Марк Ходдер - Загадочное дело Джека-Попрыгунчика

— Позвонить в колокольчик, сэр? Так он не услышит…

— Немедленно звони!

— Он… он… в Лондоне. Вы не поняли меня, сэр.

— Я прекрасно понял тебя! Что, не можешь набрать… А! Черт! Ну конечно! Ох, извини меня, Брок. Ладно, я подожду. Скажи своему хозяину, что я хочу видеть его, как только он придет. Хорошо?

— Обязательно скажу, сэр.

— Иди.

Ждать пришлось до трех часов.

Бересфорд не успел войти в дом, как услышал дикий крик:

— Где ты был, черт возьми? Я жду тебя весь день!

Передав слуге перчатки и шляпу, маркиз молча посмотрел на осунувшегося путешественника, который орал во весь голос и явно был не в себе.

— Что с тобой случилось, Оксфорд?

— Входи скорее. Мне нужно кое-что сказать тебе. Очень срочно!

Бересфорд пожал плечами, вошел, расстегнул камзол для верховой езды и снял его.

— Ну что? — спросил он, кидая камзол на спинку стула.

Эдвард Оксфорд, с горящим взглядом и исказившей рот болезненной усмешкой, вдруг пробежался пальцами по своим растрепанным волосам и рассмеялся безумным смехом.

— Я не могу вернуться назад! — крикнул он. — Я не могу вернуться!

Бересфорд опустился в кресло.

— Назад? Домой, ты имеешь в виду? В 2202 год?

— Да! Именно это я и имею в виду! Что ты переспрашиваешь всякие глупости? Не понимаешь, что ли? Совсем дурак?

— Успокойся, Эдвард. Остынь. Вспомни, что ты мой гость.

Оксфорд обхватил голову и уставился на маркиза.

— Я убил человека, — прошептал он.

— Ты? Когда?

— Спустя три года. Я убил его случайно. Он мой предок.

— Боже мой! Садись. Расскажи подробнее.

Оксфорд прошаркал к стулу, уселся и уставился в пол.

— Генри, представь себе, что время — это веревка, протянутая от настоящего момента до 2202 года. Теперь отметь на ней точку неподалеку от нас — 1840 год. В этой точке находится человек, которого зовут так же, как и меня, — Эдвард Оксфорд. Будем называть его Первый Оксфорд. Если ты пойдешь вдоль линии, то увидишь, что этот человек стал отцом, его ребенок вырос и тоже стал отцом, и так далее вплоть до 2162 года, когда далекий потомок Первого Оксфорда дал жизнь мне.

— Да, я представил себе эту картину, — кивнул Бересфорд. — И что?

— А теперь перенесемся в 2202 год, мой сороковой день рождения. Я совершил прыжок с дальнего конца веревки в 1840 год и убил Первого Оксфорда, потом прыгнул в начало, где мы сейчас.

— В настоящее время, — уточнил маркиз.

— Да, черт возьми. В 1840 году линия прервалась. Ее продолжение, содержащее всех потомков Первого Оксфорда, больше не соединено с той частью линии, где мы находимся. Оно все еще существует, но не для нас. Для нас все, что произошло после смерти Первого Оксфорда, должно быть написано заново. Вот почему мне некуда прыгать, впереди ничего нет!

— Но ты же был в 1877 году. Это за точкой обрыва!

— Да, так оно и есть, и я размышлял над этой загадкой всю ночь. И теперь я знаю, что произошло. Я прыгнул в самый конец моего естественного жизненного пути.

— Не понял.

— Генри, если я останусь в этом времени, то в 1877 году мне будет 80 лет. И в пятницу 9 марта 1877 года я вполне могу умереть. Это естественно в таком возрасте.

— Ты хочешь сказать, что можешь путешествовать, как и раньше, в пределах выделенного тебе времени, но не можешь уйти за него, потому что тебе нужно будущее, которое уже произошло?

— Да!

— Значит, ты вычеркнул себя из жизни? Но почему, Эдвард? Почему ты убил этого человека?

— Я бы не хотел углубляться в детали. Как я уже сказал, это была случайность, несчастный случай.

— Тогда пойди и не допусти его. Если ты в состоянии отправиться в 1877 год, то уж тем более можешь добраться до 1840-го. Иди и не допусти смерти Первого Оксфорда.

— Генри, неужели ты не понимаешь? Я здесь, я убил его; никто не остановил меня; следовательно, даже если я попробую, то ничего не получится! Это бесполезно!

— Такие путешествия выше моего разумения, — ответил Бересфорд, — но в будущем ты жив и изобрел эту машину времени. А это было бы невозможно, если б кто-то убил твоего предка. Тем не менее, ты здесь. То, что ты воспринимаешь события столь неотвратимо, не означает, что ты не в состоянии вернуться назад и изменить их.

Эдвард посмотрел в пустоту.

— Да, — задумчиво прошептал он. — Да, это может быть правдой. Стоит попробовать!

Он вскочил.

— Я должен поработать над костюмом, Генри. Шлем и пульт управления повреждены, попробую восстановить их!

— Но, ради бога, отдохни хоть чуть-чуть! Ты выглядишь так, как будто не спал всю ночь!

— Я не спал! Нет времени! — крикнул Оксфорд, бросаясь к столу, где были разложены все его инструменты.

Бересфорд покачал головой.

— Никогда бы не подумал, — тихо сказал он, — что именно ты — повелитель времени.

Три года спустя Эдвард Оксфорд опять потерпел неудачу. От обоих Оксфордов он оказался дальше, чем планировал, и, когда пробегал мимо полицейского, понял, что не успевает: два человека уже сцепились, дуло пистолета было нацелено на королеву.

— Стой, стой, Эдвард! — завопил он.

Внезапно из пульта управления вылетела молния и ударила прямо в землю. Электрический разряд прошел через него, он скорчился от боли, а когда вновь поднял взгляд, выстрел прогремел, и из головы королевы Виктории хлынула кровь.

Она опрокинулась назад и начала выпадать из кареты.

Оксфорды сражались. Первый споткнулся и упал, его голова ударилась о прутья изгороди.

«Это все я, — подумал путешественник во времени. — Отвлекся — и сразу крик и вспышка. Я посмотрел на себя, стоящего на холме, и невольно отодвинул руку предка. Я направил пистолет прямо ей в голову!»

— Нет! — заорал он. — Нет!

Из пульта управления дождем посыпались искры.

Он повернулся.

Констебль почти поравнялся с ним.

Оксфорд прыгнул над его головой и приземлился обратно в 1837 год.

— Я не могу остановить это! — крикнул он Генри де ла Пое Бересфорду, врываясь в застекленную дверь. — Может, этого не случилось бы, если б я не вернулся туда!

Он уткнул лицо в ладони и застонал.

— Спи, — приказал Бересфорд. — Отдохнешь, и голова прояснится. Мы найдем выход. И помни: у тебя есть сорок лет, чтобы решить эту проблему.

— Тысяча чертей! — выругался Оксфорд. — Я не могу быть викторианским затворником всю оставшуюся жизнь. И жена ждет меня домой к ужину.

Внезапно ему стало смешно от контраста между необычным и обыденным, он потерял контроль над собой и, откинув голову назад, дико засмеялся; его хохот, грубый и страшный, заставил маркиза содрогнуться.

Эхо этого дьявольского хохота пронеслось по всем «Чернеющим башням».

И, возможно, проникло сквозь время.