Эд Данилюк - Сыщик Вийт и его невероятные расследования [litres]

Два брата и сестра направились было к лестнице, но навстречу им вышел Кутюк. Добанчуки вынуждены были остановиться.

Тут как раз вернулся Вевюрка с регистрационной книгой в руках.

– За последние десять дней… – стал он переворачивать страницы. – Вот! Двое! Некий господин Иванопулус и… – служащий изумлённо поднял глаза. – Божеслава Зоремировна Добанчук, мещанка города Володимир…

Охранник банка, сообразив, что случилось, немедленно встал подле Кутюка, преграждая детям покойного дорогу. Телохранитель нотариуса поколебался и пристроился рядом.

– Она сняла хранилище номер «девяносто три» на один месяц, – дочитал растерянный пан Вевюрка.

– Пожалуйте ключ от шкафа, – протянул к барышне руку Вийт.

– Не ношу с собой! – воскликнула раскрасневшаяся девушка. – Я не собиралась сегодня посещать хранилище!

– Что ж, мы откроем, – пожал плечами детектив и решительно направился в залу.

Все потянулись за ним. Наследники Добанчука, понукаемые городовым, вынуждены были пойти следом.

– Шкаф невозможно открыть без ключа! – вскричал управляющий на ходу. – Я же вам рассказывал!

Вся толпа остановилась возле номера «девяносто три».

– А он и не закрыт на ключ, – усмехнулся Вийт. – Шкаф ведь запирается только снаружи! Госпожа Добанчук, я полагаю, много дней назад оставила в этом хранилище отобранные Айем Ивановичем инженерные приспособления, какие-нибудь присоски, штанги, насосы да рычаги, а он воспользовался ими сегодня, чтобы закрыться изнутри.

– Так Сирко там! – воскликнул внезапно прозревший Панкрат Надмирович.

– Именно! – постучал рукой по дверце шкафа сыскной надзиратель. – Воздуха внутри мало, так что студент должен постоянно держать хранилище приоткрытым и запираться только при появлении людей. На этот случай, я уверен, Божеслава Зоремировна оставила там кислородную подушку. Или даже несколько кислородных подушек. Наверняка госпожа Добанчук планировала завтра явиться в хранилище в сопровождении братьев и слуг. Ай Иванович бы вылез, наклеил на себя какие-нибудь усы с бакенбардами и вместе с толпой вышел!..

– Вы бредите, господин хороший! – зло бросила барышня.

– Мы вот что сделаем, – Вийт снова стукнул рукой по номеру «девяносто три». – Вы ведь рассчитываете, что мы вскоре уйдём, и эта зала простоит пустой до визита первого завтрашнего клиента. Всё это время Ай Иванович будет держать дверцу шкафа открытой, чтобы было чем дышать. Но мы не уйдём. Я оставляю здесь, прямо здесь, у этой дверцы, полицейский пост. Сейчас подежурят Кутюк и Фирс, а через час их сменят двое городовых. Сколько бы внутри ни было кислородных подушек, их запас уже должен быть на исходе. Сирко либо задохнётся насмерть, либо сдастся. И очень скоро.

– Это бесчеловечно! – воскликнула Божеслава Зоремировна, в отчаянии оглядываясь на братьев.

Те в растерянности переминались с ноги на ногу.

– Я тем временем получу у прокурора дозволение, – продолжал сыскной надзиратель, – и мы с утра пораньше вскроем хранилище. Для вас с этой минуты доступ к шкафу возможен только в присутствии полиции! – детектив обвёл всех сверкающим взглядом и решительно добавил: – Что ж, Фирс, Кутюк, устраивайтесь, а все остальные, пойдёмте! – и он направился к выходу из залы.

Внутри шкафа раздалось какое-то шуршание, что-то щёлкнуло, и дверца номера «девяносто три» распахнулась. Из темноты хранилища на собравшихся уставилась пара испуганных глаз.

В тёмной аллее посреди ночного города стоял паромобиль. Котёл экипажа, остывая, неспешно потрескивал. Вокруг не было ни души. Тишина окутывала спящую улицу.

В экипаже в объятиях друг друга сидели двое.

– Вы меня целуете, – шептала фигура поменьше, стаскивая с головы тюрбан. На её плечи золотым ливнем посыпались роскошные волосы. – А ведь вы после этого обязаны на мне жениться!

Фигура покрупнее издала смешок.

– А вы позволяете мне себя целовать. Значит, вы обязаны выйти за меня замуж!

Они оба едва слышно рассмеялись и вновь припали друг к другу в жарком лобзании. Руки молодого мужчины пришли в движение, но сразу же раздался женский вскрик:

– Это не позволяет вам касаться моего плеча!

– Я случайно! Простите!

Послышалась звонкая пощёчина.

– Но ведь это правда случайность! – воскликнул мужчина, всё-таки убирая руку.

И вновь пригнулся к сладким устам. На некоторое время воцарилась тишина.

– Уже скоро рассвет! – прошептала барышня, с трудом разрывая поцелуй. – Мне пора домой!

Оба невольно взглянули на трёхэтажный дом с мансардой, подле которого как раз и стоял паровой экипаж. Одно из тёмных окон было приоткрыто. С него свисала едва видимая в черноте ночи верёвочная лестница. Она слегка покачивалась под прохладным ночным ветерком.

– В любой момент! – ответствовал мужчина. – Стоит вам лишь пожелать, и я немедленно вас отпущу! И помогу забраться в окно!

Барышня завозилась, устраиваясь в его объятиях ещё плотнее.

– Через минутку! – еле слышно прошептала она.

Фигуры вновь слились в поцелуе, долгом, тягучем, жарком, волшебном.

Где-то вдалеке, на окраине города, раздался едва слышимый, но ясный в такой тишине звук.

– Ой, что это? – воскликнула девушка.

– Фабричный гудок, графиня, – пожал плечами мужчина. – Неужели вы никогда его не слышали?

– Посреди ночи? – недоверчиво переспросила барышня.

– Это для нас с вами ночь! – ответствовал её провожатый. – А для рабочих как раз время просыпаться на утреннюю смену!

Фигурка поменьше покачала головой, от чего её пышные волосы поднялись в воздух.

– Какие странные привычки у простых людей!

Молодой мужчина пожал плечами. Девушка застыла на мгновение, а затем стала декламировать «поэтическим» голосом, с закатыванием глаз:

Барышня остановилась и посмотрела на мужчину. Тот понял, что нужно что-то сказать, и поспешно произнёс:

– Восхитительно! Вы только что сочинили?

– Impromptu! [114] Экспромт (фр.). – подтвердила девушка. Она помолчала немного, а потом воскликнула: – Долго ещё Фирс будет искать воду для котла вашего паромобиля?

– До утра! – рассмеялся её собеседник.

– Интересно, как Фирса звали в детстве, – пробормотала барышня, устраиваясь на плече мужчины. – Вы ведь вместе росли?

– Фирс. Или Тать, – ответил мужчина. – Он ведь Татион, отсюда и Тать…

– Тать… – попробовала на языке барышня. Потом посмотрела в глаза мужчины. – А вас? Как вас в детстве называли?

– Обычно никак, – пожал плечами тот. – Для родных я был «малыш», я ведь самый младший в семье, мои братья и сёстры много старше. Из-за этого я рос будто в пустоте. Отец всегда занят, я его видел всего несколько раз в год. Мамы нет. Меня окружали лишь слуги. Для них я был «барин» или «княжич». Ну а Фирс… Для него я был Роня. Ну, пока мне не подарили баронство.