Анастасия Гор - Ковен заблудших ведьм [litres]

Я сосредоточилась, взвешивая каждое звено заклятия. Невнимательность могла стоить мне жизни. На ведьм Эдлер нельзя было слепо полагаться: они легко вплетут лазейку в неправильную формулировку и оставят тебя с носом.

Пламя свечей всколыхнулось, отбрасывая непропорционально длинные тени. Краем глаза я уловила движение, и в ту же сторону повернул голову Коул. Очевидно, мне не померещилось, и одна из проворных теней действительно юркнула в камин, сливаясь с ним, но не сгорая. Запах, исходящий от пропитанных снадобьями поленьев, потяжелел. Ароматный дым заполнил залу, как если бы здесь бушевал пожар. Но он не был удушающим – лишь сладкий фимиам, очищающий все, чего коснется. Он лег на нас троих, как невидимая печать, и скрепил нерушимыми узами. Соль вперемешку с хворостом, которыми были выложены три лунные фазы, загорелся, едва не подпаля ковер.

– Старица Аврора Эдлер, – обратилась к ней Тюльпана, и тени вокруг сгустились. – Вручишь ли ты Деве Одри Дефо власть над своим ковеном в час великой нужды? И станут твои ведьмы ее ведьмами, все до единой. И будут они служить ей так же верно и беспрекословно, как и тебе. Испей крови Девы, если согласна, и ни у кого не будет над тобой большей власти, чем у этой клятвы.

Деревянный кубок с белым вином, одуванчиками и моей кровью застыл у губ Авроры, но она не спешила прикладываться к нему. Несколько секунд ее сомнений длились целую вечность. Жемчужное ожерелье стягивалось плотнее, а ее магия тлела на глазах, унося с собой последние крупицы блеклой жизни. Выбор, от которого зависели мы обе.

Я затаила дыхание, наблюдая за тем, как меняется отражение лица Авроры в зеркалах – неизбежное смирение, а затем отвращение от глотка терпкого варева. На миг мне почудилось, что одно из отражений подмигнуло мне, пока другие осушали кубок до дна, крепко жмурясь.

– Дева Одри Дефо, – Тюльпана повернулась, и огонь принялся лизать ее руку шершавым языком, когда она пересекла границу круга, протягивая мне драгоценный кубок, – прими услугу Старицы, для коей ты станешь Верховной в час великой нужды. Да будешь ты править ковеном ее мудро и милостиво, пока нужда в том не отпадет. Испей крови Старицы, если согласна.

Красное вино оказалось вяжущим и сладким, с оттенком розового масла и металлическим послевкусием. Оно тяжело осело на языке и мгновенно ударило в голову, налив ее свинцом. Проглотив все до капли, я облизнулась и отставила кубок, чувствуя, как наливаюсь и пухну от жара. Меня накрыло эйфорией, а Аврору – слабостью, с которой та откинулась на подушку, едва не задев круг из хвороста и не подпалив себе волосы.

Тюльпана со звоном соединила два пустых кубка и вскинула руки над головой:

– Да будет так!

Все свечи потухли, и знаки лунных фаз тоже. Лишь камин мигнул, будто чихнул от наведенной нами пыли, и продолжил трещать дальше. Все перед моими глазами плыло, но я сфокусировала взгляд на Коуле, подскочившем к Авроре: глаза у той закатились, а рыжие волосы за считаные секунды припорошило инеем седины.

– Одри, – позвал он, пока Тюльпана оглядывала царящий в зале кавардак как свидетельство свершенного волшебства, которое можно было с гордостью вписать в ее ведьмовское портфолио.

Подчинив себе вялое тело, я подползла к Авроре и уложила ее на церемониальное покрывало, сдвинув белый воротничок платья, чтобы найти застежку.

– Быстрее, – поторапливал Коул, глядя на меня потемневшими глазами, в которых читалось столько же тревоги, сколько и восхищения. – Сердце еле бьется.

Я кивнула и поддела застежку ногтями, мимолетно пройдясь пальцами по черно-белым жемчужинам и любовно погладив каждую. Вестники даров откликнулись, потеплели и, расслабив нить, выпустили Аврору из стальных клещей, позволяя мне снять их и навсегда вернуть себе.

– Вы мои, – прошептала я, надевая ожерелье. Оно обняло мою шею, приветственно жужжа. – Я больше никому вас не отдам!

– Мама?

На лице Тюльпаны, склонившейся над неподвижной Авророй, застыл испуг, который прежде мне видеть не доводилось, – тайная фобия каждого ребенка, всплывшая на поверхность нежданно-негаданно.

Аврора зашевелилась, завертела головой, и Тюльпана облегченно выдохнула. Мы втроем отодвинулись, давая ей больше пространства и воздуха, когда она села, приходя в себя – все еще старая и высушенная, но хотя бы живая. Она внимательно ощупала свою шею – медленно, сантиметр за сантиметром, будто боялась снова обнаружить там жемчуг, – а потом просияла и захлопала в ладоши от радости.

– Наконец-то! – закричала она на весь дом. – Ох, сколько же мужчин мне придется принести на алтарь Идунн, чтобы снова стать красавицей! Пожалуй, стоит попробовать девственников.

Коул красноречиво сложил руки на груди. Аврора не заметила его, оттолкнув и бодро поднявшись на ноги. Трость была ей больше не нужна.

– О! Чуть не забыла, – подпрыгнула она, запуская руку в карман своего струящегося платья, чтобы вложить мне в перевязанную ладонь прозрачный кристалл с двенадцатью идеальными гранями, перемотанный медной проволокой и пульсирующий лиловым светом в такт моему сердцебиению. – Нашла это у вас на пороге, когда пришла. Похож на тот, что был у Тюльпаны. Видимо, Ферн прислала подарочек.

«Я свяжусь с тобой, когда придет время».

Внутри похолодело. Я стиснула кристалл и злобно сверкнула глазами на Аврору, вовсю прихорашивающуюся возле одного из ритуальных зеркал.

– И ты говоришь об этом только сейчас?!

– Да забылось как-то. Когда умираешь и ползешь на издыхании к своему врагу просить о милости, становится не до передачек.

Я закипела, как чайник, но Коул обнял меня, возвращая в мир адекватности и здравомыслия, к которому Авроре не мешало бы приобщиться. Пусть и не сразу, но, успокоившись, я раскрыла ладонь с кристаллом, пытаясь понять, чего ожидать от него и от Ферн.

– Одри…

Скрипнула дверь. За ней, робко переминаясь с ноги на ногу, завернутая в розовое одеяло вместо пижамы, стояла босая Морган со встрепанной головой и вмятиной от подушки на щеке.

– Извините, я не помешала? Где можно найти Сэма, чтобы он приготовил вафель с кленовым сиропом? Я жутко голодна!

Это был очень одинокий день.

Дом опустел за считаные часы: Зои, обняв напоследок каждого, загрузила вещи в машину Сэма и помчалась с ним к вокзалу, опаздывая на экспресс, идущий прямиком до аэропорта Нью-Йорка. Утром ее ждал рейс на Новый Орлеан. Рафаэль и не догадывался, что следующим утром покой ковена будет нарушен и на порог заявится та, что захочет отнять его «самый лакомый кусок». Перед выездом Сэм захватил с собой несколько упакованных ланчбоксов – ему предстояло пробыть в Берлингтоне до конца недели, чтобы решить вопрос с арендой квартиры, в которой он больше не нуждался. Исаак уехал тоже: в местной старшей школе катастрофически не хватало учителей, а «сидеть на шее у родной дочери», как он выразился, было унизительно. Раньше мой ковен и так можно было пересчитать по пальцам, а теперь для этого и вовсе хватало одной руки.