Антон Карелин - Одиссей Фокс

— Какой толк работать межпланетным сыщиком и постоянно рисковать жизнью, — пробормотал он, — если не доверяешь самому себе? Ты же спас кучу народа? Вот и расслабься, дай Одиссею Фоксу спасти тебя. Этот чёртов детектив явно что-нибудь придумал. Эдакое.

Фокс катился навстречу ужасной гибели, но не паниковал. Ведь им владела не чужая, а собственная воля, и она вела его к залу № 3, к горе сплавленного мусора, к зияющей пасти и Твари внутри.

У входа в залу тележка присоединилась к тем двум, что держали энергопушку. Гибкие щупы заколыхались, выполняя заранее данные команды, и передвинули пушку поближе к Одиссею, а первая платформа опустела. Маленький состав въехал в залу и двинулся к мусорной горе. Ход оставался плавным, платформы не начинали дёргаться и елозить туда-сюда — потому что ехали прямо в дыру, и довольная Тварь этому не мешала.

Она пожирала всё, что принимает решения и действует. Экзистенциальный хищник с диетой из следствий и причин. И, кажется, она была ненасытной и бездонной, как сама пустота, которая всегда требует заполнения. У неё не было своей жизни, своих поступков, она пожирала чужие.

Внизу застонал Фазиль, луур непослушной рукой тёр расшибленную голову, и Фокс понял, что прибыл сюда очень вовремя. Ещё минута, и бухгалтер точно придёт в себя. Маленький поезд из трёх тележек стал спускаться вниз по ребристой стене зала, гора вырастала и нависала, становясь всё ближе.

Одиссей ощутил, что жгуты инстинктов, не позволявшие смотреть на дыру, ослабли. Он слишком многое о ней понял, чтобы испытывать иррациональный страх. Фокс повернулся и разглядывал приближающуюся пасть, в которую едва не канул: отвратительную и неправильную, язву на теле вселенной. Он смирился и позволить ужасу затопить себя, но не утонул в нём. Тварь была ужасна, но страх перед ней больше не связывал Одиссея.

Первая тележка вкатилась в бугрящуюся пасть, в серую марь полутьмы, и снова раздался этот мерзкий всхлюпывающий звук, с которым она комкалась и оплывала прямо перед Фоксом. Именно в этот момент до него дошёл безумный и абсолютно бесстрашный план, который он уже две минуты выполнял.

Гибкие щупы распались, Одиссей соскочил со второй платформы — ведь у него в запасе было всего три секунды, пока Тварь пожирает первую. Он со всех ног кинулся в тёмную пасть, и две платформы с энергопушкой, лязгая и сотрясаясь, покатили за ним.

Воздух в норе был влажный и упругий, он сопротивлялся, Одиссей изо всех сил продирался сквозь кисельный туман. Но внезапно бугрящийся пол сгладился, пространство перестало быть жидким и стало обычным. Словно он пересёк невидимую границу, прошёл сквозь мокрую мембрану и оказался в центре циклона, где тихо и чисто, хотя вокруг бушует ураган.

Вот только в утробе горы было абсолютно темно. У Фокса похолодело в груди, потому что об этом он явно не подумал. Но спустя пару мгновений глаза различили странный тусклый блеск, от которого человеку снова сделалось дурно.

Перед ним плескалось ртутное нечто величиной с небольшую скалу — бесформенное и подвижное, оно не замирало ни на миг, стремительно дёргаясь во все стороны, выпуская и втягивая кривые ложноножки. Будто сердце безумной амёбы, которое зашлось в приступе ярости.

— Я вижу тебя, — прошептал Одиссей.

Энергопушка истошно заревела и обрушила на Тварь очередь кратких и точных импульсов максимальной мощности, которые взрывали темноту яркими всполохами света. И Тварь не сумела помешать пушке стрелять точно в цель, как не сумела помешать платформам подъехать прямо к ней, исполняя программу Фокса. Потому что человек и его техника были уже внутри неё.

Безумный план сработал: прыгнув хищнику в пасть и преодолев воздушную мембрану, они оказались внутри Твари. И здесь её искажения уже не работали. Саблезубый тигр не рычит себе в желудок, кобра не жалит съеденную мышь. Глаз бури — самое безопасное место в ней.

Частые выстрелы энергопушки всполохами освещали гладкий грот, в центре которого металось вставшее на дыбы ртутное озерцо. Импульсы били прямо в него, и озерцо беззвучно дёргалось и распадалось, как живое, испаряясь от мощи энергетических ударов. Но как только удар гас, жидкая Тварь мгновенно стекалась снова. Сначала Одиссею показалось, что она так быстро регенерирует, или что выстрелы не причиняют ей вреда, но это было совсем не так.

Каждый выстрел пушки уничтожал Тварь. Вот только она не умирала от смерти, и как только импульс пушки гас, появлялась заново, как ни в чём не бывало. Если на свете есть существо, способное нарушать причинно-следственную связь и не подчиняться ей, это существо абсолютно неуязвимо. Смерть не убивает его.

Одиссей охнул и схватился за голову.

— Как же тебя достать! — с ненавистью и восторгом воскликнул он.

Ртутное озерце, которое всё это время лишь безумно плескалось, принимая удары, резко ощетинилось и стало ртутной звездой. Острые шипы разом вытянулись и ударили в платформы, пробили и искорёжили пушку, яркое импульсное сияние угасло, надрывный вой пушки захлебнулся и смолк. Шипы расшвыряли остатки техники в стороны, и человек остался наедине со звездой. Тварь сжалась и ударила в Одиссея, ртутные иглы пробили его тело в десятках мест. Он умер, шипы отдёрнулись — но мёртвый тут же стал живым, и раны на его теле смыкались так же мгновенно, как появлялись.

Нарушение причинно-следственной связи, защищавшее Тварь, защищало и Одиссея, ведь он был внутри неё.

Шипы ударили с судорожной ненавистью, снова и снова, убивая человека раз за разом, но тот не двигался и молчал, а на губах его медленно проявлялась тихая и спокойная дьявольская улыбка. Смерть, жизнь, смерть, жизнь сменяли друг друга, как такты вечной музыки. Темнота, свет, темнота, свет. Бытие, небытие. Да, нет. Да, нет… Да.

Тварь сдалась и расплескалась по полу, превратившись из убийственной звезды в бурлящую лужу, которая бессильно клокотала в центре горы.

Одиссей протянул руку и коснулся Твари, она была жидкая и непередаваемо-мерзкая наощупь, как гнилая ткань безвозвратно утерянных возможностей и утраченных миров. Тварь резко отдёрнулась, перелилась в сторону: человек был ей так же чужд и мерзок, как она ему. Чтобы сожрать Фокса, Тварь должна была сначала сжижить его и скомкать, изменить его физическую структуру, превратить из жертвы в еду.

— Истинное знание — знание причин, — сказал Одиссей. — А ты не знаешь причин, ты никогда их не знала и не способна узнать, потому что всегда обманывала вселенную. Но твой обман не даёт тебе жить: ты не принимаешь собственных решений, не совершаешь действий, не чувствуешь следствий всего, что происходит вокруг. И поэтому ты не можешь познать причин. Ты существуешь, лишь пожирая свободу воли других.