочив на Меркурио и перейдя на галоп. Удержаться на скачущей лошади оказалось непросто, но мое тело словно срослось с ней, подстраиваясь под каждое ее движение и изгиб рельефных мышц. Я чувствовала зверя, которым отчасти была сама, а она чувствовала меня.

Вся дорога действительно была увешена музыкальными подвесками: я следовала за мелодичным пением железа, колокольчиков и кристаллов. Трава щекотала лодыжки, и мы прорывались через лес, следуя от одного ловца к другому, пока вдруг не сошли с тропы.

– Здесь ловца быть не должно, – сказал Коул, притормозив у сваленного дерева, на сучке которого висел маленький поющий талисман. Стрелка указывала прямо в сердце леса, откуда текла симфония, зовущая нас. – Он показывает в другую сторону от фермы… Его повесил не Гидеон.

– Ферн, – поняла я, слегка оттянув поводья. Вскоре заросли стали гуще, а небо над головой, закрытое верхушками кленов, темнее. – Нам точно сюда.

Мы проехали верхом еще полмили, прежде чем лес сделался слишком густым и запутанным, и пришлось спешиться. Ведя Кэсс за собой, я прошла мимо одного ловца ветра, затем второго, а после, ведомая их музыкой, вышла на открытую поляну.

Там висел последний ловец – окровавленное собачье сердце в паутине из красных нитей с амулетами из серебра.

– Он не забрал Бакса с собой, – сглотнул Коул, стоя напротив высокого ясеня, в корнях которого разлагалась черно-серая туша бездыханного пса с остекленевшими глазами. – Он принес его в жертву.

– Здесь они провели обряд посвящения, – прошептала я, осматривая центр поляны и замечая обрывки вещей, забытых на пепелище. – Здесь Гидеон стал атташе Ферн.

Ритуальный клинок атам, догоревшие факелы, бутылка из-под красного вина, клубки пряжи… И «вещь, самая близкая твоему сердцу, на которое отныне лишь ведьма имеет право».

А еще пожелтевший от жара костра пергамент, кощунственно приколоченный гвоздем к древесной коре прямо над несчастной собачьей тушей.

– Что-то не так, – сказала я, сняв листок с уцелевшей частью текста. – Это другое заклинание. Концовку изменили.

«Я привнесла в его клятву пару авторских штрихов».

Коул превозмог себя и, стараясь не опускать глаза на разлагающийся труп лучшего друга Гидеона, смердящий гнилью, подошел поближе.

– Ветер последует к устам твоим, когда станет нечем дышать. И солнце последует за тенью твоей, когда перестанешь видеть. И пламя последует впереди тебя, когда враги захотят навредить. Я же есть и ветер, и солнце, и пламя – я тоже последую за тобой. И звезды будут там, где ты будешь. И я буду как эти звезды. Мой свет – моя охота. Моя охота – охота на врагов твоих, – прошептал он, даже не глядя в текст, прекрасно помня эти слова наизусть.

– Покуда горит твоя звезда, горит и моя, – продолжила я, развернув к нему листок. – Погаснет твоя звезда – погаснет моя. Неразрывно, связано, вечно.

– Хм, – нахмурился Коул. – Концовка и впрямь другая.

Чувство опасности, выворачивающее душу наизнанку и не утихающее с той самой ночи, как в Шамплейн заявилась Ферн, проявилось с новой силой и наконец нашло свое объяснение.

– Вот почему ему пришлось убить Бакса… Нужна была жертва посерьезнее. Это значит, что жизнь Гидеона теперь зависит от жизни Ферн, – выдавила я, оседая под свинцовой тяжестью этого осознания. – Умрет она – умрет и он.

Коул побелел как полотно. Без лишних церемоний вырвал у меня из рук пергамент и пробежался по нему глазами. Затем смял его и швырнул себе под ноги, хорошенько растоптав.

– Идиот! – завопил он так громко, что напугал лошадей, привязанных к соседнему дереву. – Он обрек себя на гибель!

– Вот почему Гидеон это сделал…

– Решил красиво покончить с собой?! Да, я уже понял!

– Нет. – Я замотала головой, выпрямляясь и стараясь правильно подобрать слова.

Видение. Черные ногти, бегущие по выгнутой мужской спине. Шершавые пальцы, рисующие новые шрамы поверх старых. Надежда на взаимность, которую он милосердно дал ей, проглотив собственную ненависть.

– Что происходит, когда ведьма влюбляется в своего атташе? – спросила я, проводя рукой по своим волосам и зажигая метку на наших руках, чтобы это почувствовал и Коул.

– Связь становится двухсторонней, – ответил он, невольно покрывшись мурашками от моего жеста.

– Да… связь становится двухсторонней. В заклинании Гидеона смерть – тоже часть связи.

– Ты хочешь сказать…

Коул осекся на полуслове и вперил невидящий взгляд в лошадей, которым нравилось наше пребывание здесь не больше чем мне. Магия пропитала эту землю: она была в пепле, оставшемся от кострища, в вещах, преподнесенных в дар лесу, в мертвом животном, которое закрепило своей кровью колдовской уговор.

«В тебе больше нет ничего своего».

– Гидеон… в отношениях с Ферн? – Коул наконец набрался сил произнести это вслух и истерично хохотнул, найдя это настолько же нелепым, сколько и гениальным.

– Не думаю, но уверена, что он воспользуется шансом влюбить ее в себя и остановить, если такой подвернется. Тем более… Я кое-что видела, – призналась я. – Сегодня. У озера Нимуэ. Тебе это не понравится…

К счастью или сожалению, но меня перебил вибрирующий телефон Коула. Мы оба вздрогнули от неожиданности, и он молниеносно выхватил его из кармана жилетки.

– Сейчас не лучший момент… – начал он угрюмо, поднеся телефон к уху, но тут же отстранил его, оглушенный криком, раздавшимся на том конце. – Что?.. Ты серьезно? Уф, ладно. Да понял я, понял! Выезжаем. Ты черствая, как корочка хлеба. Нельзя быть такой! – Он бросил трубку и коротко объяснил: – Тюльпана звонила. Сказала, у нас на пороге Аврора, и она требует, чтобы мы немедленно вернулись.

– Аврора? – опешила я. – Она в Шамплейн?.. Черт побери! Нимуэ что, каждого встречного теперь пропускает?! Ладно, поехали.

– Но твои видения…

– Расскажу в машине. Надо спешить – Аврору нельзя заставлять ждать. Когда ей скучно, весь остальной мир становится ее личной песочницей.

После того как мы вернулись на ферму, переоделись, забрались в синий джип и тронулись с места, слова полились из меня потоком. Я пустилась в такие детальные описания пейзажей, событий и лиц, которые пришли ко мне в те мгновения на озере, что сама поразилась своим задаткам графомана. Коул слушал внимательно и ни разу не перебил, даже тогда, когда я принялась максимально тактично передавать ему сцены с участием Гидеона и Ферн. Только побелели его пальцы, сжавшие руль, – в остальном он остался сдержан и непроницаем, съев свою внутреннюю ярость раньше, чем она съела бы его. Стараясь плавно обогнуть непристойные подробности, я перешла к финальной части, которую оставила напоследок, как оставляют самое невкусное на праздничном столе.