Лариса Кириллина - Наследник

– А виолино? – спросила Иссоа.

– Виолино тоже возьмем! Хочу и то, и другое!

«И побольше, побольше, побольше», – вспомнила я свой любимый стариннейший анекдот, который нередко цитирую в Колледже, когда некий студент берет на себя слишком много. Впрочем, мне самой всегда не хватало предписанных курсов и языков.

Просьба сына привела Иссоа и Эллафа в замешательство. Но Ульвен умел настоять на своем. Он обхаживал мать и отца, приплясывая от возбуждения, уговаривал на двух языках, призывал на помощь обоих баронов и даже меня, die gnädige Frau Bewahrerin, клялся вести себя как идеально вежливый мальчик, – в общем, не отступался, пока ему не обещали, что иногда, если кто-нибудь сможет его сопровождать в Витанову, он будет нас навещать.

Надеясь немного отвлечь Ульвена от мысли о вожделенном синтезаторе, Иссоа послала Эллафа наверх, в запертый кабинет – принести стеклянный органчик, «мийон эреллай», на котором сама Иссоа давно уже не играла. Оказалось, гибкая трубка, по которой сжатый воздух подавался внутрь, заставляя звучать инструмент, изветшала и прохудилась. Ульвен огорчился, но тут же принялся дуть в органчик самостоятельно, извлекая потешные и не очень-то музыкальные звуки, а другой рукой нажимая на клапаны.

– Можно это как-нибудь починить? – спросил он мать, недовольный получившимся результатом, и смущенно добавил: – Пожалуйста.

– Это – можно, – сказала Иссоа и переглянулась с Эллафом.

Ничего не поделаешь. Принц – музыкант. Запретить ему быть самим собой ни у кого не получится. Отобрать «виолино» – он будет играть на «мийон эреллай», отобрать органчик – начнет извлекать музыкальные звуки из кастрюль, бокалов, ваз и чего попало.

– Уйлоанский Моцарт, – умилился барон Максимилиан Александр и сразу же получил неизбежное: «Was ist das?»

Пришлось рассказать про земного мальчика, который жил в незапамятном прошлом, звался Вольфгангом Моцартом, и будучи даже несколько младше Ульвена, быстро выучился играть и на скрипке, и на клавишных инструментах, а еще умел сочинять свою музыку.

– А бывает музыка не своя? – изумился Ульвен.

– Конечно, бывает, – ответил Карл. – Я, к примеру, сочинять не умею, а играю то, что написали великие музыканты.

– Написали? Прямо буквами?

– Нет, другими значками.

– Покажи!.. Ой, господин барон. Извините. Покажите мне, будьте добры. Я хочу это знать.

Карл порылся в своем девайсе и нашел какие-то ноты.

– Вот, смотри. Это совсем не единственная система музыкальной записи, – пояснил он Ульвену. – Бывают другие. Эта установилась на нашей планете, Теллус, примерно в восемнадцатом веке… Но другими системами я не владею.

– Научи… научите меня, пожалуйста! Я хочу сочинить свою музыку, а потом ее записать!

– Зачем? – удивилась Иссоа.

– Пусть играют! Во всей Вселенной!

Ничего себе замыслы…

Мы давно уже поняли: если Ульвен пристал, ни за что не отстанет. Карл принялся объяснять ребенку азы музыкальной грамоты, тот заглатывал мудрёную информацию, будто порцию лакомых сладостей. Я в какой-то момент перестала воспринимать их слова и очнулась, когда мои бароны провозгласили: слух у мальчика – феноменальный, память – выше всяких похвал, способности – вправду «моцартианские». Впрочем, никого это не удивило. Иного мы и не ждали.

И всё-таки он был еще маленьким. Распираемый новыми знаниями, он начал вертеться, дурачиться и озорничать.

– Может, нам пойти прогуляться? – предложил Карл.

– Идите, мои дорогие, – сказала Иссоа. – Я побуду дома, не хочу, чтобы здесь оставались только Файолла с няней и Танджи.

– А я охотно тебя развлеку разговорами, – откликнулась я. – В предыдущие дни я столько моталась то туда, то сюда! Мечтаю просто расслабиться.

На прогулку вдоль озера Ойо отправилась сугубо мужская компания – два барона, Ульвен и Эллаф. Они сказали, что, может быть, арендуют какую-нибудь яхту. Собственной яхты у семьи Киофар больше не было, «Илассиа» принадлежала супругам Саонс. Обзаводиться еще одним судном Иссоа сочла излишним. Эллаф не увлекался путешествиями по воде, а содержать такую игрушку ради того, чтобы она красовалась у причала без дела, дорого и бессмысленно.

Вскоре после их ухода Нинниа вынесла вниз проснувшуюся Файоллу. Девочке – примерно полтора годика. В отличие от невероятно прыткого и подвижного брата, она казалась тихоней и почти не капризничала. И, судя по серым с голубизною, а не бирюзовым, глазам, алуэссой она не была. Вероятно, Файолла уродилась в Эллафа, Келлена и покойную госпожу Оллайю, а может быть, и в другую бабушку, госпожу Файоллу-старшую, которую я помнила лишь почтенной, холодновато-учтивой стареющей дамой, державшей внутри себя все свои страсти и переживания. Недаром госпоже Файолле не очень-то нравилась я, зато сразу понравилась сходная с нею по духу Илассиа.

Мы вышли во двор, где Иссоа и Нинниа поиграли с Файоллой на мягком песочке, специально насыпанном между деревьями, чтобы малышка, едва начавшая ходить и даже с потешной неуклюжестью бегать, не разбивала локтей и коленок. Она с удовольствием перемещалась от матери к няне, каждый раз забирая у одной из них резинового зверька непонятной породы, которого она называла «Вауа», и относя игрушку к другой. Нинниа и Иссоа кидали друг другу это самое «Вауа», иногда оно падало, я ловила и относила – в общем, все веселились наравне с годовалой принцессой.

– Что значит «вауа»? – спросила я у Иссоа.

– Не догадываешься? – удивилась она. – Это просто «варати»! Мы возили детей в зоопарк при Институте в Миарре. У варати там просторный загон с настоящим прудом и зарослями. Ульвен удивился, что такие крупные животные не рычат, не кряхтят, а нежно посвистывают, а Файолла захотела непременно погладить детеныша. Сотрудники пытались подарить нам малышку-варати, но я категорически отказалась. С ними столько возни! Файолла слегка покапризничала, и мы купили ей взамен настоящей варати резиновую. Она зовет ее «Вауа» и даже спит с ней в обнимку.

Через полчасика Файолла устала, захныкала, ей вернули любимую «Вауа», Иссоа нежно приласкала дочку, и Нинниа увела ее наверх – отмывать от песка, кормить и укладывать спать.

Наши мужчины прислали нам сообщение, что они действительно наняли яхту и уже отчалили.

– А хочешь поплавать в бассейне? – неожиданно предложила Иссоа.

Мы заперли калитку на электронный замок, разделись и погрузились в приятную свежую воду прямо так, нагишом. Иссоа, естественно, плавала как алуэсса, и я рядом с ней ощущала себя какой-то неповоротливой тушей, поскольку так и не научилась нырять. Она же подныривала под меня, кружилась в танце, выделывала акробатические фигуры. Словно была не императрицей и матерью двух детей, а беспечной юной русалкой.