Эвер Грин - Чёрный Колибри

– Где ты пропадал, негодник? – Ребекка обняла его со спины, дождавшись, пока последний старик выйдет на улицу, расплатившись грязной мелочью.

– Появились срочные дела за городом, – ответил мужчина, пока она присаживалась рядом.

– Очередной богатенький граф стал жертвой старческого маразма? – ухмыльнулась она, болтая ногами на барном стуле.

– Я ведь говорил, что не имею права разглашать информацию о своих пациентах. Это запрещает врачебная этика.

– Ох, вечно ты такой занудный, – протянула девушка, делая глоток виски из переданного барменом стакана.

– Бекс, прекрати, тебе уже не раз объясняли, – прервал её подошедший Кристиан.

Она ответила ему что-то на беглом итальянском, поправляя волосы. Они легко могли бы сойти за брата и сестру, ведь были очень похожи.

– А где Поль? – добавила Ребекка, вновь перейдя на французский.

– Как обычно возится со своей виолончелью.

– Я уже иду! – послышался голос музыканта из другой части бара.

– Вечно он так долго, – вздохнула девушка, крутя на стойке уже пустой стакан.

– Ну вам ведь не надо тащить с собой инструменты, – возразил доктор.

– Никто не заставляет его каждый раз таскать эту громадину с собой, Поль запросто мог бы оставлять её здесь. Но он печётся об этой виолончели так, будто собирается на ней жениться.

– Простите, волос на смычке порвался, – виновато проговорил высокий юноша с русыми волосами и бледными веснушками по всему лицу, идущий с виолончелью в футляре наперевес.

– Наконец-то, – хором произнесли Кристиан и Ребекка, уже натягивая верхнюю одежду.

– Эй, Чарльз, ты с нами? – окликнул его Поль уже у выхода.

– Пожалуй, – кивнул доктор, оставляя на стойке несколько монет.

Он нагнал их уже на улице. Кристиан прикуривал сигарету, а Ребекка звонко смеялась с какой-то его шутки.

– Ну что, идём? – спросила девушка, и они двинулись по пустынной улочке, едва освещаемой старым фонарём.

Находясь в компании этих мечтательных музыкантов Чарльз всегда чувствовал себя каким-то скучным стариком, хоть превосходил их в возрасте всего на несколько лет. Они умели жить одним днём, что в некотором плане даже неплохо. Могли запросто начать петь Марсельезу во всё горло, когда на улице уже давно за полночь. Этим троим было наплевать на правила. Они не раз убегали от местной полиции из-за своих безобидных проделок. Рядом с ними всегда ощущался этот прохладный дух бурной молодости, свободы и беззаботности.

– Спорим на франк, что я перепрыгну на тот берег? – вдруг обратился Кристиан к Полю, когда они проходили мимо узкого канала.

– Ты ведь промокнешь! – попыталась остановить его Ребекка.

– Спорим! – с азартом в голосе ответил юноша.

Тогда Кристиан, не поддаваясь на уговоры подруги, разбежался и одним лёгким прыжком оказался на противоположной стороне канала.

– Ты должен мне один франк! – гордо крикнул он оттуда.

– Как дети! – смеялась Ребекка, пока герой дня пытался вернуться на нужный берег.

Кое-как перепрыгнув назад и чуть не свалившись в канал, Кристиан подошёл к девушке и обнял её за талию.

Иногда Чарльзу становилось жалко Поля, ведь временами эти двое слишком сильно увлекались друг другом, оставляя его уныло плестись позади.

Оставшаяся часть пути прошла без провокационных происшествий, но в такой же приподнятой палитре настроений.

Они остановились у маленького подъезда одного из домов.

– Может поднимешься? – предложил Кристиан, шаря по карманам в поисках ключей.

– Да, расскажешь о каком-нибудь психозе или неврозе, – поддержала его Ребекка.

– Благодарю, но нет. Завтра много дел, мне пора возвращаться домой, – вежливо отказался доктор.

– Ладно, но пообещай, что будешь заходить почаще! Без тебя в трактире совсем скучно, – девушка обняла его на прощанье.

– Хорошо, – улыбнулся Чарльз, вдыхая цветочный аромат её духов и, пожав руки Кристиану и Полю, двинулся в направлении дома.

Прежде чем свернуть за угол, доктор успел заметить, как в нескольких окнах загорелся свет. Он уже не раз бывал в их съёмной квартирке, скромной, но весьма уютной. Там всегда царил некий хаос: везде были разложены высокие стопки книг, иногда доходившие чуть ли не до потолка, множество полных пепельниц, которые всегда вытряхивала только Ребекка, сетуя на неаккуратность своих сожителей, узкий межкомнатный коридор заканчивался старой белой дверью, ведущей в кладовую с кучей винных бутылок.

В этой квартире всегда звучала музыка, зачастую исполняемая самими её жителями. Нередко там гостили и другие музыканты. Про себя доктор называл это место «Штабом бессмертной молодости», хотя и понимал, что всего через несколько лет от него останется лишь пустое воспоминание.

Сейчас никто из этого, на первый взгляд неразлучного трио еще не осознаёт, что они не смогут вечно оставаться трактирными музыкантами и всю жизнь веселиться в этой маленькой квартире в компании дешёвого вина.

Что может послужить причиной их распада? Возможно, однажды Поль устанет быть лишним мальчиком с виолончелью, или же Кристиана и Ребекку ждёт внезапный разрыв, который безвозвратно уничтожит их музыкальный коллектив, или они просто отправятся каждый в своё плавание, оставшись хорошими друзьями и погрязнув в будничной рутине дней.

Как бы там ни было – финал один. Молодость заканчивается. И почему доктор рассуждал об этом по пути домой? Он явно не умел наслаждаться настоящим, постоянно живя опасениями о будущем.

– Ты слишком много думаешь, – произнёс он вслух, пытаясь отогнать ненужные мысли.

По возвращении домой Чарльза ожидал внезапный сюрприз. Экономка, видимо услышавшая его шаги, тут же появилась непонятно откуда. И почему она не спит в такое позднее время?

– Вам письмо, – она протянула ему небольшой конверт.

– Спасибо, – доктор забрал конверт, параллельно поворачивая ключ в замке, – Доброй ночи.

Закрыв за собой дверь и в очередной раз за день повесив одежду, мужчина направился в гостиную с конвертом в руке. Он решил растопить камин, ночь выдалась прохладной. Когда рыжие языки пламени весело приплясывали, охватывая сухие дрова, доктор внимательно осмотрел полученный конверт. Печать не сломана, никаких следов вскрытия нет. Подпись сделана знакомым почерком. Это был Барти, какая удача.

Сломав печать, он принялся читать послание. Оно оказалось весьма коротким и торопливым, будто было написано в спешке.

«Дорогой Чарльз,

До меня дошли сведения, что ты взялся за ту пациентку, о которой я писал тебе ранее. Я настаиваю на том, что нам необходимо встретиться завтра. Ты должен кое-что знать о ней.

Я зайду к тебе завтра в десять часов. Боюсь, это не может ждать до вечера.