Андрей Бондаренко - Жаркое лето – 2010

– Я всё понимаю, Денис Васильевич! – горячо заверила девушка, заинтересованно и чуть смущённо поглядывая на Глеба. – Надо – так надо. Не до девичьих капризов. Буду много гулять по округе, дышать свежим воздухом, займусь верховой ездой…. Глеб Сергеевич, а как в вашей Петровке обстоят дела с рыбной ловлей?

– Вы увлекаетесь рыбалкой? – просиял Глеб.

– Обожаю!

– И я тоже! К вашим услугам – отличный пруд, полный отборной рыбы. Отборный сазан, серебристый карась, линь, язь, даже запущены осетры и стерлядка…. Надеюсь, что вы разрешите мне – составить вам компанию?

– Конечно же, буду рада…

– Я чувствую, милая моя Натали, что скучать в Петровке вам не придётся, – со знанием дела подытожил Давыдов. – Тем более, если я правильно понял, у вас будет и надёжная подружка женского пола. Правильно я говорю, Игорь Николаевич?

– Бесспорно! Моя жена, Алевтина Ивановна, постарается скрасить мадмуазель Наталье – занимательными рассказами и увлекательными беседами – серые деревенские будни, – вежливо ответил Гарик, а про себя подумал: – «Какая ещё рыбалка и серые деревенские будни – в одно всем известное место? Пора озаботиться и возвращением в двадцать первый век. Как только на небе появится яркое солнышко, надо будет – в срочном порядке – выдвигаться к заветной пещере и ждать очередного «пробоя» во Времени. Натали Ларина? Ничего, за ней присмотрят – до возвращения Дениса Васильевича – Платон с Матрёной. Они ребята надёжные и серьёзные. Справятся без всяких проблем…».

Уже перед самым отъездом, когда Наташа – вместе с вещами и горничной-толстушкой – разместилась в карете, Давыдов, извинившись, отозвал Глеба в сторону, мол: – «Буквально на парочку слов! Надо пошептаться чуток, по-родственному…».

Гарик лишь кротко улыбнулся и понимающе кивнул головой, а, вот, его беспокойный внутренний голос принялся занудствовать: – «Родственнички, понимаешь! Беседуют о чём-то – очень вдумчиво и серьёзно, ручонками размахивают…. Какие там два слова? Уже минут семь-восемь базарят. Что это за секреты такие объявились? Ох, не к добру это, братец! Помяни моё слово…. А карета Лариных – избыточно шикарная и нарядная. Даже золочёные завитушки присутствуют на дверцах. Такую красоту жадные разбойники ни за что не пропустят. Это в том смысле, что, надеясь на богатую добычу, обязательно нападут. И наличие трёх вооружённых всадников их не смутит ни на секунду…».

Гарик и Глеб неторопливо рысили впереди элегантной ларинской кареты, в упряжь которой были – попарно – запряжены четыре длинноногие каурые лошадки. Седобородый Платон дисциплинированно замыкал походную колонну.

Впереди показался приметный – выше двух с половиной метров – придорожный гранитный валун, от которого – до подозрительной лесной лощины – оставалось проехать с полверсты. Гарик, останавливая лошадь, резко натянул поводья.

– Что случилось? – забеспокоился Глеб.

– Клыки смилодона стали ледяными. Слегка знобит, а холод уже добрался до самых пяток.

– Хочешь сказать, что…

– У лесной лощины, наверняка, нас ждёт засада. Дальше ехать нельзя. Пока, по крайней мере.

– Что же будем делать? Может, вернёмся в Громово и попросим у станционного смотрителя – для надёжной страховки – несколько солдатиков? Чего молчишь-то?

– Думаю, ясен пень, – хмыкнул Гарик. – Думаю…. Пожалуй, мы сделаем так. Возле гранитного валуна имеется маленькая, но удобная полянка. Пусть карета пока там постоит, а Платон Ильич – с пистолетами наизготовку – присмотрит за ней. Мы же с тобой сходим к подозрительной лощине и осмотримся на месте…. Как мне помнится, дальше дорога делает приличный крюк. Пойдём по лесу напрямик, вон в том направлении – прямо по ветру – и выйдем на самый край долины, примерно в двухстах-трёхстах метрах от дороги. Может, что и прояснится…

Наталья Ларина, узнав про этот гениальный план, возмутилась:

– Я не позволю, чтобы вы – из-за меня – рисковали своими жизнями! Надо обязательно вернуться в Громово, на постоялый двор. Я щедро заплачу станционному смотрителю, и он выделит нам надёжную вооружённую охрану.

– Нехорошо – давать взятки должностным лицам, – притворно нахмурился Гарик. – Ваш батюшка-полковник, наверняка, не одобрил бы такого опрометчивого поступка…

– Всё равно, не надо проявлять – без должных на то причин – избыточного героизма! – не на шутку разволновалась девушка. – Я вам не разрешаю! Слышите? Это полностью неприемлемо…

На уговоры пришлось потратить минут восемь-десять. Наконец, Натали сдалась и, нежно посматривая на Глеба, жалобно попросила:

– Будьте, пожалуйста, поосторожнее! Если увидите жестоких разбойников, то не нападайте на них, а сразу же возвращайтесь назад. Хорошо?

– Конечно же, вернёмся! – неопределённо пообещал Глеб. – Вы, душа моя, даже не успеете соскучиться…

Русский лес начала девятнадцатого века оказался на редкость густым, мрачным и дремучим.

– Вот же, мать его растак, – зло отплёвываясь, шёпотом ругался Глеб. – Откуда здесь взялось столько полусгнившего бурелома и гигантских разлапистых коряг? Ноги можно переломать запросто. Папоротник ещё дурацкий – местами выше человеческого роста. Кусты всякие хлещут по ногам, ножны со шпагой – того и гляди – отцепятся…. А паутина какая? Так и лезет, зараза, в глаза…

– Зато, посмотри, сколько грибов вокруг, – попытался утешить друга Гарик. – Волнушки, белые грузди, чёрные грузди, рыжики…. Надо было какую-нибудь тару прихватить с собой. Корзинку плетёную, или, к примеру, куль из рогожи. Набрали бы грибочков на обратном пути. Матрёна засолила бы. Мировой закусон, однако…

Минут через двадцать Гарик насторожённо остановился и поднял вверх правую руку.

– Что такое? – прошептал Глеб.

– Слышишь, голоса? Вот, опять…

– Ага, присутствует неясный говорок.

Дальше они двинулись уже ползком, старательно отгибая ладонями в стороны кустики брусники, усыпанные ещё незрелыми, бело-розовыми ягодами. Вскоре лесной склон оборвался вниз крутым семиметровым обрывом. На круглой поляне, возле тёмной полосы хвойного леса, был выстроен кривобокий шалаш-балаган, крытый пышными еловыми лапами. Рядом с шалашом лениво пощипывали редкую пожухлую травку четыре разномастные коняшки. Чуть в стороне, вокруг чёрного кострища (горящего костра не наблюдалось), на толстых берёзовых чурках расположились девять хмурых типов, одетых – кто во что горазд. Одни мужики сосредоточенно хлебали деревянными ложками из мятого медного казана какое-то варево, другие о чём-то неторопливо болтали между собой, изредка заинтересованно оглядываясь в ту сторону, где проходила просёлочная дорога. Между людьми и лошадьми лениво сновали-перемещались несколько здоровенных бусых псов. От кромки обрыва до разбойничьего бивуака было примерно метров шестьдесят.