Антонина Крейн - Шолох. Академия Буря

Это Берти, устроившись под зубцами башни, развинчивал огромный телескоп. Голден-Халла что-то затейливо, мелодично насвистывал за работой. Соловьи на деревьях в саду пытались составить ему конкуренцию, но сыщик побеждал по всем параметрам: громкости, самозабвенности, разнообразию репертуара.

Пес лежал рядом, с упоением и рыком разгрызая чью-то кость. «Надеюсь, не предыдущего им помешавшего», – подумала Ладислава. Ее присутствия будто не замечали.

– Простите меня за фингал, мастер, – наконец смиренно и по-ученически обратилась она к спине в зеленой кофте.

Спина была поджарая, очень прямая, а вот согнутые ноги свои Голден-Халла раскинул по сторонам под дикими паучьими углами: наверное, с такой длиной конечностей их просто страшно выпрямить – дотянутся до самого моря.

В этот момент Берти дернул какой-то болтик, и весь телескоп тотчас рассыпался на детали со страшным звоном. Ладислава ойкнула: сломал?..

– Прощаю! – благосклонно кивнул Голден-Халла, повелитель металлолома, и с удовлетворением оглядел свое блестящее бронзой царство. – Ты не стесняйся, располагайся, я уже ухожу.

Потом он встал, жестом фокусника вытащил из кармана тканый мешочек и, склонившись в три погибели, призывно потряс им:

– Гули-гули-гули…

«Псих!» – мгновенно напряглась Ладислава.

Но… Останки телескопа вдруг встрепенулись и попрыгали к мужчине, как живые, уменьшаясь сообразно таре. Пес Голден-Халлы лениво тявкнул на зарвавшуюся шестеренку, которая прокатилась, как монетка, по жилистой гладкошерстной спине собаки.

Берти поймал это колесико, продел сквозь него еще один белый шнурок (видимо, от второго ботинка) и небрежно повязал железку на шею как амулет. Потом сыщик стянул резинкой мешочек: тот урчал, как живой, и Ладислава не бралась обозначать судьбу телескопа – механизм укладывается спать или… переваривается?

– Изумительная ночь! – оценил Берти, задрав лицо к небу. И показал луне большой палец: «Одобряю!» Так серьезно, будто его несчастное мнение действительно что-то значило в этом мире.

А потом Голден-Халла пружинистой походкой отправился к люку – мимо Найт.

– Хорошего вечера! – пожелал детектив.

И скрылся в дыре в полу. Пес его уже цокал когтями по ступенькам где-то под башней, рыча и возмущаясь их невиданной крутизне: двигаться собаке приходилось почти вертикально, попой кверху.

Не успела Найт, оставшись в одиночестве, от души проклясть себя за молчание – ну и почему ты не ответила? что за внезапный столбняк? ты дура, что ли, я не понимаю? – как раздался шустрый топот, и рыжая башка с хвостиком вынырнула обратно.

Опаньки.

Голден-Халла деловито наставил на девушку указательный палец.

– Обычно я не нарушаю таинство частной жизни, – предупредил он, вскинув брови. – Но иногда что-то замечу и… развидеть не получается. А потому вопрос, госпожа адептка: ты ведь не собираешься прыгать с крыши?

Ладислава подавилась и закашлялась.

– Самоубийство в мою смену – не очень-то для репутации, – пояснил Берти и подмигнул. Хей, я не серьезно. Если что.

Ладислава с трудом «отморозилась»:

– Прыгать не собираюсь… С чего вы взяли?

Рыжий все тем же пальцем обвел свой рот.

– Микровыражения, – сказал он. – Ты, конечно, чудесно улыбаешься, широко, открыто, но между улыбками делаешь вот так… – он поджал губы в траурную скобку. – Очень часто. Почти каждый раз. Считается, что это не очень здо́рово и здоро́во, скажем так.

– Я не замечала этого, – осторожно протянула девушка.

– А вот я заметил, – Берти виновато развел руками. – Микровыражения – такая вещь… Мы не можем их контролировать. Все равно вылезают, пакостники. Однако их очень сложно засечь – полагаю, для тебя это плюс. В том плане, что ты можешь быть спокойна: для всех твой образ легкомысленной девчонки очень, очень убедителен.

– Х-х-хорошо, – сказала Лади, хотя ей, напротив, стало совсем НЕ хорошо.

Для всех – но не для него?

Берти подпрыгнул, отжавшись от люка, и уселся на краю дыры. Его брови свелись в одну прямую линию, вокруг глаз побежали морщинки, и Найт вдруг поняла – он не так уж и юн, как кажется издалека. Лет тридцать ему, наверное, есть, хотя по манерам не скажешь.

– Я могу тебе чем-то помочь? – спросил детектив, болтая ногами, пока Лади напряженно трогала собственную челюсть, пытаясь понять, как так вышло, что та ее подводит.

Тоже мне, забастовку устроила.

– Нет, вы не можете мне помочь, – наконец выдавила Найт, отведя глаза.

– Ладно. В душу не полезу, обычно там не прибрано, люди злятся и стесняются, хотя, по опыту, некрасивых душ я еще не встречал, – пожал плечами Берти, глядя вдаль. – Но ты знай, госпожа адептка: надежда есть всегда. Не бывает безвыходных ситуаций.

Ладислава чуть не ляпнула: бывает! – но вовремя прикусила язык.

Потом сыщик перевел взгляд на девушку:

– На занятия ко мне записалась?

– Да.

– Тогда увидимся на следующей неделе. Ну и на всякий случай: пообещай, что не прыгнешь, адептка!

– Обещаю, – ответила Ладислава.

Берти расплылся в довольной улыбке. На подбородке у него была ямочка:

– Ну а я прыгну! Мне-то можно.

И ловко соскользнул в люк.

Тотчас – грохот ступней, лязганье бронзы разобранного телескопа и – не успела Лади испугаться – лиричный, очень лиричный свист из старой лесной баллады.

Мастер Голден-Халла исчез по своим делам.

Ладислава решила дождаться на крыше полуночи.

Она еще раз обдумала беседу с Берти и поняла: да, наблюдательный сыщик разглядел в ней грусть, даже отчаяние, но он явно не догадывается об их причине. Потому что иначе ему бы и в голову не пришло, что она может прыгнуть с крыши.

О нет!

Ладислава не из таких грустящих. Напротив, она из тех, кто зубами вцепится в жизнь, кто вырвет ее у любого шакала, сохранит, преумножит любимую.

Если дать ей хотя бы шанс…

Один-единственный. На миллион или миллиард – не важно, она выцепит, выскребет, сердцем его выгрызет, но…

Но как раз отсутствие шанса – документально зафиксированное специалистами – и заставляло Лади глухо выть, когда никто не видит. Например, сейчас.

Госпожа Найт засунула руку под свитер и прижала пальцы к трем выпуклым цифрам на ребре. Сердце саусберийки колотилось как проклятое. Хотя почему «как»?

Проклятое оно и есть.

И виновата в этом жмыхова летняя стажировка в порту. Жмыховы пиратские корабли, жмыхов шеф, заставивший ее открыть тот огромный старинный сундук с особо богатого судна… «Мы просто посмотрим, Ладислава, возможно, это сокровище достойно большего, чем камера конфиската, возможно, это наш с тобой шанс на достойную жизнь, девочка, если ты понимаешь, о чем я».

Такие сундуки – хитрые, магические – можно открыть только вдвоем, одновременно облив маг-кислотой два замка: один спереди, другой сбоку снизу. Кислоту выдавали работникам таможни. Обычно после этого крышка отскакивала, содержимое изымалось, регистрировалось и отправлялось на специальный склад.