Эдгар Грант - Уханьский синдром

– Спасибо за вводный курс, доктор Ву, – улыбнулась Хосвей, показывая, что она получила достаточно общей информации. – Я бы хотела побольше узнать о том, что вы испытывали на полигоне Дагвей.

– Конечно, мэм. В Юте мы испытывали вакцину от новой разновидности коронавируса.

– Корона?

– Это название такое. Наш коронавирус – это одноцепочечный РНК-содержащий вирус. В нём цепочка рибонуклеиновой кислоты, содержащей генетическую информацию, упакована в белковую оболочку, покрытую двумя слоями липидов – жиров и жироподобных соединений. От этой оболочки отходят похожие на короны шипы, которыми вирус цепляется к клетке. Отсюда и название семейства – коронавирусы. Так вот. Несколько лет назад нам удалось создать очень удачный вирус.

– Что значит удачный? – поинтересовалась директор.

– Удачный с точки зрения применения. В вирусологии есть такое понятие, как супервирус. Он должен легко передаваться от человека человеку, иметь длительный инкубационный период, чтобы заражённый мог передать его как можно большему количеству контактов, быстро мутировать, чтобы осложнить производство вакцины, и иметь заданную патогенность, то есть уровень летальных исходов. Ещё у него должна быть высокая резистентность – способность выживать в широком спектре температур влажности и противостоять известным препаратам. В общем, в одной из наших зарубежных лабораторий мы получили такой вирус. Мы дали ему рабочее название SARS-CoV-X. SARS – это острый респираторный дистресс синдром. Атипичная пневмония, другими словами. СoV – обозначение коронавируса. «Вирус-X» – это возовское обозначение опасной глобальной пандемии, которой они всех пугают, чтобы увеличить свой бюджет. Вот мы им и поможем.

– Вирус искусственный? Я слышала, что их можно собирать, как лего из элементов.

– Искусственно синтезированный, или собранный, вирус называют реассортантом, или рекомбинантном. Такие технологии действительно существуют. Но лабораторные вирусы легко отследить по блокам, из которых они состоят, и связям между ними. А ещё по эволюционной цепочке. Мы же хотим, чтобы вирус выглядел естественно. Как будто он вышел из природного резервуара и перескочил на человека. Поэтому мы использовали другой, уже основательно подзабытый метод – селекцию. После того как в 2015 году моя группа из университета Северной Каролины скрестила неопасный для человека вирус RsSHC014 китайской подковоносой мыши с человеческим вирусом SARS-CoV и получила вполне себе пригодный патоген, мы поняли, что надо взять весь процесс под контроль. Группа распалась, лучших – меня и еще одного биохимика – Ясон взял к себе вместе с разработками. Исследования, конечно же, засекретили. Даже президентская директива вышла о моратории на эксперименты с человеческими вирусами в США. Единственное, что не удалось, так это подчистить инфу в Интернете. В общем, Ясон принял на себя концепцию нового коронавируса и приступил к его разработке.

– Кто финансировал исследования?

– По вирусу – частный закрытый фонд. По вакцине – научный отдел ЦРУ.

– Вы использовали государственные деньги для частных исследований?

– Всё в рамках одобренной программы защиты от биологического оружия, мэм. Мы разрабатываем вакцину. Это не запрещено. Более того, если Штаты накроет эпидемия, наши препараты спасут миллионы американцев. Вернее, я не так выразился. Не если, а когда. И это «когда» уже совсем близко.

– Оставим оценку ваших действий на потом. Продолжайте.

– Так вот, – немного озадаченный такой реакцией собеседницы продолжил учёный. – Для производства нашего вируса мы использовали метод селекции. Это когда эволюция живого организма идёт естественным путём, но управляется человеком через создание определённых условий и отбора для дальнейшего развития конкретных образцов, имеющих заданные характеристики. Мы взяли оригинальный вирус летучей мыши из Китая и подсадили его на несколько вариантов клеточной культуры – свиньи, собаки, кошки, козы, ковры. Короче, целый зоопарк. Был в этом списке и человек.

– Интересно, где вы содержали такое количество животных? – поинтересовалась Хосвей. – Ведь вам явно нужен был не один экземпляр.

– Ну что вы, мэм, – позволил себе снисходительную улыбку Ву. – Мы использовали животные образцы носителей только на заключительном этапе. Селекционный посев делался на выращенную в пробирке клеточную культуру. На один момент у нас было до десяти тысяч образцов. Представляете, сколько нужно было бы животных. А так у нас небольшой комплекс лабораторий на частном закрытом острове в Тихом океане вдали от людей. Там и проводятся исследования.

– Где этот остров? Как называется? – жёстким, почти как на допросе тоном спросила директор. Ей не нравился этот холёный китаец. Он с лёгкостью и обыденностью рассказывал об исследованиях, способных убить миллионы людей. Даже она, считавшая себе циником и мизантропом, не позволяла себе такое, хотя моменты, когда хотелось уничтожить всё человечество и остаться на планете одной, с возрастом приходили всё чаще.

– Извините, мэм, – улыбка исчезла с лица учёного. – Я не могу вам назвать его расположение. Не потому что не хочу, а потому что не знаю. Я отвечаю за теоретические разработки, моделирование, секвенирование геномов и осуществляю общее научное руководство. Практическими исследованиями на реальном биоматериале руководит другой человек. Вам лучше поговорить об этом с руководством Ясона.

– Хорошо, – она чуть смягчила свой тон. – Продолжайте.

– Спасибо, мэм. Путь селекции долгий и довольно скучный. Хорошо то, что вирусы летучей мыши обладают высокой мутагенностью и эволюционируют очень быстро. Весь процесс занял почти два года. Мы внедряли РНК вируса в клетки потенциальных носителей, экспериментировали с поверхностными белками, точками контакта, механизмами проникновения вируса через клеточную мембрану. Подсаживали прототипы в клетки, уже заражённые другими вирусами вроде ВИЧ или Эболы в надежде, что они там создадут некую новую жизнеспособную комбинацию из элементов своих РНК. В общем, вели тяжёлую и нудную работу. Но по результату мы вышли на полдюжины вариантов, которые обладали нужными нам свойствами и использовали в качестве резервуара животных, с которыми плотно контактирует человек. Наиболее перспективными оказались собаки. У всех млекопитающих, включая человека, есть особый белок – ZAP. Это основной противовирусный фактор широкого спектра, являющийся частью врождённого иммунитета. Этот белок через сложный внутриклеточный механизм предотвращает размножение вирусов в организме. Но некоторые одноцепочечные вирусы вроде SARS-CoV научились его избегать. Мы выяснили, что геномы коронавируса собак CCoVs, который является источником высокоинфекционного кишечного заболевания и не раз уже вызывал эпизоотии в популяции этих животных, имеют очень полезное для нас строение. Они на 96% совпадают с геномами человеческого SARS-CoV, вызвавшего эпидемию атипичной пневмонии в 2003 году, и геномом коронавируса BatCoV RaTG13 китайской летучей мыши. Это открытие значительно сузило спектр поисков, потому что кишечные бактерии собак оказались способны провоцировать повышенную мутагенность вируса. Одной из таких мутаций стало снижение активности геномной CpG – участка генома, состоящего из неметилированных динуклеидов. Этот блок генома отвечает за активацию систем врождённого и приобретённого иммунитета. Снижение такой реакции позволило вирусу избежать жёсткого иммунного ответа. Механизм проникновения вируса в клетку человека был отработан нашей группой ещё в университете Северной Каролины в 15 году. Как я уже сказал, коронавирус покрыт особыми шипам, которыми он крепится к клетке и затем вводит в неё свою РНК. Этот процесс происходит благодаря контакту поверхностного белка шипа SHCO14 с особым ферментом клетки АСЕ-2. Как раз этот фермент и является дверью, через которую наш патоген и проникает в клетку. Далее путём нехитрых, но довольно затратных по времени манипуляций с контактными белками мы получили несколько образцов вируса, способных связываться как с клетками собаки, так и с клетками человека. Ну а дальше всё просто: пара месяцев испытаний на клеточной культуре человека, затем ещё полгода на живом биоматериале – и наш почти совершенный SARS-CoV-X готов.