Азиз Алимов - Железноцвет

– Прости меня. Прости, пожалуйста, – едва слышно шепчет Зоя.

Я стою без движения и как могу стараюсь превратиться в элемент интерьера. У меня нет сомнений в том, что Зоя извиняется не перед этой девочкой. Подержав ее еще чуть-чуть, Зоя наконец выпускает Ариадну из своих объятий и смахивает слезы.

– Извини, че-то я расклеилась, – говорит она.

– Ничего, – просияв, говорит Ариадна. – Ты хорошая, я знаю, – она переводит взгляд на меня, – присматривай за Петей, а то он наворотит дел, – серьезно добавляет девочка.

– Обещаю! – отвечает Зоя. – Послушай, здесь сейчас будет очень опасно, поняла? Тебе надо спрятаться.

– Хорошо, – послушно кивает девочка.

– Ты ведь не в этом блоке живешь?

– Не-а.

– Тогда беги отсюда, далеко-далеко, договорились?

– Ага.

Прежде, чем умчаться восвояси, Аря бросает через плечо последний взгляд, и этот взгляд адресован мне. Сколько вопросов хотел бы я задать ей, но не могу. Прежде, чем я успеваю передумать, девочка исчезает. Звук ее шагов не слышен. Зоя провожает Ариадну тяжелым взглядом, а потом поднимается с пола.

– Не спрашивай про это, понял?

– Я и не собирался.

– Маленьких нужно защищать, – с каким-то ожесточением добавляет Зоя. – Не важно, какие они.

– Хорошо. Пойдем, нам еще квартиру штурмовать.

– Ладно, я только в туалет схожу.

– Я буду в гостиной.

Гостиная пустует, за исключением ковра и нескольких грязных тюфяков, лежащих по углам. Должно быть, сектанты здесь спят. Я достаю свою модифицированную рацию и посылаю несколько сигналов, а потом пристально присматриваюсь к эху от волн, идущему сквозь плиты. Насмотревшись, я снимаю сумку с плеча. Из ее смердящего нутра я извлекаю две фляжки, ставлю обе на пол и скручиваю крышки. Зоя как раз заходит в комнату.

– Мы прямо над противником, – говорю я, указывая на пол. – Готовься к штурму.

Зоя молча кивает, скидывает куртку и закатывает рукав свитера. Ее доспех теперь предстал во всей красе, матово блестящий костяными пластинами.

– Сколько целей? – спрашивает она.

– Меньше десяти. Сказал бы точнее, но больно переборки толстые. Основное скопление там, – говорю я, указав в дальний угол комнаты. – Обедают. Может, в карты играют. Это отлично – Алхимик компанию не любит, он наверняка в другом помещении.

Я беру фляги и, примерившись, начинаю высыпать на полу две порошковые дорожки, одну поверх другой, образуя круг диаметром около метра. Зоя наблюдает.

– Тебя же удар хватит, – говорит она. – Может, на двоих давай?

– Тебе хиханьки, а одному эта смесь четыре пальца съела, – говорю я. – Потом назад отрастил, но его все равно звали – Кирюха-Шестипалый… мой друг.

– А теперь он где?

– Он умер. От того, что я убил его. Доставай оружие.

Зоя опустошает сумку на пол. Из кучи уже подгнивших морепродуктов она извлекает компоненты оружия.

– Собирай, как я показывал, – говорю я.

Очистив от кожицы, Зоя вставляет ствол, затвор и ударно-спусковой механизм в трехгранную тазовую кость, затем соединяет все это с половиной бедра, к которому подсоединяет костяную пистолетную рукоять и целик из половины челюсти.

– Как блять, наряд по столовой! – ворчит она. – А желудок куда? Горячий, тварь.

– Ну вперед же, под УСМ. Смотри – тяжелый. Вот так. Желудок – твоя патронная фабрика. Не забывай – для производства боеприпасов ей нужна масса энергии и материала – для этого понадобится штык.

Глаза Зои нехорошо сверкают.

– Теперь магазин – вот эта круглая трубка. Нет, не эта. Это…

– Гранатомет, все я знаю.

– Он полуавтоматический, помнишь? Внутри него – органический поршень, его нужно взводить перед каждым выстрелом. Теперь поверни сустав.

Зоя следует указанию. Раздается негромкий скрип, и из зада ствольной коробки вырастают несколько длинных и гибких отростков.

– Теперь – в боевое положение.

Зоя вскидывает оружие; отростки, дойдя до ее плеча, изгибаются и принимают его форму.

– Отдачи почти нет, – говорю я, – импульса хватает ровно настолько, чтобы обеспечить ход затвора. Помни – после двухсот метров точность боя резко падает, но в пределах двухсот метров под него лучше не попадаться. Отцовские лаборанты прозвали его Зубилом.

Закончив с порошковым кругом, я оперативно собираю свое собственное оружие. На Зоино оно совсем не похоже: боевая часть представляет собой штук двадцать костяных “кистей”, сплетенных пальцами, словно у влюбленных скелетов. Сплетенные пальцы образуют своего рода тоннель, выход которого я стараюсь ненароком не навести на ноги. Облучатель легко ложится в руку; щека приклада мягкая и пружинистая, как мох. Гашетка напоминает человеческий язык. Даже не стреляя, это оружие способно натворить бед – об этом факте ее конструктор узнал тогда, когда рентгеновский снимок показал, что его руки за месяц работы были поглощены остеосаркомой. Последние дни он провел наедине со сращивателем и своим незаконченным прототипом. С ним в руках его и нашли.

– Помни, – говорю я Зое, – в магазине у тебя сто выстрелов, но вылетят они в миг, так что…

– Не лечи меня, Петь.

– Фото Алхимика показать еще раз?

– Такого урода ни с кем не спутаешь.

– В него старайся не стрелять, даже если сильно захочется. Держи, – говорю я, и протягиваю Зое пару ватных затычек.

– Уже хотела от майки оторвать.

– Стрельба – это пол беды. – Вот вторая половина, – говорю я. Покопавшись, я выпрастываю из кармана предмет, похожий на рессорную пружину, сделанную из хряща. – У нас будет двадцать секунд тишины, чтобы уничтожить все, что под нами, за исключением Алхимика. Готова?

– Всегда.

***

Я поднимаю воротник свитера, чтобы закрыть нос, и снимаю крышку с перечницы. Зоя вынимает из подсумка свето-шумовую гранату. Я замечаю, что ее губы беззвучно движутся.

Днем город, как город,

И люди, как люди, вокруг…

Как только я перчу созданный мною круг, гремучая смесь начинает громко шипеть; вверх летят искры, которые прожигают мой рукав. Я вскидываю облучатель. Гремучая смесь исчезает, оставляя на своем месте черную полосу, сквозь которую начинает пробиваться свет. Снизу вдруг доносится придушенный вопль.

– Поехали.

Изо всех сил, я бью “пружиной” об пол, и тут же ощущаю, как она начинает вибрировать. Она быстро нагревается в моей руке. С ростом вибрации в пружине все звуки вокруг нас растворяются. Весь мир погружается в замогильную тишину, и с тишиной приходит боль: кажется, изнутри черепа кто-то засунул пальцы в мои уши, возжелав выдавить мои перепонки наружу. Стиснув зубы, я показываю Зое три пальца. Она загоняет в гранату в гранатомет. Ее лицо посерело от напряжения.

…Но вечер приходит,

И все изменяется вдруг…