Наталья Любимова - Седьмая тень

Конечно, пришлось выпить три «штрафных» стопки водки: «за здоровье именинника», «за здоровье его семьи» и «за дружбу», остальные гости уже употребили до его прихода, и потому ему наливали по полной. Желудок Рябинина, в котором с утра успел перевариться лишь один пирожок с капустой, купленный по дороге на работу и съеденный тут же, воспринял «огненную воду», как живительную влагу и быстро впитал ее в себя. Закуска хоть и была обильной и сытной, действия уже не возымела. Сознание начинало затуманиваться, клонило в сон, уходить сразу было не вежливо, тем более, что Рябинин опоздал на четыре часа. Поэтому он из последних сил пытался изобразить на лице безмятежность и внимание, но видимо это у него плохо получалось. Сказывалась хроническая усталость и ненормированный график работы. Он несколько раз ловил себя на том, что просто отключается на мгновение, но старался тут же обрести бодрый вид, пока очередной сон резко не овладевал им.

Из-за этого от него ушла жена, потому, что его практически никогда не было дома, а когда был, то большую часть времени спал или бездумно смотрел телевизор. Жена тянула его то в гости, то в кино или в театр, или просто пойти погулять в парке. Рябинин ничего этого не хотел. Театра, кино и прогулок ему хватало на работе. Единственное, о чем он мечтал придя домой, это вкусно поесть, полежать на диване ни о чем не думая уткнувшись в телевизор и уснуть под его бормотание. Вся эта романтика с кино, цветами, свечами вызывала в нем лишь раздражение.

Конечно по началу, когда он только познакомился со своей будущей женой, все это было, но тогда, в прошлой жизни он был студентом юридического факультета. Он не был так занят, да и она была другой, менее требовательной, может быть, поэтому он и женился на ней. А теперь прожив с ней пять лет, он узнал ее лучше, особенно после рождения дочки, она почему-то стала менее внимательной и заботливой, умом он конечно понимал, что ребенок отнимает много сил и времени, но приходя с работы срывался по поводу того, что она вовремя не приготовила ужин, не купила хлеба, не повесила на место полотенце, хотя ему не составляло труда взять его из шкафа самому. Его раздражали порванные карманы куртки, в которых мелочь и ключи рассыпались по всей подкладке, и их нужно было оттуда выуживать. Но с другой стороны она по его карманам не лазила, и о этих дырах не знала, он конечно мог спокойно попросить ее зашить их, и она бы это сделала, но Рябинина словно подмывало накричать, обвинить ее в том, что она плохая хозяйка, и совсем не следит за своим мужем. Который ходит в порванных носках, и в куртке с дырявыми карманами. А потом с невозмутимым видом улечься на диван и не обращать внимание на то, что жена, скорее всего, пойдет в другую комнату плакать и зашивать карманы. Зато не будет приставать к нему, чтобы сходить в кино или съездить к родителям на дачу.

Жена Рябинина очень редко плакала в его присутствии, только когда уж совсем не могла справиться со своими эмоциями. Большую часть его нападок она выслушивала молча, потом уходила на кухню или в другую комнату и там давала волю скупым слезам, при этом старалась не подать виду, что ее это сильно обидело или задело. Через время она выходила из своего укрытия, приносила куртку с уже зашитыми карманами, или звала его к столу на любимые «драники» со сметаной и кофе.

Постепенно, он даже не заметил, когда она стала отдаляться от него. Уже никуда не звала, старалась к его приходу все успеть сделать, реже заводила душевные разговоры, потому что ее работа Рябинина не интересовала, а о своей он разговаривать не любил и не хотел. Других общих тем для семейных бесед не находилось, так как выяснилось у них совершенно разные интересы и увлечения, поэтому его устраивало то, что она большую часть времени проводила на кухне или занималась с дочкой и не мешала ему отдыхать после трудного дня.

А в один прекрасный день она ушла совсем, забрала дочку, свои вещи, и переехала к родителям, оставив их двухкомнатную квартиру в полное распоряжение Рябинина.

В свои неполные тридцать лет, он наконец-то познал все «прелести» холостяцкой жизни. Иногда не то, что зашитых, но и чистых носков не было, потому, что он забывал заложить их в стиральную машину, или потом вынуть и повесить сушить. Карманы куртки превратились в один сплошной, в котором теперь терялись не только мелочь, ключи и зажигалки, но и руки самого Рябинина входили в них по локоть.

После дня рождения Сереги Кузнецова Рябинин пришел во втором часу ночи, и не раздеваясь, плюхнулся на диван. По привычке включил телевизор, но происходящие на экране действия его не интересовали, ему нужен был шумовой фон, который тот создавал. Уснул Рябинин сразу, спал крепко в одной позе. Снилось ему, что они с Серегой приехали в какой-то незнакомый лес на пикник, разложили подаренный им набор. Сам Рябинин стал наслаждаться теплом и покоем. Лес шумел какими-то отдаленными голосами, и наводил на него дрему. Серега пошел в лес с удочкой и пропал. Рябинин стал его звать, но тот все не шел. Тогда Рябинину пришлось идти искать его. В лесу было темно и страшно. «Мурашки» бегали по его телу. Ругая про себя этого горе-рыбака, Рябинин все шел и шел, пока лес стал совсем непроходимым. Он пробирался через чащу, почти ползком на ощупь, сучья деревьев раздирали его одежду и кожу, но боли он не испытывал, гораздо ужасней было осознавать то, что теперь придется все стирать и зашивать самому, или выбираться в магазин чтобы купить новую одежду, а это было еще хуже. Рябинин терпеть не мог ходить по магазинам, его бесили милые продавщицы, которые старались ему всячески угодить и начинали расхваливать свой товар, а еще хуже, когда они начинали критиковать его внешний вид: «Мужчина, эта рубашка не подходит к этим брюкам, а для этой нужен галстук в темную полоску», или «это не ваш стиль, этот джемпер ни в коем случае нельзя носить с этими джинсами».

Раньше все было гораздо проще, сначала мать покупала ему одежду, и вставая утром, он одевался бездумно, полагаясь полностью на ее вкус. Потом эту эстафету переняла жена, поэтому Рябинин не заморачивался на этот счет еще пять лет. И только последние два года он столкнулся с этой проблемой, которая даже во сне не давала ему покоя.

Наконец непроходимые дебри закончились, и показалась гладь какого-то озера. На берегу лежал Серега, сложив руки на груди словно покойник, вместо крестика и свечки в них торчала удочка. Леска уходила в черную воду, но поплавка не было видно.

«Нашел место, где умереть», подумал про себя Рябинин, – «как я теперь потащу его через эти заросли обратно. Еще и удочку его». Почему-то он не испытывал сожаления по поводу кончины друга, а воспринял его смерть, как само собой разумеющийся факт. И тут из озера вынырнула русалка, а может и не русалка, рыбьего хвоста, во всяком случае, Рябинин у нее не видел, и волосы у нее были русые, а не зеленые, как рисуют на картинках в детских сказках, она дала ему серебряный колокольчик и сказала: