Анастасия Гор - Ковен заблудших ведьм [litres]

– Что еще мне надо знать о Белтейне? – осторожно спросил Коул, пока мы брели в центр поселения на звук горна и барабанов.

На пустыню уже опустились сумерки, и все домики, что мы проходили, смотрели нам вслед темными безжизненными окнами: ни свечи, ни искорки. Темным-темно! Чем дальше нас уводили блуждающие огни, тем плотнее становился воздух.

– Никаких жертвоприношений, не беспокойся. Максимум сожжение соломенной куклы, – сказала я Коулу то, что он надеялся услышать, такой домашний в этих хлопковых одеяниях, похожих на те, в которых мы праздновали Самайн Вуду. В них он вполне мог сойти за местного, если бы тигриные глаза не смотрели так настороженно, высматривая угрозу в каждом проходящем мимо ведьмаке.

Вскоре показались незажженные факелы, выстилающие дорогу к холму, и блуждающие огни привели нас к толпе, что потоком стекалась сюда. Играли лютни, флейты и диджериду, дети поедали карамельные яблоки, а взрослые набирали черпаками медовуху из бочек.

– Что они делают? – поинтересовался Коул, наблюдая, как молодежь наворачивает круги вокруг Майского шеста, держась за атласные ленты, ниспадающие с верхушки. Юноши всячески пытались набросить их на девушек и повалить наземь, громко подтрунивая друг над другом.

– О… Это такая разновидность флирта. – Я ухмыльнулась, вспоминая, как один из учеников мамы однажды пытался проделать со мной тот же трюк, пока я не бросила его ленточку в костер. – Юноши стараются опутать приглянувшуюся девушку лентой – если удалось, она должна убегать. Сумел догнать – значит, на эту волшебную ночь девушка твоя.

Коул задумчиво кивнул и, не отводя взгляда с хоровода пестрых лент, прижал меня к себе, не давая затеряться в толпе.

Там, на возвышенности, в окружении накрытых столов, ломящихся от ягодных пирогов, уже готовился костер. Луна давала охотникам указания, как сложить поленья из терна и бузины, чтобы костер горел как можно дольше. Ее платье, сотканное из живых цветов и золотой парчи, развевалось на ветру, легкое, как свадебная вуаль… И такое же прозрачное. Косы жемчужных волос были скреплены короной-атурой из терна и роз. Страшно подумать, как от такой тяжести у нее не сломалась шея!

Сделав вид, что она не заметила нас, Луна прошествовала в обход столов, проверяя, все ли готово. В тот же миг, как она махнула рукой, веселье вокруг затихло: ковен отбросил игры и потянулся к кряхтящей старушке с выбеленным лицом, вышедшей к костру под руку с Ворожеей.

– Должно быть, это третья Верховная – Шайя, – прошептала я Коулу, мысленно возвращаясь к ритуалу Тюльпаны и Триединой богине. – Дева, Мать, Старица…

– Тш-ш! – зашипела на меня Гён, возникнув рядом из тени со связкой яблок в руках и лентой, опутывающей ее ноги после забавы у Майского шеста.

Я послушно смолкла, внимая. Голоса Ворожеи и Луны, вставших по бокам от Шайи спиной к костру, раздались нараспев:

– Солнце зашло! Погибла богиня-всадница Рианнон, а юный огненный бог убил старого бога зимы. Сегодня и траур, и праздник: он сочетается браком с его лунной женой Серидвеной. Пусть в эту ночь они наплодят столько детей, сколько на небе звезд, и одарят нас своей любовью, чтобы мы дарили ее всем ныне живущим. Пусть Кейлик Бхаэр бросит свой посох, а холод и ночь уйдут, чтобы наша почва понесла, как молодая дева. Да будет так!

– Да будет так! – вторил ковен, а затем Луна, Ворожея и Шайя чиркнули длинными изогнутыми спичками, припрятанными в рукавах, и искры жадно набросились на сухой хворост.

Красное пламя столбом взметнулось ввысь, и костер вспыхнул, такой огромный, что его было не обойти. Ковен разразился смехом, криком и музыкой, вернувшись к празднеству. Старая Шайя улыбнулась почти беззубым ртом, наклонилась и дала подбежавшей маленькой девочке леденец, а затем Луна мягко взяла ее под руку и увела к деревянной беседке, слишком немощную, чтобы присоединиться к танцам.

– Наслаждайтесь едой и гуляньями, – посоветовала нам с Коулом Ворожея, вложив в руки по спелому красному яблоку. Ее платье было похоже на наряд Луны, но более скромное и изящное, с речным жемчугом и папоротником вместо наплечников. – Майский день – день влюбленных. Белтейн принадлежит вам по праву.

Коул ущипнул меня за бедро, когда Ворожея отошла, и невинно улыбнулся. Я шутливо хлопнула его по руке, но в душе потеплело: ему нравились все эти ведьмовские праздники, и, хотя он не мог расслабиться в окружении незнакомых ведьм, я видела, как влекут его здешние забавы.

– И чем ты хочешь заняться в первую очередь? – спросил Коул, вгрызаясь в свое яблоко и задумчиво озираясь.

– Хм… Как насчет того, чтобы поесть?

Коул ухмыльнулся, ведь хотел предложить то же самое.

– Берегись, охотник! Сегодня граница между мирами стерлась.

Гён, как всегда, выскочила, как черт из табакерки, и отбила ему весь аппетит. Коула бросило в жар лишь от одного ее появления, а когда она повела острым ногтем по его щеке, привстав на носочки…

– Тебе доводилось встречать фейри? Летняя королева Титания любит наведываться на всякие праздники и соблазнять смертных юношей, – проурчала она, и ее зеленые глаза скосились на меня. – А иногда и девушек. Но не бойтесь: Ворожея просила меня присмотреть за вами, так что сегодня вам ничего не грозит!

– Большое спасибо, – буркнул Коул, и Гён втолкнула ему в руки плетеную корзину с весенними цветами, едва он успел проглотить свое яблоко. Боярышник, ландыши, жасмин, тысячелистник, лилии и лоскуты бархатистого мха.

– Если хочешь провести Белтейн с толком, ты должен сплести из них венок, чтобы…

Гён сошла на шепот, потянувшись к уху Коула и прикрыв рот ладошкой, чтобы обрывки их откровений не долетели до меня. Настороженный еще секунду назад, Коул вдруг просиял и часто-часто закивал головой, обняв корзинку. Догадываясь, в какую из традиций Гён посвящает его, но дав ему шанс меня удивить, я направилась к столу с дарами, чтобы приступить к ужину.

Не помня себя от голода, я умяла три куска вишневого пирога и несколько утиных ножек, так и не дождавшись Коула. Даже успела порядком захмелеть от меда, кубок с которым мне любезно предложил один из ряженых. В кругу из факелов проходила торжественная коронация Короля и Королевы Мая – выбирали самого сильного охотника деревни и самую красивую девушку, крася их лица черникой и связывая венчальными браслетами, как воплощения богов. Немного побродив меж шатров, где всем желающим разрисовывали лица хной и гадали на птичьих косточках, я была беспощадно затянута в вихрь хоровода, тянущегося вокруг горящего соломенного чучела.

Все омрачало лишь чувство вины, скребущее на душе: где-то там, далеко, эту ночь будет праздновать мой ковен, раздробленный и одинокий без своей Верховной ведьмы. Стараясь убедить себя, что эта разрозненность временна и следующий Белтейн я непременно встречу дома, я позволила празднику вести меня туда, куда ему заблагорассудится.