Эвер Грин - Чёрный Колибри

– А предпосылки развития?

– Возможно, наследственность, или черепно-мозговая травма. Я в курсе лишь об одной, но их могло быть больше.

– Подожди, черепно-мозговая травма? – удивился Чарльз, – Никто не сказал мне об этом.

Барти ухмыльнулся:

– Другого я и не ожидал. Я догадывался, что её мать постарается это скрыть. Я очень рискую, говоря тебе это. Я впервые появился в поместье Лабониэр чуть меньше двух лет назад. Тогда мне показали пятнадцатилетнюю девочку в плачевном состоянии. Сказали, что накануне она упала с лошади в лесу и после стала бредить о каких-то головастиках. В тот же день её отец уехал на охоту и не вернулся. Его нашли в том самом лесу, а неподалёку тело убитой лошади Ингрид с налитыми кровью глазами и сломанной ногой, которая точно не могла послужить причиной смерти.

– А что насчет смерти отца? – поинтересовался Чарльз.

– Я не знаю точно, но поговаривают, что там тоже все очень смутно. Тело было частично разорвано дикими животными, когда его нашли, но вскрытие показало, что смерть наступила гораздо раньше. Точную причину определить было невозможно, так как не все его части удалось найти, одной из версий было убийство. А Ингрид – единственная, кто был в лесу в тот вечер, кроме лучшего друга усопшего, который на некоторое время потерял графа Лабониэра из виду, а после лишь нашел его мертвое тело.

– То есть ты хочешь сказать, что она убила своего отца, но зачем?

– Я не знаю, Чарльз. Но я уверен, что она способна на такое. Однажды она пригвоздила рукав моей рубашки к столешнице, воткнув в него вилку всего в нескольких миллиметрах от плоти. В один момент все стало так плохо, что мы вынуждены были изолировать её в отдельную комнату, однако она все равно нашла способ сбежать, находясь под воздействием сильнейших успокоительных средств. Поверь, за этим милым личиком скрывается образ истинного безумия.

Доктор молча обдумывал услышанное, напряжённо закусив губу.

– Она не рассказывала тебе о каком-то ином мире?

– Эм, да, – Барти кашлянул, – Я слышал от неё что-то подобное. У меня есть две теории на этот счет: либо это галлюцинации, либо в ходе черепно-мозговой травмы она на некоторое время потеряла связь между сном и явью. Юные умы очень хрупки. Вполне возможно, что убийство было совершено ею в состоянии аффекта.

– Подожди, ты ведь даже не знаешь, была ли это она! – Чарльз начинал выходить из себя.

– В любом случае, мы этого не узнаем. Её мать быстро замяла дело, не желая предавать ситуацию лишней огласке.

– Но почему?

Барти усмехнулся:

– Ты как будто вчера родился! Они же крупные бизнесмены, едва ли у них все в порядке с документацией, поэтому она не хотела, чтобы кто-то лишний раз совал туда нос. Альма просто переоформила на себя долю мужа, а официальной причиной смерти был объявлен несчастный случай.

– Но ведь у Ингрид есть три старших брата. Трое законных наследников…

– Завещания почивший Лабониэр не оставил, а его сыновья не были заинтересованы в том, чтобы делить между собой деньги отца. У каждого из них есть свое дело, никак не связанное с виноградниками, а, так как Альма наотрез отказалась продавать долю мужа компании, они отказались от наследства в её пользу.

– Эта история не кажется тебе чересчур запутанной? Когда это такое было, чтобы графы не оставляли завещаний? Кому могла быть выгодна его внезапная смерть?

– Не знаю, Чарльз. Сыновья живут в достатке и отказались от наследства. Альме не было смысла присваивать долю мужа и брать на себя ответственность управления семейным делом… А никто другой и не извлёк из ситуации никакой выгоды, поэтому версия с Ингрид и внезапным помутнением рассудка кажется весьма правдоподобной.

– А мне кажется, что ты буквально притягиваешь факты за уши. Могло произойти все, что угодно: на него мог напасть медведь, или он сам упал с лошади, в то время как Ингрид могла просто оказаться не в том месте не в то время!

– Я не собираюсь вступать с тобой в спор. Я рассказал тебе все, что знаю. Делай с этой информацией что хочешь. Мне пора идти, я обещал жене, что вернусь к обеду, – Барти сделался мрачным и угрюмым.

– Ладно, спасибо, что пришел. И… – доктор покосился на серые папки в его руках, – Может все-таки оставишь мне их?

– А, да, конечно. Они все равно мне больше не нужны, – Бартемиус протянул ему бумаги, однако в последний момент будто бы передумал отдавать их, поэтому несколько секунд мертвой хваткой цеплялся за папки, никак не давая Чарльзу забрать их.

– Ты в порядке? – недоумённо спросил доктор.

– Д-да, прости, все хорошо, – его глаза нервно бегали в разные стороны, а пальцы подрагивали.

– Может я принесу стакан воды? – предложил Чарльз.

– Нет, нет, не надо! – резковатым тоном ответил Барти. Он схватил свой чемодан и быстрым шагом направился в прихожую.

– Ты должен перестать принимать эту дрянь. Она же должна действовать на психов. Что толку от того, что ты испытываешь все на себе?! – догоняя его сокрушался доктор.

– Все дело в побочных действиях. Их слишком много и я пытаюсь от них избавиться, – пропыхтел Бартемиус, с усилием застёгивая пуговицы пальто.

– Барти, ты сведешь себя в могилу… – вздохнул Чарльз.

***

После ухода коллеги Чарльз некоторое время молча бродил по квартире. Да, эти стены знавали и лучшие времена. Когда-то здесь кипела жизнь, а сейчас об этом напоминали лишь выгоревшие на солнце старые фотографии. Барти не раз говорил, что этому жилищу катастрофически не хватает женской руки, но доктор всегда отмахивался от его слов. Он не считал брак чем-то обязательным и был совершенно не против оставаться холостым до конца своей жизни.

Чарльз остановился у белой стеклянной двери в самом конце коридора, она всегда была заперта. Это была комната жены его покойного наставника. Нащупав ключи в кармане, он отворил дверь и вошел внутрь.

Пространство было залито золотистым полуденным светом, проникавшим внутрь сквозь два широких окна. Здесь всегда царил идеальный порядок: аккуратно заправленная постель, небольшая стопка книг на письменном столе, размещенная рядом с пером и чернильницей, два массивных книжных шкафа. Все это было покрыто толстым слоем пыли, ведь сюда уже давно никто не заходил.

Её звали Изабель, но она всегда просила называть себя Изой.

– Изабе-е-ель… Словно кличка старой козы, – смеялась она при их первой встрече, когда Чарльз ещё юным мальчиком переехал в Париж.

Иза была лучезарной женщиной средних лет. С русыми волосами, доходившими до лопаток, болотного цвета глазами, всегда смотревшими с мягкостью и добротой, с фарфоровой кожей, худощавого телосложения. Чарльз всегда удивлялся, как Изабель вообще вышла замуж за Паскаля – его наставника. Они были абсолютно противоположны: всегда серьёзный, немного суровый доктор и мечтательная, местами наивная танцовщица. Да, она танцевала балет в театре и была весьма успешна, пока однажды не сломала лодыжку. Эта досадная травма навсегда положила конец её театральному будущему. Как ни странно, это не сломило такую, казалось бы, хрупкую Изабель. Она отнеслась к произошедшему философски и просто двинулась дальше, став преподавать хореографию в одной из парижских академий. Чарльз так и не узнал, как она встретила Паскаля.