Алексей Евтушенко - Вечная кровь

В зеркало заднего вида Сыскарь увидел, как один из «корейцев» развернулся и кинулся в погоню. Ну-ну…

Четвертая. Поворот, еще поворот. Еще. Дымятся тормозные колодки, машину занесло, но он выровнял ход, прибавил газа. Бросил взгляд в зеркало. Погони пока не видно.

– Время? – спросил отрывисто

Хорошо, что ночь и нет машин. Днем они бы не ушли. Правда, фары не горят – обе разбиты, но электрического света на улицах достаточно. Пока достаточно.

– Четверть второго, – сообщила Ирина. – Пятнадцать минут осталось.

– Должны успеть, – уверенно сказал Сыскарь, врубил пятую передачу и прибавил скорость.

Второй раз их попытались прижать уже у самого выезда из города. На этот раз на двух темных «мерседесах», но Сыскарь опять сумел увернуться в самый последний момент. С заносом, но сумел.

Однако ненадолго. Видимо, радиатор, все-таки пробило при ударе, потому что двигатель перегрелся, обороты упали, из-под капота вырывался пар и дым. «Мерсы» сзади нагоняли. Сыскарь сцепил зубы. Симай грязно выматерился, опустил стекло, вытащил пистолет и, не обращая внимания на ухо, из которого обильно текла кровь, высунулся из окна и с левой руки открыл огонь по «мерседесам».

Пах-пах-пах!

Пауза.

И снова: пах-пах-пах! Пах! Пах-пах! Пах-пах-пах!

Один из «мерсов» резко вильнул в сторону, его занесло, и машина на полном ходу врезалась в удачно подвернувшийся фонарный столб.

– Ха! – воскликнул Симай, плюхаясь на место и меняя обойму. – Есть один, – и добавил с чувством. – К-курва!

Сыскарь не знал точно, пройдет ли машина через лес по пешеходной тропинке, хватит ли ширины. Но очень надеялся, что пройдет. И что хватит времени. И ресурса сдыхающего на глазах двигателя. Потому что это был их единственный шанс уйти – нырнуть в портал между мирами. В Дверь. В Ворота.

Час двадцать пять.

Чуть не отрываясь двумя колесами от асфальта, они влетели в поворот с шоссе к лесопарку. «Мерседесы» остались где-то сзади, но вот-вот могли появиться.

Час двадцать пять и тридцать секунд.

«Форд» притормозил, перевалил через высокий бордюр, чуть не срывая с болтов защиту картера; покореженной мордой сшиб наземь хлипкую калитку, предназначенную для пешеходов, помчался на остатках ресурса двигателя к лесу. Если можно применить слово «мчится» к скорости в тридцать пять километров в час.

Час двадцать семь.

Здесь подъем к лесопарковой опушке. На второй передаче, сбросив скорость до двадцати пяти километров в час, они пересекли поперечную аллею с лавочками и фонарями и, наконец, скрылись за деревьями. Позади, внизу, на проезде к шоссе, заметались лучи фар, хлопнули дверцы машин («мерседесы» не смогли или не захотели преодолеть высокий бордюр), и несколько человеческих фигур побежали вверх по склону, надеясь, что двигатель «форда» сдохнет и они все-таки достанут беглецов.

Час двадцать семь и пять секунд.

Фары не горели, вокруг было темно, как в погребе. Кроны деревьев сомкнулись над тропой и закрыли и без того затянутое облаками небо.

– Свет! – командует Сыскарь, сбрасывая скорость почти до нуля. – Симай, фонарик в бардачке, свети!

Мешая русский мат с цыганской руганью, Симай нашел фонарик, включил, высунулся из окна, посветил. Кое-как, с проворством пьяного забулдыги, они продолжали продвигаться вперед.

Час двадцать восемь.

Слева сосна, справа ель. Тропа идет между ними, и видно, что машине не протиснуться.

– Т-твою мать…

Сыскарь выкрутил руль влево. «Форд» на первой передаче, ломая тонкие осинки и подминая под себя кусты, словно гребаный безбашенный (во всех смыслах слова) мини-танк на колесах взвыл перегретым движком и кое-как снова выбирался на тропу.

Час двадцать девять и двадцать секунд.

Вот и поляна. И два знакомых, можно сказать, родных дуба на той стороне по краям.

– Ну давай, родной, еще чуть-чуть, – прошептал Сыскарь и, газуя, переключился на вторую.

По кочкам и неровностям, трясясь и подпрыгивая, «форд» устремился к заветной невидимой черте. Вокруг – никого, и это хоть как-то утешает. Что ни говори, а мирному обывателю, верящему в незыблемость мироздания, силу науки и справедливость государственного строя, не нужно этого видеть. «Вот только интересно – те, кто сзади, они знают о вратах? Да и плевать. Все равно не успеют», – подумал Сыскарь, и за пять, а может быть, и три или даже две секунды до срока (кто их считал, не до часов сейчас), «форд» пересек черту.

И сразу – чистое небо, и с неба спокойно и даже где-то величаво светит луна.

Значит, успели.

– Все живы? – спросил Сыскарь, разворачивая машину и снова выруливая на поляну. – Ириша, ты как?

– А мы…. уже?

– На небо посмотри, – посоветовал Симай.

– Ой, и правда. Луна светит. И звезды!

– Добро пожаловать в мир Леслава Яруча, – сказал Симай. – Здесь почти как у нас, только воздух чище, народу меньше и мобильных телефонов нет.

Яруч что-то невнятно просипел и помахал рукой, показывая, что жив.

– Ага, слышу, – сказал Сыскарь. – И вижу. Молчи, молчи, тебе вредно разговаривать. Кирилл, ты как?

Кирилл не отозвался.

– Кирилл?

Сыскарь остановил машину. Вдвоем с Симаем они вытащили Кирилла и уложили его на траву. Невысокий худенький исследователь аномальных явлений лежал на спине с закрытыми глазами. Со стороны посмотреть – спит человек непробудным сном, устал, бывает. Сыскарь попытался нащупать пульс – не получилось. Ирина потрясенно стояла рядом.

– Что? – спросила она неожиданно высоким и громким голосом. – Что?!

– Не знаю, – ответил Сыскарь. – Боюсь, все.

Ирина прикусила руку, чтобы не закричать. Сыскарь осторожно перевернул тело лицом вниз. Симай держал фонарик и давал свет.

– Вот оно, – сказал Сыскарь.

Автоматная пуля вошла в тело со спины, с левой стороны, на уровне сердца и не вышла наружу. То короткое «ой», которое произнес Кирилл, было последнее, что они от него слышали. Куртка и рубашка под ней намокли от крови.

– Не дышит, – сказал Сыскарь. – Ах, ты ж гадство! Как это плохо, прямо сказать не могу. Достали они нас все-таки.

Ирина молча развернулась, отошла на несколько шагов и остановилась, закрыв лицо руками. Ее плечи затряслись. Сыскарь поднялся с корточек, подошел, притянул ее к себе, обнял.

– Ну-ну…

Она уткнулась ему в грудь и плакала. Сначала тихо, потом навзрыд, всхлипывая и даже поскуливая, потом снова тихо. Он дал ее свой платок, обнимал и все гладил и гладил по волосам. Наконец слезы кончились.

– Прости, – сказала она. – Это нервы.

– Нашла, за что прощения просить. Как ты?

– Бесполезно. Но жить буду.

– Все будем. И пользу найдем. Обещаю.

Они вернулись к машине. Рядом с ней уже стоял Леслав и писал что-то в блокноте. Симай светил ему фонариком. Ирина достала из багажника аптечку, повозилась там, подошла к Симаю.