Татьяна Филатова - Пансион благородных девиц

В офисе было почти пусто. Кроме Генри, там было еще два-три человека, которые также в преддверии выходных работали сверхурочно.

В кабинете директора горел свет.

– Я зашел попрощаться, – сказал Генри, когда заглянул в кабинет. – Я ухожу в отпуск на две недели.

– Ах, да, я помню… – ответил директор. Это был мужчина лет пятидесяти, который всегда выглядел ухоженно и опрятно. Но только не на этой неделе. Всю неделю он приходил на работу в помятом костюме, он него пахло перегаром, он часто закрывался в кабинете, а все свои обязанности переложил на подопечных. В офисе поговаривали, что у него большие проблемы с женой. Та узнала о его интрижке на стороне, после чего забрала вещи, младшую дочь и уехала к родственникам в другой город. Их старший сын, хоть и давно жил отдельно, тоже теперь перестал общаться с отцом.

Мужчина впал в тяжелейшую депрессию.

– Вы еще задержитесь? – осторожно спросил Генри, видя бутылку коньяка на столе, в которой оставалось меньше половины.

– Да, Харрис, я еще побуду здесь, – неуверенным голосом ответил мужчина. – Я слышал, ты собираешься жениться? – спросил он.

– Собираюсь, – оживился Генри, – следующей весной. А завтра еду знакомиться с тетей своей невесты.

– Желаю удачи тебе, Генри, – сказал тот, – надеюсь, она красивая?

– Очень, – улыбнулся парень.

– Берегите друг друга, – добавил шеф и одним залпом осушил стакан, треть которого наполнял коньяк. – Ты – хороший работник. Я всегда тебя ценил.

– Спасибо, сэр, – ответил Генри. – Вам точно не пора? Я могу провести…

– Езжай домой. Тебя заждалась твоя невеста…

– До встречи, – сказал Генри.

– Прощай, – ответил директор и вылил остатки коньяка из бутылки в стакан.

Генри спускался в лифте, обдумывая ситуацию, в которой оказался его начальник. Он был уверен наперед, что никогда не сможет изменить Оливии. Он слишком любил ее, чтобы причинить ей такую боль, да и к чему ему бы идти на это. «Но и ведь мой шеф когда-то также, пожалуй, думал, – размышлял про себя Генри. – Ведь он прожил в браке больше двадцати лет. Наверняка он когда-то любил свою жену и не мог представить на ее месте никого другого…»

Лифт остановился, Генри достал телефон, чтобы набрать Оливию и сказать ей, что уже выезжает домой. Она взяла трубку тогда, когда он вышел из холла, тогда, когда он буквально подпрыгнул на месте от произошедшего, тогда, когда сердце директора рекламного агентства, в котором работал Генри Харрис, прекратило биться, тогда, когда тот самый директор выпрыгнул из окна и приземлился в двух метрах от ног своего дизайнера.

Тогда Оливия и взяла трубку.

Домой он попал уже после полуночи. Только в метро Генри заметил, что к его ботинкам прилипли ошметки… мозгов? Да, пожалуй, это были мозги. Брюки были забрызганы кровью настолько, что, это он уже решил для себя, их можно только выбросить. На рубашку тоже долетели капли крови. Чистое ли лицо – Генри не знал. Да и ему уже было плевать на это. Впервые он не рассматривал лица сидевших напротив, чтобы запомнить их и сделать позже с них наброски. На этот раз все рассматривали его. Хоть в позднее время в метро было и немного пассажиров, все же те немногие старались отсесть подальше от человека, который только что ушел в отпуск.

Оливия у самого порога бросилась на шею Генри.

– Бедный, – шепнула она, а потом отпрянула, увидев, как он перепачкан. Девушка буквально отскочила от него и даже отвернулась.

– Прости, – устало сказал ей Генри, – я сейчас все отмою. Я знаю, как это неприятно выглядит… Но не мог же я ехать домой голым.

– Ничего, – спокойно ответила Оливия, – оставь все в ванной, я отмою и постираю сама. Ты устал и пережил большой стресс. Еще и эта поездка… Если хочешь, я сообщу тете, что она отменяется, – Оливия повернулась к Генри, ее взгляд тут же упал на его ботинки, которые он уже держал в руках.

– Ты так долго ждала ее… – сказал он. – Отосплюсь завтра в поезде.

– Оставь и иди в душ, – снова скомандовала девушка, – я почищу твои туфли сама.

Она взяла их в руки, не отводя взгляда от уже засохших пятен. Генри послушал Оливию. Он принял душ, смыл с себя грязь, капли крови и, как ему казалось, литр пота, который проступил по всему телу через мгновение после того, как перед ним на асфальт с четырнадцатого этажа шлепнулся его шеф. Картина та долго еще стояла перед ним, ему казалось, что вот-вот он снова услышит тот страшный шлепок.

Оливия уложила его в постель, словно маленького ребенка. Генри молчал. Он никогда не считал себя трусом, но случившееся все же очень потрясло его. Он не мог сразу заснуть. Оливия пошла в ванну и пробыла там около двадцати минут, когда она вернулась, то сказала Генри, что его туфли выглядят, как новые. За брюки она бы поборолась, не уезжай они завтра, потому их и правда пришлось выбросить.

Она сняла свою тонкую майку на бретелях, стянула шорты и осталась лишь в трусиках. Генри лег на бок, а Оливия, обняв его, прижалась к его спине, и они крепко заснули.

В девять утра за ними должен был приехать Итан, чтобы отвезти их на железнодорожный вокзал. Отпуск начался.

– До встречи, брат, – обнимал друга Итан, стоя на железнодорожной платформе. – Надеюсь ты не заскучаешь в том лесу.

– Не заскучаю, брат, – устало улыбнулся Генри.

– Ты, если что, песни пой, как Белоснежка, – рассмеялся Итан. – К тебе весь лес сбежится, будешь с белок портреты писать.

– Я тебя ненавижу! – пожал ему руку Генри.

– И я тебя, брат. Поверь: больше, чем ты меня.

Они еще раз обнялись, Итан поцеловал Оливию в щеку, помог ей занести в вагон поезда горшок с цветком, после чего вышел и остался стоять на перроне. Он еще раз помахал им рукой, когда они заняли свои места.

– Да, брат, влип ты… – пробормотал Итан, улыбаясь и маша другу и его девушке. У окна сидел Генри, поэтому, когда Оливия, помахав Итану, облокотилась на спинку своего сиденья, Итан показал Генри средний палец. Генри, не раздумывая, сделал в ответ тоже самое.

Поезд тронулся.

Генри, как и обещал, почти всю дорогу проспал. Оливия читала книжку, какой-то женский роман позапрошлого века. Генри не уточнял, какой именно. Оливия любила романы, потому он не следил за тем, что именно она читает в данный момент.

Когда Генри открыл глаза, в вагоне кроме них с Оливией уже никого не было. Значит ли это, что в такую глушь едут только они?

– Нам еще сколько: остановки три-четыре? – спросил он.

– Нет, выйдем раньше, – ответила Оливия, – отсюда мы сможем быстрее добраться. Просто место малолюдное, потому билеты до этой станции не продаются.

– Но остановка есть?

– Остановка есть.

Когда поезд остановился, Генри взвалил за плечо тяжелую сумку, вытащил ручку из чемодана на колесах, Оливия взяла свой рюкзак, горшок с черной таккой, и они пошли к выходу. Тогда Генри заметил одну пожилую женщину, что оставалась в вагоне – она была невысокого роста, потому ее не было видно за высоким сиденьем. Женщина провела пару взглядом, полным искреннего удивления.