Александр Сивинских - Гончий бес

Я взбежал на несколько ступенек вверх и наткнулся на Жерара. Уши у него были на-сторожены, да и вообще и вся поза выражала острейшее внимание.

– Стерегу вот, – ворчливо сказал он. – Пока вы там лясы точите.

– Молоток, – похвалил я.

– Безусловно. Двигай обратно. Родитель-то уже, поди, разделся. Пусть ныряет в зем-ные недра без опаски. В случае чего подам голос.

Я запрыгал по ступенькам назад, ломая голову, как отец собирается объяснять вы-пущенным наружу детям подземелий свою наготу. Заявит, что пробирался через узкий лаз, где в одежде не пролезть? В том, что он сумеет открыть замок, сомнений у меня не было.

Он ничего не собирался объяснять. Он вошёл в бетон как был – в одежде и знамени-тых шнурованных галошах. Да он даже пояс с оружием и боевыми гаджетами опричника не снял! Это был высший класс транспозиции, недоступный мне даже в мечтах. Я воочию увидел, как действует Великий Комбинатор. И, чёрт возьми, им был мой отец!

Яростно завидуя и тихо гордясь, я вернулся к Жерару. Увидев мои пустые руки, он быстро всё сообразил и присвистнул.

– Оказывается, Владимир Васильевич ещё круче, чем я предполагал. Тебя можно по-здравить, чувачок. У тебя отличная генетика и блестящие перспективы. Уверен, в старос-ти ты сможешь ходить сквозь стены, даже не вынимая вставную челюсть!

Никак не комментируя подколки маленького негодника, я на ходу подхватил его за шкирку и вернулся к нашей странной команде.

Ждать пришлось недолго. Минут через пять снаружи загремел замок, потом раздался резкий щелчок лопнувшего металла, и дверь открылась. Отец скромно отступил в сторон-ку. В открывшемся проёме виднелись конструкции огромного цеха. Сквозь прямоуголь-ные окна в крыше падали столбы света. В одном из них, как головастик в ручье, извивался человек, подвешенный за ноги к мостовому крану.

Не сразу, но я узнал его. Это был один из телохранителей Допа-Хайдарова.

Из-под высоченного потолка цеха свисал на железных тросах огромный крюк. На крюк была наброшена цепь. На цепи вниз головой висел сбежавший от расправы бодигард Хайдарова. Изо рта у него торчали концы кляпа – грязной замасленной тряпки. К связан-ным, опущенным вниз рукам была подвешена железная болванка. Бодигард мычал и рас-качивался, но увидев появившуюся из подземелья миссис Вольф, затих.

– Вот, языка взял, – небрежно заметил капитан Иванов. – Надеюсь, будет разговор-чивей, чем наш дорогой проводник. Да и информированней. Лицо уж больно знакомое. Взгляни-ка, Дарья, не он ли у твоего супружника старшим телохранителем числился?

– Он самый, – сказала миссис Вольф. Подошла к пленнику, несильно ткнула его стволом дробовика в область паха и спросила: – Потолкуем, Семёныч?

Понимая, что разговор будет не из тех, которые описываются в детских книжках, Марк отошёл в сторонку. Чувствовал он себя крайне неуютно. Пожалуй, хуже, чем в сты-лых катакомбах бомбоубежищ. Цех его подавлял своей абсолютной чужеродностью. Это был настоящий храм физического труда. Фишеру попросту не было в нём места – как Декстеру в мечети или Тузику «нудиста» в синагоге.

Ещё в детстве Марк пришёл к выводу, что руки у него растут, по грубому, но метко-му русскому выражению, из задницы. Глубокому осознанию этого скорбного факта по-могли уроки труда в российской школе. На них маленький Марк раз за разом получал ра-ны и ссадины, марал и рвал одежду. А напоследок, почти накануне отъезда в США, лихо отпилил вместо доски последнюю фалангу безымянного пальца левой руки. С тех пор лю-бая мысль о том, чтобы приложить эти скверно сконструированные конечности к орудиям производства вызывала у него недомогание. Вплоть до мигреней и расстройства желудка.

Вот и сейчас у него начало ломить в затылке, а к горлу подступила лёгкая тошнота.

Цех разделяла на две части застеклённая перегородка. Одну половину занимали гро-моздкие агрегаты – кажется, компьютеризированные станки. Вторая, дальняя, была за-полнена рядами столов, напоминающих хирургические. Только оперировать на них долж-ны были механических чудовищ. Каждый стол был оборудован множеством никелиро-ванных устройств. Зажимы, светильники и увеличительные стёкла на поворотных штангах. Разновеликие тисочки, дрели, точильные круги и бог весть что ещё. Марк был уверен, что полчаса работы за таким столом лишат его не только всех пальцев, но и головы.

Он ничуть не удивился бы, если жуткий капитан Иванов вместе с Дарьей Вольф бро-сили Семёныча на одну из сверкающих плоскостей и начали пытать, зажимая гениталии в тисках и высверливая дрелью зубы. Но те обошлись без крайностей. Вроде бы, даже без крови. Уже через несколько минут допроса они сняли пленника с крюка и усадили на ка-кой-то ящик. А затем и вовсе развязали. Вскоре возле дознавателей столпилась почти вся команда. Лишь Павел Дезире со своей раскормленной как боров собачонкой бродил по-одаль. У Марка сложилось дурацкое впечатление, что «нудист» разговаривал с шавкой, как с человеком. И что она ему отвечала!

Наконец допрос закончился. Капитан Иванов похлопал Семёныча по плечу и сделал жест, как бы приглашающий телохранителя стать провожатым. Тот не стал противиться и, припадая на ногу, зашагал в сторону стеклянной перегородки.

– Фишер! – позвала Сильвия. – Идёмте. Этот человек отведёт нас на склад, где хра-нятся остальные насекомые.

Марк нехотя двинулся следом. Разгулявшее воображение рисовало грядущее исклю-чительно в мрачных тонах. От него исходила туманная, но ощутимая угроза. Марк знал, что на складе их ждут одни неприятности.

Его быстрым шагом догнал «нудист». Собачонку он взял на руки, отчего сладенькая мордашка Тузика приобрела торжествующе-высокомерный вид. Когда парочка поравня-лась с Марком, пасть собачонки раскрылась, и…

– Шире гребок, юниоры, – протявкал Тузик. – Выше амплитуда! Отставать не реко-мендуется. Здесь водятся хищные фрезы. Специализируются на крайней плоти.

– Значит, я их не заинтересую, – на автомате парировал окончательно ошалевший Марк.

– Ну, что я говорил! – радостно гавкнула собачонка. – Наш парень! Пять баллов из пяти, мистер Фишер. Позвольте представиться. Жерар.

Марк вопросительно посмотрел на Павла. Тот дружелюбно улыбнулся и кивнул.

– Его действительно зовут Жерар. И он действительно говорящий. Вернее, болтли-вый.

– Перестань компрометировать меня, чувачок, – воскликнул пёс. – Мистер Фишер может подумать, что я треплюсь не по делу. Но ведь это не так! Каждое моё слово – это средоточие истины. И оцениваться должно на вес огранённых бриллиантов.

Он зажмурился и изобразил передними лапами весы. Одна «чаша» слегка перевесила. Пёс открыл глаза, с любопытством посмотрел на положение лап и добавил: