Соня Грин - Город потерянных [litres самиздат]

– Что? – я схватила его за руку. – Только не говори, что ты останешься.

Ответом на мой вопрос стало угрюмое молчание, что на любом языке мира означало – определенно, останусь .

Мы двинулись дальше. Он ни за что тут не останется! Однажды он бросил меня, и я чуть не поседела от одной только мысли, что могли бы сотворить с ним дикари. Но тогда у меня было точное алиби в виде недоверия к Анне и всей ее колонии, что существенно выигрывало шанс на удачу. Но если он останется, то я уже не узнаю, съели ли его или поймали и выпотрошили все внутренности, сварив глаза как подливку к мозгу. От этого на сердце начинали шкрябать разъяренные кошки, и, когда я упала и Дэвид подал мне руку, чтобы помочь встать, эти самые кошки превратились в разъяренных тигров.

Когда парень посмотрел на меня и улыбнулся своей милой улыбкой, а я сделала все, чтобы он перестал видеть мое лицо.

Боже, что ты творишь, Аза – раздалось у меня в голове, но я, как будто ничего и не было, продолжила идти дальше, стараясь игнорировать его до боли изматывающий взгляд.

Мы шли и только изредка переглядывались, как бы говоря этим, что пока что еще окончательно не тронулись умом. Солнце лежало четко посередине неба, грозясь испечь нам волосы и мозги. По нашим лицам тек пот, язык уже давно пересекал линию плеча и мотался где-то сзади, волосы слиплись в один большой ежик. Кир постоянно спотыкался со своей ношей, пытаясь ее ежесекундно выронить.

Зато Дэвид держался на удивление бодро для человека, который, наверное, ни разу не сомкнул глаз за эти три ночи: перепрыгивал с дюна на дюн, как горная лань, да при этом еще и шутить умудрялся. За это вторая Аза стала потакать мне насчет того, что он действительно поехал умом, а я отвечала ей, что это она действительно поехала умом. На что Аза всегда заканчивала спор такими словами: не забывай, что если ум снесло у меня, то снесло и у тебя , и у меня не оставалось никак аргументов, ведь, по сути, я шла, тихо материлась и мысленно разговаривала сама с собой.

Мы уже хотели было повалиться на песок и отказаться куда-либо идти, как вдруг Дэвид крикнул «вот оно!», и бросился к небольшим песочным иглу, тесно стоящими рядом друг с другом и образующими плотный круг. Мы с Киром переглянулись. Он махнул рукой по направлению к иглу, и я засеменила вслед за Дэвидом, смотря, как Кир бережно кладет Соньку на песок и гладит по голове.

– Подожди! – внезапно я спотыкнулась о собственные ноги и подобно мешку с цементом прочертила ровную яму в песке. Пыль, лежащая сверху, белым слоем взлетела вверх, закрывая всю видимость.

– Ты такая растяпа, – усмехнулся парень. Я поняла, что сейчас он снова поможет мне подняться, и поспешила встать сама, выплевывая песок и пытаясь игнорировать ноющую боль в коленях.

Мы возобновили путь и вскоре дошагали до иглу. На расстоянии вытянутой ладони они уже не казались нам такими миниатюрными, как виднелись, когда были в десяти ярдах от нас. Их стены были сделаны из щебневых и глиняных кирпичей, перевязанных между собой лианами, вокруг были выложены что-то наподобие плиточных дорожек, сходящихся в центре.

– И ты уверен, что карта где-то тут? – шепнула я. Он кивнул.

Мы пролезли между двумя иглу, очутившись в центре. Дэвид дал мне нож, и я выставила его вперед, показавшись самой себе еще более жалкой, чем до этого. Я пошла вслед за парнем, не спеша крадясь и прислушиваясь к каждому звуку. Когда мы дошли до одного из «домиков», мы остановились.

Дэвид вошел во тьму первым, не переставая держать пистолет на вытянутой руке. С секунду стояла тишина, а потом раздались пару мощных выстрелов, заставивших задрожать стены здания. Я пригнулась. Мои внутренности разом завязались в тугой узел, предчувствуя, что сейчас на нас нападет какой-нибудь дикарь, и точно прибьет своим здоровенным копьем.

Настала зловещая тишина. Я стояла, прислонившись к стене, изо всех сил сжимая челюсти и вырисовывая во всех красках убийство единственного парня, который хоть как-то стал проявлять ко мне знаки внимания.

А потом раздался еще ряд выстрелов, и вдруг из-за угла выпрыгнуло какое-то странное черное существо, разом заспешившее к противоположному иглу. А следом раздался разочарованный вздох, свидетельствовавший о том, что карты тут нету.

– Прости, что напугал, – Дэвид вышел из арки и мы вместе пошли к следующему зданьицу. – Я и сам-то присел, когда в темноте завозилась эта крыса.

Я выдавила улыбку, лишь из-за того, что смеяться здесь было бы неуместно.

– Карты нету?

– Не-а, там совершенно пусто. – Он пожал плечами, – посмотрим здесь.

Мы зашли еще в одно иглу, держа наготове пистолет, но, к своему счастью, не обнаружили там гигантского паука или поджидающего дикаря с распростертыми объятиями. Зато мы обнаружили огромную кучу всякого барахла, наваленного буквально до самого потолка.

Тут были и различные книги в кожаных обертках, и перья неизвестных птиц, искусно вплетенных в набедренные повязки, и даже пару копий. В воздухе витал запах жженой бумаги, на одной из стен вырисовывалось небольшое окно, освещавшее всю витавшую здесь пыль. Дэвид по-хозяйски покачал головой и принялся копошиться в одном из завалов. Я уселась рядом, помогая перебирать всякий хлам.

– А знаешь, – на момент он отстранил руки от массивной книги, но вскоре вернулся к делу. – Никогда не знал, что люди могут быть такими волшебными.

Стоит ли напомнить ему, что буквально каких-то двадцать минут назад он сказал, что не хочет возвращаться в Шарлотт?

Я рискнула.

– Брось, Дэвид… – Я отвернулась, – я же знаю, что я прототип Эмили. Не более.

– Возможно, но ты все равно какая-то другая. Да, действительно, я люблю тебя как друга…

Он обхватил мои плечи холодными пальцами и, резко разворачивая, уперся своим прожигающим взглядом мне в глаза.

– Забудь.

– О чем? – я нахмурилась.

– Ну, о том… Тогда, когда дикарь схватил тебя и стал уносить.

При упоминании о поцелуе мурашки на моем теле начали отплясывать тумбу.

– Знаешь, само как-то вышло. Не ожидал от себя такого. Хорошо?

– Хорошо. – Я отвернулась снова, еле сдерживая слезы.

Вот я же тебе говорила, что этот чудак может только расстреливать всех и вся. У него уже давно отбито чувство влюбленности. Не сыпь мне соль на сахар, без тебя и так поняла. Нет, ты не поняла. Поняла. И поэтому ты плачешь, как маленькая фанатка-школьница, которой разбил сердце ее сорокалетний женатый кумир? Это две разные вещи. Ох, Аза, не доведет тебя до добра твое доверие.

Чтобы отвлечься от мыслей о том, что мне раньше казалось началом великих чувств, я с еще большей яростью стала перебирать всякие бумажки.

Но черт возьми, это же неправильно! Обнимать, заигрывать, целовать… И потом делать такое заявление… Абсолютно ровным хладнокровным тоном, говорящим о том, что чувств между нами просто не было и не может быть. Я – лишь прототип его любимой Эмили, не больше. И именно поэтому он не вышвырнул нас троих из своего убежища за шкирку, как немощных слепых котят.