Александр Лонс - Лавка антиквара

Что касается моего дела, то она порекомендовала очень хорошего адвоката специализирующегося как раз на таких проблемах: авторское право в сфере изобразительного искусства.

Зато бронзовая шкатулка будто растворилась в воздухе. Маша потом клялась и божилась, что вообще не понимает, о чём идет речь, что мои подозрения для неё оскорбительны и возмутительны, мы даже немного поругались из-за этих моих подозрений. Но более важная тема — захват её авторских прав — быстро нас примирила.

Стремительно пролетел невиданный ни одним государством Мира локомотив околоновогодних торжеств. Сначала модная теперь Ханука вместо увертюры, потом празднуемое нашими культурными интеллектуалами «католическое» рождество. Новогодний «сочельник» — тридцать первое декабря. Собственно Новый год, отпитый по всем правилам и канонам отечественной культурной жизни. Заодно праздновалось то же самое, только по иным часовым поясам. «Настоящее», уже православное рождество, отмеченное по самое «не могу», до изумления и легкого алкогольного отравления. Потом — абсолютно сумасшедшее словосочетание, целый фейрверк мыслей, слов и эмоций — «Старый новый год». Святки, крещенские купания и прочие безобразия. Затем Китайский новый год: наступил Год Черного Дракона. Дальше — священный для каждого студента (настоящего и бывшего) Татьянин день. Параллельно происходили приезды и отъезды друзей и знакомых, а также родственников друзей и знакомых, походы в гости, приводы в полицию, выезды «скорой», покупка ёлки, её одевание, её раздевание, и её же ритуальное сожжение у помойки за домом.

После разрушительных для здоровья праздников рабочий режим наладился только к первому февраля.

* * *

Справедливо сформулировал кто-то великую мудрость: не оставляйте женщину одну: у неё от этого заводятся мысли, и она их думает. В силу женских особенностей, ни к чему хорошему такое думанье не приведёт. Когда я пришел домой, Маша сидела на диване, обняв свои круглые коленки, и мерно покачивалась из стороны в сторону. Компьютер работал, на экране вертелся клип «I like it» в исполнении группы Izabo. «I like it! I like it!» — бесконечно повторяла босоногая вокалистка на разные лады. По-моему иных слов в песне не было вообще. Не запомнил. Однако видео смотрелось на удивление гармонично и хорошо.

— Ты чего? — испугался я.

— Думаю, — загадочно произнесла художница, словно очнувшись. — Помнишь, как у Булгакова? «Никогда не разговаривайте с неизвестными».

— Ты это к чему? — не понял я.

— К тому самому. Вот так же, заговорила я как-то с незнакомцем, а с этого всё и началось. А что получилось? Вот я и думаю — а если бы не заговорила, то как бы пошла тогда моя жизнь?

— А что «всё и началось»?

— Всё и началось, — повторила она. — Я была ограниченным, неуверенным в себе, зажатым и беспомощным тринадцатилетним подростком, придатком своих родителей. Бесцветной никчемной личностью. Все вокруг чем-то увлекались, что-то делали и чего-то умели, а я не умела ничего. Я тогда совсем не могла рисовать, но хотелось. Только и могла тусить со старыми подружками. Вот так сидели мы с Маринкой и какой-то херней страдали. Вдруг подошел человек и обещал нас всему научить. Сделать из нас хороших мастеров. Старик, лет шестидесяти, может больше или меньше… не знаю. Мы сначала подумали, что он педофил или ещё какой извращенец. Испугались. Но нет, ничего такого. Я ведь абсолютно рисовать не умела, хуже Маринки была, прикинь? А хотелось — просто жуть. С детства малевала что-то, рисовала, как получалось, но выходила такая херь, что вспомнить стыдно. А он обещал научить нас всему необходимому для успеха, нужно было только выполнить ряд условий. Но главное — никогда потом не рисовать людей. Мы вместе с родителями подписали какие-то бумажки, и стали у него учиться. Там таких целый класс набрался, человек двадцать. Маринку, кстати, выгнали походу, как неспособную к творческому процессу. Отучилась я, поступила в Художку, окончила, а потом ты и так знаешь. Как кучеряво выразился один наш препод на выпускном — « мы кузнецы, которые кладут свои молоты в копилку культуры ». Стала «вольной художницей». Никакого успеха это мне не принесло, торговала на Паперти, на Грибанале, а что толку? Обманул меня хромой.

— Почему — хромой?

— Он прихрамывал и опирался на палку.

— С ручкой в виде головы пуделя? — усмехнулся я.

— Да нет, с обычной ручкой. Только трость была из какого-то белого металла. Блестящая вся такая, гладкая.

— А что за «бумажку» подписала?

— Соглашение. Что никто никому ничего не должен, а обучение проводится исключительно на основе добровольности. Хоть и за деньги. Подписали я и отец, как родитель.

— Странный документ. И как тебя этот дядька учил?

— Как учил? Обычно учил, — как-то кисло призналась девушка. — Давал уроки. Оказалось, что я хорошо обучаюсь и всё схватываю на лету, даже не знала, что так умею. Но вот не поверишь — я совершенно не помню этих уроков. Осталось ощущение умения и желания рисовать. Более того, как только на меня нападает творческий зуд, я полностью теряю над собой контроль и не могу уже остановиться, пока не намалюю одно или несколько полотен. Это как у маньяков, только в области живописи. Что-то понемногу стала продавать, а потом началось…

— Что началось?

— Всякие личные проблемы возникли. Мой тогдашний бывший был медиком и работал в Гематоцентре на Советской. Приходил поздно, уходил рано, дежурил сутками. Никакой личной жизни. И вот как-то раз бывший, а мы тогда жили вместе, рассказа забавную историю про своего коллегу и приятеля. Тот постоянно жаловался на соседскую дементную бабку, которая вечно боролась с нечистью, причем очень оригинальным таким способом. Играла в бомбардировщика: сбрасывала полные святой воды трехлитровые банки на машины, стоявшие под окнами. Мерещилось ей, будто прячутся там сатанисты и нечистые силы. А после того, как банка попала на крышу автомобиля бывшего, они с приятелем придумали сокрушительный план. Часа в четыре ночи вышли на площадку и размазали по бабкиной двери принесенную с работы просроченную эритроцитарную массу. Везде набросали разноцветные свалявшиеся нитки, поставили оплавленные свечки и нарисовали нечто вроде пентаграммы. Когда бабка утором вышла из квартиры, то ужаснулась. Сатанисты, оказывается, следят за ней и знают, где она живет! Весь двор тут же был в курсе и дрожал от страха. Бабкины нападения на машины прекратились. Она вдруг сделалась такая добрая, вежливая, со всеми начала здороваться и приятелю моего бывшего стало её жалко. Он подарил ей на восьмое марта букетик подсохшей мимозы и коробку диабетических конфет.