Геннадий Ерофеев - Ксенофобы и подкалыватели

Отсюда с неизбежностью вытекает, что каждый уважающий себя Исполнитель должен сознательно уходить от антропоцентристской идеологии, постоянно воспитывая в себе лютую ненависть к инопланетному врагу и беззаветную любовь к породившей его, так сказать, родине. Вот тут-то и должно пригодиться очищенное от антропоцентристской патины подлинно материалистическое метамышление, я бы сказал, над-мышление. Воображая являющегося вашей точной копией противника в виде неодушевлённого шаткого двуножника или, в крайнем случае, в виде Caelestites sexangulatus (шестигранника с неба), вы легко преодолеете мнимый психологический барьер и с успехом выполните стоящую перед вами задачу.

Господин Псевдоквазер с жадностью допил то, что называлось водой, взглянул на универсальный хронометр и, удовлетворённо облизнувшись, сказал:

– На этом разрешите закончить эту весьма поверхностную лекцию, которую я скромно предпочёл бы назвать кратким сообщением. Есть ещё немного времени, чтобы ответить на всего один вопрос. Повторяю, всего лишь на один.

Тут же вытянулся лес рук, но Ольгерт Васильев просто из кожи вон вылез и приглянулся-таки торопящемуся унести ноги «шестиграннику с трибуны».

– Пожалуйста, молодой человек! – Муамар Хаддафович сделал приглашающий кивок.

– Скажите, а правда ли, что космология – это такая наука, которая рисует самые грандиозные картины самыми разбавленными красками? – жадно спросил Ольгерт.

– Совершеннейшая правда, – без обиняков подтвердил господин Псевдоквазер.

– А правда ли, что время от времени госпожа Природа подкрадывается к учёным и дает им хорошего пинка за такого рода рисование? – незамедлительно ввернул любознательный Исполнитель.

– Я и сам их неоднократно получаю, – признался господин Псевдоквазер.

Аудитория разразилась одобрительным смехом.

– Тогда позвольте последний, третий вопрос, – не отставал прилипчивый, как слизь кожных желёз кругорота, Ольгерт. – Бог троицу любит, и я бы хотел узнать, какого цвета краски используете в написании картины Мироздания лично вы?

Муамар Хаддафович с достоинством облизнул пересохшие губы и благожелательно разъяснил:

– Обычно я пользуюсь светлыми красками и вообще предпочитаю белый цвет… Надеюсь, вы удовлетворены?

– Ага! – кратко, не по форме, ответствовал Ольгерт и, видимо, в самом деле крепко удовлетворённый, шумно опустился на место.

– Ну что ж – я тоже! – радостно облизнувшись, резюмировал господин Псевдоквазер. – Благодарю за внимание. До следующих встреч!

Муамар Хаддафович сошёл с кафедры и направился к предусмотрительно распахнутой и придерживаемой охранником двери служебного входа-выхода. Повернувшись к аудитории спиной, он нырнул в дверной проём, провожаемый растерянно-озадаченным взглядом дубиноголового молодца, так и не решившегося открыть слюнявый рот по причине показываемых ему, молодцу, но уже не видимых господину Псевдоквазеру тридцати двух (Виталий Пуздра по кличке Ти-Рекс до этого не снизошёл) мощных и жёстких кулаков. Хлопая белёсыми ресницами, охранник медленно исчез в проёме, неслышно прикрыв за собою дверь.

В ту же секунду учебный класс буквально сотрясся от гомерически-сардонического хохота. Что греха таить, иногда бравые Исполнители и впрямь мало чем отличались от злобных негуманоидов и химер. Вот и сегодня Ольгерт Васильев расстарался-таки, расшибся просто в лепёшку, вообще совершил невозможное: спина исчезнувшего в «кротовой норе» служебного входа Муамара Хаддафовича Псевдоквазера была выкрашена, пожалуй, самым светлым из имеющихся на палитре Вселенной колером, а именно белой и притом абсолютно неразбавленной краской.

* * *

В тренажёрном зале плавали крепкие запахи пота, смешанные со специфическими ароматами термогенных растирок, и над всем этим запаховым кошмаром почему-то витал тонкий фрагранс нежных женских духов с выделяющейся нотой сандалового дерева, хотя в эту святая святых отряда «Тридцать три» представительницы слабого пола заглядывали чрезвычайно редко. По правде говоря, они не заглядывали сюда вовсе, потому что даже в качестве уборщиков тут подвизались исключительно мужчины – кое-как, а то и просто никак не законспирированные стукачи из ОБА (Отдела Благонадежности Аппарата), ОВНУР (Отдела Внутренних Расследований), ОС (Охранной Службы) и ОО (Отдела Опрессии).

Примерно половина площади стен зала была отдана под огромные, начинающиеся прямо от уровня пола зеркала, другую половину украшали стандартные схемы и плакаты, иллюстрирующие десятки силовых упражнений из обширнейшего арсенала бодибилдинга и сотни, если не тысячи их модификаций. В правом нижнем углу каждого плаката помещалась подробнейшая инструкция к выполнению упражнения и спецификация мышечных групп, отдельных мышц и их локальных частей, преимущественно нагружаемых при выполнении данного упражнения. Вперемешку с инструкциями висели огромные красочные постеры знаменитого вдохновителя бодибилдеров, основателя и поныне существующего журнала «Тренировка мускулов» Дэна Лури. Патриарх Дэн по странной игре природы как две капли воды был похож на директора Департамента Безопасности: казалось, ворчливый и погрузневший с годами Гарольд Борисович Смершев пристально и заинтересованно наблюдает со стен за железными играми своих крупногабаритных воробышков: не сачкуют ли, не катятся ли на одном коньке, не имитируют ли запредельные усилия?

Неизвестно, помогало ли мнимое присутствие Шефа не терять кураж, но Исполнители качались без дураков, что называется, по-синему. Железная игра не любит присутствия посторонних, не терпит расхолаживающих и сбивающих с ритма разговоров и наличия прочих отвлекающих факторов вроде идиотских радио– и телепостановок из непрерывно извергающих пошлости, словно сказочный горшочек подгорелую манную кашу, радиоприёмников и пресловутых «фонарей для идиотов» с их в прямом и переносном смысле слова «голубыми» экранами. Тем не менее, радио было включено и настроено на одну из многих станций, двадцать четыре часа в сутки транслирующих джазовые записи. Никто из Исполнителей на дух не переносил это снобистско-элитарное псевдомузыкальное дерьмо, но для создания не мешающего занятиям размытого, туманного фона амёбно-аморфная синкопическая джазовая дребедень с грехом пополам годилась. Если не считать льющейся из динамиков заунывной импровизации тенор-саксофона, лёгкого скрипа блоковых устройств, металлического шелеста тренажёрных «кирпичей» на направляющих и вдумчиво-сосредоточенного шумного дыхания тренирующихся, в зале было едва ли не тише, чем в учебном классе во время теоретических занятий. И всё же в перерывах между изнурительными подходами Исполнители успевали переброситься парой-тройкой словечек, слегка подшутить друг над другом и даже обменяться конфиденциальной и неконфиденциальной информацией, так что в этом смысле тренажёрный зал мог успешно соперничать со знаменитой столовой Департамента Безопасности.