Анастасия Гор - Ковен заблудших ведьм [litres]

– Имеешь в виду, они тянутся к тебе, потому что ты можешь их видеть? – уточнила я, и Диего слабо кивнул, разглядывая руны на своих руках. Лишь теперь, изучая вязи из манназ и беркано, я понимала, что они символизируют вовсе не смерть, а защиту от нее.

– Те, кого ты слышала, мои старые друзья. Наверняка это был Винсент или Аббас. Раньше они не являлись сюда, потому что…

– Потому что все твои силы уходили на Рашель, – закончила я за него, прозрев. – Черт. И что, поблизости теперь вечно будут шариться настырные духи?

Диего почесал затылок, устраивая на голове образцовое безобразие, и я вздохнула, смиряясь с тем, о чем еще давно предупреждала мама: каждая новая ведьма – это не только польза, но и проблемы. Вместе с клятвой Верховная берет на себя и то, и другое. Ох, сколько же мудрости было во всех ее словах!

Диего вымученно улыбнулся. Где-то там, глубоко, в нем горело неистребимое чувство вины за то, кем он являлся. Я не имела права подбрасывать дров в этот огонь, поэтому только небрежно фыркнула и взяла банки с вареньем.

– Ничего страшного. Мы потерпим. У нас ведь необычный ковен, так? Просто скажи своим призрачным друзьям, если будут подглядывать за мной в душе – я изгоню их в адово пекло.

– Они учтут, – пообещал Диего на полном серьезе и, оставив форточку приоткрытой для Баби, учтиво придержал передо мной дверь, прежде чем отцепить с вешалки кожаную куртку и начать собираться.

Тюльпана, взбешенная моим долгим отсутствием, появилась в коридоре как раз в тот момент, когда я уже тянулась к бронзовой ручке двери.

– Недурно, – похвалила она мои труды, обмакнув в одуванчики чайную ложку и настороженно лизнув ее. – Сгодится. Можем начинать.

Зал встретил меня уже принаряженным и подготовленным: повсюду стояли тростниковые свечи в лампадах и канделябрах. Вся мебель, включая рояль и диваны, передвинулась в угол, освободив центр для красного покрывала и трех подушек. Между ними возвышались зеркала высотой с Коула. В отражении каждого плясало пламя, создавая бесконечный коридор из света, – из-за этого зал казался раза в два больше. Камин благоухал: чувствовались семена сандала и мирры. Плотно запахнутые и подвязанные шторы не пропускали ни одного лучика солнца – казалось, в этом зале царит ночь, повернув время вспять, пока за его пределами по-прежнему правит день. Я услышала хруст, наступив на ивовые прутья: выложенные вокруг подушек и между зеркал, они образовывали пересечение трех фаз луны – полумесяцы растущей и убывающей, а между ними – полная. Внутри нее стоял алхимический столик с двумя дымящимися кубками. Один был массивный, из золота с малахитом и рубинами, а второй – невзрачный, из темного дерева с художественной резьбой в виде бегущих оленей и виноградных лоз.

– Ну наконец-то, – вздохнула Аврора, с хрустом потягиваясь на жаккардовой обивке кресла. После смены обстановки ей пришлось пересесть ближе к огню, у которого она грела по-старчески мерзлые ноги со взбухшей сеточкой вен. – Почему так долго? Если не Вестники меня убьют, то скука. В этом доме совершенно нечем заняться!

Проигнорировав ее, я села на одну из бархатных подушек рядом с Тюльпаной, помогая готовить напиток.

Стихийные элементали, вырезанные на углах столика в соответствии со сторонами света, источали будоражащее тепло, стоило приложить к ним ладонь. В алхимии я разбиралась значительно лучше, чем в некромантии, но все равно не понимала, что задумала Тюльпана. Подав ей откупоренную баночку с розовым вареньем, я проследила, как она размешивает его в кубке с красным вином, пахнущим ежевикой. Затем она проделала то же самое с белым цитрусовым, разбавив его несколькими ложками одуванчикового сиропа. И в тот и в другой кубок посыпался порошок из толченого ячменя и морской соли, а завершился рецепт нашей с Авророй кровью.

– Руку, – попросила Тюльпана, берясь за острый ритуальный атам и ставя кубок перед Авророй, которой Коул любезно помог усесться на третью подушку.

Она без колебаний стянула замшевую перчатку и подала раскрытую ладонь. Так же быстро и непринужденно Тюльпана чиркнула по ней лезвием. Сквозь пальцы, обвитые чернильными венами, побежала кровь – такая же черная, как та магия Шепота, что отравила Аврору и теперь отравляла меня. То была даже не кровь, а яд – не зря Нимуэ пришла в бешенство, отведав его в своем озере.

От мысли, что мне придется испить это, я содрогнулась.

– Что такое, Одри? – принялась подтрунировать надо мной Аврора, натягивая перчатку обратно и даже не удосужившись перевязать руку. – Уже передумала?

– Ни за что, – прошептала я, подавая Тюльпане свою руку, которую она порезала и склонила над простым деревянным кубком.

Это оказалось больнее, чем я ожидала, – кровавая жертва никогда не давалась просто. С шипением отняв руку, когда кубок наполнился кровью больше чем на четверть, я схватила с пола полотенце и улыбнулась от нежности, когда Коул наклонился и завязал его вокруг моей ладони.

– Фу, – скривилась Аврора. – Можно не при посторонних?

Коул несколько раз проверил, остановилась ли кровь, и лишь затем отошел к двери, чтобы исполнить свой долг атташе: не мешать, но блюсти мою безопасность. Я же с головой нырнула в колдовство, позволив себе забыться и утонуть в своем природном естестве.

А затем пришел он – дар сотворения . Возможность созидать, лепя мироустройство, как пластилин. Мне доводилось видеть его на практике лишь единожды, и тогда Виктория прогнала меня из своего кабинета, пустив в ход летучих мышей, которые кусались в десять раз больнее, чем Штрудель. Эта магия требовала недюжиной концентрации, силы воли и даже самопожертвования. Порой Верховная отдавала столько магии, когда пряла новый миропорядок, что после не могла держать ложку еще двое суток.

Тюльпана распустила косы и глубоко вдохнула, а затем выдохнула, и вместе с ее дыханием разнеслось пламя, зажигая тысячу свечей по кругу. Их оказалось куда больше, чем казалось на первый взгляд: они вспыхнули и озарили комнату, превратив залу в священный храм трех ведьм – трех врагов и друзей в одном лице.

– Старица, – произнесла Тюльпана, зажигая фитиль мирры и рисуя им круг над головой Авроры. – Мудрость, покой, смерть.

Аврора закрыла глаза, вдыхая травяную дымку, а затем Тюльпана зажгла соседний фитиль – вербену – и повторила то же движение, только уже над собой.

– Мать. Зрелость, плодородие, пик, – сказала она и закончила, подпалив стручок ванили и проведя надо мной: – Дева. Волшебство, обещание, рождение. У тебя столько же имен, сколько и лиц, – Артемида, Селена, Геката. Истинное же – Эрешкигаль, триединая богиня, великое женское начало, супруга Рогатого бога и властительница Иркаллы. В твоем лоне рождаются звезды, в нем же они умирают. Сейчас ты благословляешь клятву, что дает Старица Деве, а Мать – скрепляет.