Геннадий Ерофеев - Ксенофобы и подкалыватели

Каждый Исполнитель занимался по собственной программе, учитывающей не только индивидуальные морфологические особенности тренирующегося, но и его личные наклонности, привычки и пристрастия.

Ольгерт Васильев по кличке Гуттаперчевая Душа всерьёз и надолго залёг в станок для жима лежа руками. Он гонял «склёпанную» из бездислокационной стали практически неизнашивающуюся штангу плавно, ласково и нежно, словно она была изготовлена из найденного на технической помойке сырого, незакалённого железа. В этом, любимейшем им упражнении, он слыл неутомимым (и неутолимым) чемпионом.

Мика Флысник был новичком только в спецотряде «Тридцать три», но не в атлетическом зале. Сейчас он намертво прикипел к перекладине, к «драшку» (так называл турник имевший польские корни Вольдемар Хабловски), выполняя усложнённые поясом отягощений подтягивания широким хватом, – не давал атрофироваться своим и без того крылато-чудовищным широчайшим мышцам спины.

Виталий Пуздра по кличке Тиранозавр Рекс или просто Ти-Рекс истязал брюшной пресс. Зацепившись ступнями за горизонтальную скобу и прижимая к затылку парочку блинов, он усердно закачивал прямую мышцу живота, избрав для этой благородной цели элементарнейшее упражнение «sit-up», компенсируя его элементарность дополнительным отягощением и тяжёлой работой до отказа. Ти-Рекс относился к себе так же жестоко, как и к другим, и плевал на давно уже подаваемые в этом затянувшемся подходе жалобы вконец замордованного организма. Как и прочие члены отряда «Тридцать три», он отлично знал, что добиться заметных результатов в марафонской работе на рельеф можно только беспощадным отношением к собственной персоне.

В помещении находился один человек, не числившийся в группе «Тридцать три» и вообще не принадлежавший славному братству эгоцентричных Исполнителей, каждый из которых испокон веков соперничал с другими за право носить почётный титул наиболее, если так можно выразиться, «гуляющего сам по себе». Для этого неординарного человека было сделано исключение, распространявшееся не только на данную тренировку: он имел постоянный допуск к Исполнителям и бессрочный пропуск в тяжёлоатлетический и прочие спортивные залы для совместных тренировок с Гончими Псами. Разумеется, этим человеком, а скорее, человечищем был знаменитый Вольдемар Хабловски, удостоившийся привилегии свободно общаться с бравыми ребятами из элитного спецотряда. Надо прямо сказать, что таковое общение вряд ли могло почитаться за непомерную роскошь, однако и сам Юл (одно из прозвищ Вольдемара) был не меньшим засранцем, чем каждый из не лыком шитых и не лаптем щи хлебающих весьма говнистых ксенофобарей. Этим мерзопакостным словечком окрестил членов группы Ольгерт Васильев, и в тесном кругу они уже давно величали себя ксенофобарями, не решаясь, однако, использовать в не лишённом оригинальности названии прописную букву по аналогии с термином Исполнитель. Вообще-то на мысль нестандартно «обозвать» (выражение Шефа) Исполнителей отряда «Тридцать три» натолкнул Васильева большой выдумщик Вольдемар Хабловски, но само словечко выдумал именно Ольгерт и потому по праву считал себя законным автором и держателем виртуального филологического патента.

Вольдемар, этот громоздкий человек-шкаф, отжимался на параллельных брусьях, прикрепив к поясу несколько блинов от штанги. Он называл такие отжимания «помпками» и, несмотря на лишний вес, слыл одним из лучших в «качании насоса». Даже максимально раздвинутые брусья были ему узковаты, но это не смущало Вольдемара: его не могли вывести из себя и многие другие, гораздо более существенные жизненные неудобства.

Второй конёк Хабловски выглядел сколь неожиданно, столь и старомодно: в железной игре Вольдемар не только не гнушался гирями, но даже отдавал им известное предпочтение, чего, кстати, не могли принять и понять имевшие доступ к наилучшему спортивному оборудованию Исполнители.

А третьей, самой большой любовью Вольдемара, вызывавшей всеобщее сочувствие и смех, были старомодные пружинные гантели и вообще пружины.

Завершив последний подход в жиме лёжа, Ольгерт Васильев позволил себе пятиминутный перерыв, дабы хорошенько восстановиться перед следующим упражнением. Он направился к так называемой гриф-машине, на которой тренировал свой чудовищной цепкости хват или, на арго Исполнителей, «гриф», где ему не было равных. Сжатые в кулак пальцы Ольгерта развивали феноменальное усилие в двести восемьдесят килограммов. На пути к такому впечатляющему результату он отправил на свалку не один стандартный кистевой динамометр, и выдающийся рекорд пришлось замерять специально сконструированным по такому случаю в мастерских Технического Отдела ДБ прибором, которому, вероятно, вскоре предстояло последовать за отдавшими Богу пружинные души младшими братьями, учитывая фантастическую настойчивость пользователя. Так случилось, что перерывы Ольгерта и Вольдемара совпали, и приятели не замедлили перекинуться парой-тройкой словечек.

– Как здоровье, бродяга? – окликнул Васильева Вольдемар.

– Ничего, слава Богу, худею. А у тебя каково с этим делом?

– Плохо, начал пухнуть, – отозвался Хабловски в тон приятелю.

– Слушай, а может, благоприобретённые признаки всё-таки передаются по наследству? Представляешь, наши будущие сыновья сразу родились бы Гераклами!

Ольгерт похлопал Вольдемара по ещё не расслабившейся после «помпок» шарообразной дельтовидной мышце.

– Уймись, краса и гордость Дозорной Службы! Был когда-то один такой… биолог. Он о подобных вещах говорил безо всяких там «может». Ну, его на лекции и спросили: «Правда ли, что если у крыс из поколения в поколение отрубать хвосты, то получится в конце концов бесхвостая крыса?» Эсцентричный биолог ответил, что да, примерно так. Тогда въедливый оппонент возьми да и спроси: «Почему же женщины в таком случае всегда рождаются девственницами?»

Вольдемар издал короткий фирменный смешок.

– Я надеюсь когда-нибудь выстругать сына, а не дочку, – поделился он весьма приземлёнными, в восприятии Ольгерта, личными творческими планами. – Но прежде надо жениться, понимаешь?

Ольгерт брезгливо наморщил нос.

– Чтобы он тоже стал Исполнителем? Фи-и, какая гадость!

– Дозорная Служба тоже не гарантирует палат каменных, – в сотый, наверное, раз со вздохом констатировал Вольдемар. – Кстати, когда запускают Программу? Ну, между нами?

– Ты ведь в данный момент в Москве? – риторически осведомился Ольгерт.

Хабловски утвердительно кивнул.

– Уже третью неделю.

– Вот тебе и ответ. Не выпускают в Поле – значит, скоро поступит вводная.

– А я краем уха слышал, что до начала учений не меньше трёх месяцев.