Джонатан Мэйберри - Шерлок Холмс и гринбрайерский призрак

— Но протокол вскрытия…

— Свидетельствует, что она была убита, но не устанавливает личности убийцы. Мне очень жаль, но, пожалуйста, помните: присяжные должны согласиться, что нет никаких, никаких сомнений в том, что Шу — убийца. И я не знаю, достаточно ли у нас доказательств, чтобы убедить их в этом, — он оторвал ее руку от своего рукава, но задержал ее на мгновение и даже сочувственно пожал. — Я сделаю все, что дозволено законом, мадам. Все.

Она отдернула руку.

— Закон! Разве закон справедлив, если он позволяет убить девушку и отпустить убийцу на свободу? — она посмотрела на Престона, на Холмса, на меня. — Сколько еще женщин он возьмет в жены, а затем убьет их? Как защитить их права?

Я открыл рот, чтобы пробормотать какие-нибудь слова утешения, но миссис Хистер развернулась и быстро ушла в боковую комнату, а ее рыдания обвиняющим эхом отозвались в неподвижном воздухе коридора.

У Престона был жалкий вид.

— Я ведь могу сделать только то, что допускает закон, — защищаясь, сказал он.

Холмс улыбнулся и похлопал его по плечу.

— Мы должны верить, что найдем способ добиться справедливости, — сказал он. Затем посмотрел на часы. — Боже мой, я опаздываю на обед.

И с этим загадочным заявлением он нас покинул.

Судебное заседание началось, и худшие опасения Престона стали сбываться. Адвокат, хитрый человечек по имени Гримби, казалось, уже завоевал симпатии присяжных. Если бы я во время вскрытия не видел в глазах Шу холодного расчета, я, возможно, тоже почувствовал бы обоснованные сомнения.

Снова и снова миссис Хистер просила Престона, чтобы ее вызвали для дачи показаний, но каждый раз прокурор не уступал ее мольбам, и я видел, что его терпение улетучивается так же быстро, как и его оптимизм.

И вдруг произошло непредвиденное.

Когда судья спросил мистера Гримби, есть ли у него еще свидетели, адвокат повернулся к столу обвинения и со злобной улыбкой, которую я никогда не видел на лице человека, сказал:

— Я вызываю миссис Мэри Джейн Робинсон Хистер.

Зал пораженно затих. Престон, признавая свое поражение, закрыл глаза и пробормотал:

— Боже, все потеряно.

Я повернулся к Холмсу, но по его виду нельзя было сказать, что он в смятении. Напротив, на его лице читалось выражение, которое американцы называют poker face — никаких эмоций, ни намека на какие бы то ни было мысли, которые посетили бы его во время этого крушения всех надежд.

— Миссис Хистер? — вызвал судебный пристав, предлагая ей руку.

Почтенная леди поднялась с места с большим достоинством, хотя я видел, как от страха сжались ее кулачки. Быть лишенной возможности выступить против этого злодея и внезапно стать орудием в руках его адвоката! Это было немыслимо жестоко.

— Холмс, — прошептал я, — сделайте же что-нибудь!

Он очень спокойно ответил:

— Мы сделали все, что могли сделать, Ватсон. Нам остается только уповать на справедливый дух правосудия.

Мадам Хистер приняла присягу, села в кресло свидетеля, и тотчас же Гримби приступил к допросу, принося любезность в жертву быстрому завершению дела.

— Скажите, мадам, вы верите, что мистер Шу был как-то связан со смертью вашей дочери?

— Да, сэр, — тихо сказала она.

— Вы были свидетелем ее смерти?

— Нет, сэр.

— Вы разговаривали с кем-то, кто был свидетелем ее смерти?

— Нет, сэр.

— Таким образом, вы лично не знаете ничего об обстоятельствах смерти вашей дочери?

Она помолчала.

— Ну же, миссис Хистер, это простой вопрос. Вы что-то знаете о том, как умерла ваша дочь?

— Да, — сказала она наконец, — кое-что я знаю.

Глаза Гримби горели, он с трудом удерживался от торжествующей улыбки.

— Откуда у вас эта информация?

— Мне сказали.

— Сказали? Кто, мадам? — покровительственно уточнил он.

— Моя дочь, сэр.

Теперь уже Гримби улыбнулся открыто.

— Ваша… покойная дочь?

— Да, сэр.

— Правильно ли я понимаю, что ваша мертвая дочь каким-то образом передала вам эту информацию?

— Да, моя дочь рассказала мне, как она умерла.

Присяжные в один голос охнули. Престон мог бы выразить протест сейчас, но он совсем утратил самообладание, смирившись с тем, что дело уже проиграно.

— Прошу вас, мадам, продолжайте. Каким образом она вам это сказала?

Миссис Хистер встретилась взглядом с Гримби.

— Ее призрак пришел ко мне во сне, сэр.

— Ее призрак? — воскликнул Гримби. — Во сне?

Из галереи прозвучал серебристый смех и даже несколько присяжных улыбнулись. Престон так сжал кулаки, что побелели костяшки, в то время, как Холмс, сидевший с другой стороны от меня, не отрывал взгляда от лица миссис Хистер.

Гримби открыл было рот, чтобы что-то сказать судье, но миссис Хистер оборвала его.

— Вы можете смеяться, сэр. Вы можете все смеяться, наверное, для вас это смешно. Молодая женщина умирает ужасной смертью, очень сильный человек задушил в ней жизнь, сломав ей шею. Кому-то это может показаться смешным, — смех в зале стих. — Моя дочь была хорошей девочкой, прожившей нелегкую жизнь. Да, она делала ошибки. Мистер Гримби был достаточно любезен, чтобы разобрать подробно каждую из них. Да, она родила ребенка вне брака, а ведь мы знаем, такие вещи немыслимы, такие вещи никогда ни с кем не происходят.

Ее горечь нагнетала атмосферу в зале заседания.

— Мистер Гримби проделал свою работу отлично, он уничтожил доброе имя моей дочери, одновременно опровергая малейшие доказательства вины Траута. Может быть, большинство из вас уже сделали выводы и решили освободить Траута Шу, — она сделала паузу и бросила взгляд на Холмса, и мне показалось, что она ему кивнула… или нет? — Закон не позволяет мне рассказать то, что я знаю о жизни мистера Шу и его делишках до того, как он появился в Гринбрайере. Поэтому я не стану говорить о нем. Мистер Гримби попросил меня рассказать, откуда я знаю о подробностях смерти дочери, и я вам расскажу. Я расскажу вам о том, как моя дорогая Зона приходила ко мне в течение четырех темных ночей. Как призрак приходила она в мою комнату и стояла у моей постели, как испуганный ребенок, который бежит к единственному человеку, любящему его безоговорочно и навсегда. В течение четырех ночей она приходила ко мне, и от нее веяло могильным холодом. Сам воздух вокруг меня, казалось, застывал и мое испуганное дыхание тревожило призрака. Да, мне было страшно. Жутко страшно. Я не суеверная женщина. Я не стучу по дереву и не бросаю соль в глаза дьяволу через левое плечо. Я жительница гор из округа Гринбрайер. Простая, практичная деревенская женщина. И все же я лежала в постели, окруженная ледяным воздухом, а рядом стояла тень моей убитой дочери.

Она говорила, а в зале воцарилась поистине могильная тишина.