Марина Козлова - Бедный маленький мир. Книга 1. Перспектива цветущего луга

– Ну и что? – спрашиваю я, с острым сожалением отмечая уменьшение уровня «Саперави» в бутылке. – Помог ты ему?

– Нет, Лешенька, потому что через три дня его убили, задушив в лифте сетевым шнуром от ноутбука и забив в рот и нос порядка трехсот граммов кокаина. Ко мне потом менты приходили, нашли у него мою визитку. Говорят: «Что вы можете сказать, товарищ психотерапевт, о его личности?» О личности, надо же… Бедный маленький пионэр…

Это было позавчера. Сегодня я сижу на даче и мучаю гламурную журналистку Маруську. Надо, чтобы во второй трети книги ее изнасиловали каким-нибудь особо противоестественным способом. Например, парковой скамейкой.

Санька поймал кузнечика и случайно раздавил в кулаке. Плачет.

– Пойдем, малыш, – говорю я ему. – Пока мама готовит обед, почитаем чего-нибудь.

– Про Мерлина, – оживляется мой трогательный шестилетний племянник.

– Про Мерлина, – соглашаюсь я.

Несколько месяцев назад я заскочил к нему в школу – Надюха не успевала и попросила заплатить за Санькины обеды. У них шел английский. Учительница английского – большая женщина с добрым лицом и очень приличным произношением – стояла перед классом в каком-то унылом трикотажном платье в сиреневых разводах, а на ногах у нее были домашние тапочки. Такие зелененькие, со стоптанными, а потом распрямленными задниками. Из-за этих тапочек я сидел вечером у себя на кухне и в полном одиночестве пил водку, отчего на утро мне было не просто плохо, а катострофически хреново – у меня загадочная ферментация, и именно водку я переношу с трудом.

– Ну ты прямо… – сказала потом Надежда. – Захотела бы, пошла бы в какую-нибудь фирму работать, с английским-то, долларов на триста, свободно.

– Слушай, – говорю я ей, – а тебе никогда не приходило в голову, что некоторым нравится работать в школе? Или, например, участковым педиатром? Или даже участковым милиционером?

Надюха вздыхает. Ей очень нравится история католического средневековья, в частности иезуиты, в связи с чем у нее лет семь назад даже завелся диплом кандидата исторических наук. Но работает она менеджером продаж в фирме, которая торгует телекоммуникационным оборудованием. И метафизический разрыв между иезуитским орденом и темпами развития телекоммуникационных технологий ощущает всем своим существом.

Я возвращаюсь с дачи поздно вечером, в воздухе пахнет липовым цветом и нагретым асфальтом. В это время олигарх Астахов в билдинге на окраине заснеженного мегаполиса рассказывает Маруське о масштабах своих амбиций и гладит ее трепетную джинсовую коленку. Я паркуюсь возле мусорных баков, пара алкашей тащит пакеты, из которых торчат горлышки пустых пивных бутылок. Они ничего не знают о семиотике пионэров. Не знают даже, что они «баттл-хантеры» и что некоторые особо радикальные группировки пионэрской организации считают, что их надо истреблять как существ вредных, бессмысленных и антисанитарных.

Я машинально нахожу взглядом свой балкон и вижу, что у меня дома горит свет.

– Так, – говорю я себе, – так-так… Что «так» – я не знаю, но во рту становится сухо и кисло одновременно, и я вынимаю из бардачка газовый пистолет.

Однажды я остро пожалел о том, что у меня нет оружия. Это было пять лет назад, в командировке от редакции в городе Житомире, где жила какая-то экстрасенша и целительница, которая, по слухам, пользовала даже премьер-министра и с которой я должен был сделать интервью. «Только без мракобесия, – сказал мне редактор, – мы все-таки аналитико-публицистическое издание… Так, немного желтизны, немного трогательных историй с хорошим концом».

До целительницы я добрался в полной кондиции – с гематомой затылка, сотрясением мозга и сломанной в двух местах рукой, а все только потому, что четверо местных тинейджеров, которые пили какую-то гадость в тихом сумеречном дворе, обратили свое самое заинтересованное внимание на мой зазвонивший невпопад обыкновенный и в общем-то далеко не новый мобильный телефон.

– А могли бы и убить, – вздыхала героиня моей будущей публикации Светлана Викторовна, делая мне вполне объяснимые примочки и прикладывая к затылку блок замороженных кубиков льда.

Вернувшись домой, я купил себе пистолет и с тех пор общественную дискуссию на тему «должен ли рядовой гражданин иметь оружие и пользоваться им при необходимости» считаю для себя закрытой.

Теоретически можно было бы вызвать милицию. Но имея какой-никакой журналистский опыт, милиции я боюсь неизмеримо больше, чем бандитов и воров. Возможно, это трагическое заблуждение, и пусть меня когда-нибудь переубедят.

В подъезде было тихо и светло, я поднялся к себе на четвертый этаж и легонько толкнул дверь. Дверь была закрыта. Когда я поворачивал ключ в замке, руки у меня, естественно, крупно дрожали. Я перехватил пистолет из левой руки в правую, уронил при этом ключи и распахнул дверь. Никто не набросился на меня, и я, переводя дыхание, немного постоял в дверном проеме. Надо было входить. Я вошел и в перспективе прихожей увидел прямо посреди гостиной неподвижную, как стендовая мишень, ярко-красную футболку, широкие джинсы и бледное лицо с испуганными серыми глазами.

– Не стреляйте, – сказала девочка. – Ради бога.

После чего она, не сводя с меня глаз, отодвинулась в угол и застыла там.

– Ты кто? – спросил я и был на сто процентов уверен, что она ответит: «Конь в пальто».

– Конь в пальто, – смирно сказала она, и я опустил пистолет.

Значит, мы в нежном возрасте смотрим киноклассику, что бы там Троицкий ни говорил.

У нее были короткие розовые волосы, которые удивительно удачно сочетались с бледной кожей и серыми глазами.

– Сядь в кресло, конь, – сказал я и почувствовал, что руки перестают дрожать, но зато начинает болеть голова. – Вот туда, в кресло, и оттуда докладывай мне, как ты здесь оказалась.

Путаясь в словах, четырнадцатилетняя отроковица Ника рассказала мне старую, как мир, историю о том, как мальчик Костя, с которым она познакомилась в каком-то интернет-форуме и видела до этого живьем только один раз, позвал ее в гости, а туда пришли «еще пацаны», и они там курили траву и пили джин с тоником (нет, сама она не курила и не пила), и потом они предложили ей – «Ну, в общем, – сказала она, – ну вы понимаете…»

– Понимаю, – сказал я. – И, как честная девушка, ты телепортировалась ко мне в квартиру.

– Я у него на балконе закрылась, – с отчаянием сказала Ника. – И перелезла на ваш балкон. А потом сюда.

– Не ври, – сказал я ей. – У меня балкон был закрыт.

– Открыт.

– Закрыт!

– Не кричите, – сказала Ника. – Если есть Библия, дайте, я поклянусь. – Открыт настежь. Был. Я его закрыла.

«А черт его знает, может, и открыт, – уныло подумал я. – Последнее время я забываю, как меня зовут. Троицкий говорит, что это…»