Геннадий Ерофеев - Ксенофобы и подкалыватели

Ольгерт слегка вскинул брови.

– Зачем же строишь из себя тварь неинформированную?

– Хотел узнать, в какой степени доверия ты существуешь в отряде «Тридцать три», – пояснил Вольдемар с обезоруживающей откровенностью.

– Теоретическая подготовка вроде бы подходит к концу, – нехотя сообщил Ольгерт, понижая голос и одним глазом наблюдая за стукачом из ОВНУР, разносящим свежие полотенца, а краем другого глаза сканируя другого молодого человека, явного сотрудника ОБА, предлагающего молоко, которое кое-кто из тренирующихся маленькими глотками пил в длительных промежутках между упражнениями. – У нас уже все теоретики перебывали: и безвредный Бормашенко из ИМ, и молодящаяся цаца Веласкес из СИЗО, и директор ИТК со «лживой» фамилией…

– Псевдоквази, – подсказал Хабловски.

На лице Васильева проступила несвойственная ему хищность.

– Псевдоквази или Псевдоквазер – один турнепс. Нутром чую, козни у него далеко не «псевдо», а самые настоящие.

– А чем он перед тобой провинился? – с шутливым участием поинтересовался Вольдемар.

– Не нравится мне кардиффский туман вокруг наших приготовлений, – хмуро сообщил Ольгерт. – В своей лекции плешивый пендюк загодя оправдал нашу будущую жестокость.

– На учениях без потерь не обходится, – сочувственно пробормотал Вольдемар. – Запланированные потери, причём уже не в первый раз запланированные… А хорошо всё-таки, что мне в отличие от вас никого убивать не придётся. Даже понарошку!

Ольгерт осветился сардонической улыбкой.

– В том-то и беда, что на таких учениях всамделишное от «понарошку» отличить крайне трудно, если не невозможно. И ты, мин херц, не зарекайся насчёт «убивать».

Хабловски прокомментировал сказанное многофункциональным крякающим звуком.

– Ох уж эти мне недоучившиеся режиссёры-постановщики! Четыре сбоку – ваших нет.

– Четверо их только номинально, – возразил Ольгерт прокисшим голосом. – Вообще-то и пятый есть – какашка зелёная из ККК. Господин Полифемцев. Но по большому счёту режиссёров всего двое: наш полоумный старикан да плешивый директор ИТК.

– Ну и кто победит, по-твоему? – жадно спросил Вольдемар.

– Как всегда, красные синих.

– Я не то имею в виду.

– Тогда не знаю, что и сказать. Но один другого обязательно подставит. Лично я думаю, что у Псевдоквазера шансов больше. Хотя и наш свихнушийся на ксенофобии Гарольд Борисович не лыком шит.

Относительную тишину тренажёрного зала разорвал резкий и упрямо-настырный звонок тревоги.

– Мать моя королева-девственница! – воскликнул Ольгерт и встретил озабоченный взгляд Вольдемара.

– Тьфу! – коротко выразился Вольдемар.

Исполнители бросали железо, обращая потные лица к заглушаемому сигналом тревоги динамику спецсвязи. Кто-то предусмотрительно вырубил неслышный теперь джаз.

Рупор тревожной сирены перестал вибрировать, и тут же заквакал динамик.

– Просьба к Исполнителям через тридцать минут собраться в комнате №6 для инструктажа! Опоздания не извинительны! Повторяю: через тридцать минут всем быть в комнате №6!

– Слава Богу, меня это не касается! – произнёс Хабловски с чувством и энергично перекрестился подвернувшейся под руку двухпудовой гирей.

– Как знать! – с весёлым бешенством заметил Ольгерт.

Потный народ начал потихоньку перемещаться в душевую. Бородатые шутки и избитые приколы сыпались как из дырявого мешка. Большинство пошлых хохм обыгрывало странную традицию мыться не после дальней дорожки, а перед ней.

Из прокашлявшегося динамика неожиданно раздалось:

– Командиру Дозорной Службы Вольдемару Хабловски срочно явиться в комнату №39! Повторяю: Вольдемару Хабловски немедленно явиться в комнату №39! Опоздание не извинительно!

– Пожар у них там, что ли?! – возмутился сразу скисший Вольдемар.

Ольгерт злорадно расхохотался ему в лицо.

– Где пожар, там и вода. Ты уже не успеешь помыться – опоздание не извинительно.

Приятели зашагали в раздевалку, пересекая быстро опустевший зал.

– Самое приятное не бежать на пожар, а возвращаться домой с чужого пепелища, – буркнул Хабловски.

– А мы так и сделаем! – сказал Ольгерт весело. – Догорит – пойдём домой. И вообще: самое приятное – никуда никогда не спешить и не бежать.

И, на прощанье стукнув Вольдемара ребром ладони по бычьей шее, сломя голову помчался в душевую.

* * *

Дочитав реферат лекции «Жизнь как космический фактор», Шеф некоторое время сидел с полуоткрытым ртом, безуспешно пытаясь выйти из состояния глубокого ошеломления. Он не знал, гневаться ему или улыбаться. Дерзкий мальчишка! Этот его реферат, а лучше сказать, дайджест лекции, прочитанной на прошлой неделе членам отряда «Тридцать три» директором ИТК Муамаром Хаддафовичем Псевдоквазером, есть не что иное, как форменный пасквиль. Засранец Васильев выставил Псевдоквазера в самом неприглядном свете и, хотя в соответствии с традициями Исполнителей в отношении малосимпатичных им людей ухитрился измазать спину горе-лектора именно белой краской, своим ироническим рефератом фактически очернил его.

«Ну что ж, – в который раз мысленно резюмировал Шеф, – за что боролись, на то и напоролись».

С тех пор как Эдуард Лаврентьев ввёл в практику ДБ так называемые параллельные, то есть беллетристические, свободные рапорты, рефераты, донесения, отчёты и т. д. и т. п., психологи Департамента Безопасности получили обильную пищу для размышлений и, разумеется, для вполне определённых выводов, часто весьма неожиданных.

Шеф закурил сигарету и, выдохнув большущее кольцо дыма, быстро принявшее язвительную форму вопросительного знака, позволил себе улыбнуться.

Вне всякого сомнения, Васильев был, есть и останется мелким пакостником, типичным скептиком с неизменной фигой в кармане, которую, однако, при первом удобном случае не стесняется вытаскивать и совать прямо под нос своим недругам, оппонентам и противникам. Но разве парень так уж не прав, изображая Псевдоквазера записным циником и скользким демагогом? И какое же это, чёрт возьми, очернение? Это унылая констатация факта. И потом, кто из окружающих Шефа людей, включая самого Васильева, не циник и не демагог? Нет таких, ищи хоть днём с фонарем, как бедолага Диоген. Да и сам Шеф по этим параметрам ничем не отличается от прочих смертных. Совестливость и порядочность давно уже не котируются в построенном на лживых принципах мире. Злые языки утверждают, что совесть – дипломатическое название трусости, а в ДБ работают люди далеко не робкого десятка. По идее, должны работать таковые. Преимущественно. Одним словом, в жизни всегда есть место совести, но по большей части это место остается почему-то незанятым.