Олег Генералов - Копатели. Энергия Завета

В общем, накрывает меня все больше и больше. Кушать не могу, только пивом и питаюсь. Сижу, планы грандиозные строю – еще один выходной впереди, надо ехать туда, грунт прямо слоем снимать. Думаю – брать своих узбеков, что на даче у меня работают, или только Настасьей Палной обойтись. Тачку уже в машину загрузил. Чтобы, значит, грунт в тачку снимать, да на чистое место отвозить, потом его проверять маленькой катушкой, дабы не пропустить ничего.

Семья спать ложится, а я заснуть не могу – все о рублях грежу. И уже не десять тысяч зеленых, а все двести мне мерещатся. Лежу, воображаю, как клад тот я подниму, начальству заявление на стол положу, да со всей семьей на Гоа на год-другой уеду.

Мучился так полночи, ворочался. А часа в три-четыре утра откровение мне случилось. Чувствую я, так явно, как по телевизору – мол, не нужно тебе, Серега, туда ехать. Не стоит это того. Даже если найдешь ты клад, не принесет он тебе счастья. Потому что, если дается тебе что-то – бери и радуйся, но если судьбу насиловать и пытаться взять то, что тебе не положено – ничего хорошего из этого не выйдет. И когда я понял это, такая благодать меня накрыла – даже не описать. Обнял я тогда Настасью Палну, да заснул счастливый. На следующий день занялся делами по даче и никуда не поехал. И такое мне умиротворение от этого пришло – сказка просто.

– Серега, только не говори, что ты больше туда не вернулся, на это поле, – Егор недоверчиво смотрел на него сквозь четвертую уже кружку пива.

– Почему «не вернулся»? Вернулся, конечно. Через пару недель, когда уже на эти рубли мне практически параллельно было, метнулись мы туда с Палычем и еще с двумя бойцами – Геной Бегуном и Кирюхой. Методично, метр за метром, сняли грунт. Прозвонили каждый сантиметр аж тремя разными приборами.

– И что?

– А ничего. Штук пять денежек лизкиных да полушек катькиных подняли, да пару чешуек поздних. И ничего. Рублей не было.

– Может, площадь небольшую снимали?

– Да если бы. Метров семь на двадцать. На два штыка вниз, местами на три. До материка дошли. Нет рублей и все тут. В общем, понял я тогда, что была это золотая лихорадка у меня. И что я ее победил своевременно. Сохранив остатки своего психического здоровья.

Серега победным жестом грохнул пустую кружку об стол и начал звать официантку, чтобы разжиться новой.

– Да, – задумчиво проговорил Егор. – Клады, это вещь такая, стрёмная. Когда я свой первый клад поднял – бабушка моя умерла через несколько дней. Любил я ее очень. Да… – Он замолчал на какое-то время. – За все надо платить. Кстати, Макс, а что ты не рассказываешь нам ничего? Новости какие-то обещал потрясающие, а сам сидишь, молчишь.

– Новости, и правда, потрясающие, – грустно сказал Макс. – Дёрнули у меня нашу находку по дороге сюда. Сучонок какой-то на «Эволюшене» прямо из машины вытащил.

Макс вкратце рассказал о происшествии.

– Вот же блин, а? – негодовал Серега. – Ты хотя бы номер его запомнил?

– Цифры запомнил, да что толку-то. – Макс закурил. – Пятьсот тридцать, как телефон другана моего старого начинался.

– Пятьсот тридцать, точно? – Серега взял салфетку и тщательно записал цифры. – Синий «Эволюшен». Завтра попробуем пробить, может, нароем чего.

– Да ладно, Серый, забей. Где его теперь искать. – Макс взял очередной «Хофброй». – Жалко, конечно. Мне еврей тот пожилой вещь одну интересную подогнал, дневник его папаши-археолога. Так вот, этот папаша считает, что Ковчег Завета находится в Москве, а охраняют его москвичи-тамплиеры.

– Вот же бред то! – пьяно воскликнул Егор. – Москвичи-тамплиеры?

– Москвичи, – икнул Макс. – Тамплиеры, мать их туда за ногу. Понаехали тут, – опять икнул он. – В четырнадцатом веке.

Борясь с икотой, он залпом осушил половину кружки.

– Понаехали! – согласился захмелевший Серега. – От этих тамплиеров никакого житья нет! Одни тамплиеры вокруг нерусские. Москва, вообще-то, не резиновая!

– И что, этот дневник вместе с бутылкой ушел? – спросил Егор. – Интересно было бы этот бред почитать.

– А может и не бред. – Макс полез во внутренний карман и достал потрепанный блокнот в кожаной обложке. – Почитаю на днях, что там нарыл этот археолог. Потом тебе дам.

– И мне! – вступил Серега.

– И тебе! – обнял его Макс. – Раз бутылку просрали, все будем читать!

Настроение у всех было подавленное. Посидев еще около часа и основательно накачавшись пивом, друзья стали собираться.

– Оп-па, а я салфетку забыл. – Серега охлопывал себя по карманам, когда они уже вышли на улицу.

– Какую салфетку?

– Эту, с номером.

– Да забей ты. Мы сейчас вспомним. – промычал Егор. – Макс, какой был номер?

– А хрен его знает! – Макс махнул рукой. – Не помню я уже. Какой-то телефон зеленоградский. У меня в этом Зеленограде друзей – до чёрта. И у всех телефоны начинаются на пятьсот тридцать два. Или пятьсот тридцать один. Или пятьсот тридцать пять.

Компания шла по переулку в сторону Новопесчаной, а Макс продолжал бормотать.

– А в новых районах у них пятьсот тридцать три. И даже пятьсот тридцать семь. А еще, помню, у меня подружка была в этом Зеленограде. Страстная – ужас. У нее вообще на пятьсот тридцать восемь телефон начинался. Или на пятьсот тридцать девять, не помню уже…

Три качающиеся фигуры прилично одетых, но безобразно пьяных молодых людей переходили из одного желтого пятна света фонаря в другое, иногда по одному, а иногда по двое, скрываясь в тени деревьев. Все-таки на Соколе много деревьев. Удобно. Заблудившийся патрульный экипаж милиции внимательно осмотрел подозрительную троицу, но решил не связываться. Им ведь еще нужно было успеть в Макдоналдс на Маршала Жукова, а в час ночи там начинается перерыв.

Телефонный звонок разбудил Ивана Петровича в три часа ночи. Тявкнул что-то непонятное из прихожей сеттер Джонни, недовольно забурчала спящая рядом жена. Детектив посмотрел на часы и негромко выругался. Не для того он уходил из розыска, чтобы всякая нечисть будила его по ночам. Он и так двадцать пять лет не спал нормально ни разу. И вот опять начинается. «Странный номер», – подумал он, взглянув на экран мобильника.

– Слушаю.

– Добрый вечер, – говоривший говорил с сильным акцентом и детектив сразу вспомнил давешних странных посетителей.

– Ну, во-первых, уже не вечер, а ночь глубокая, – не сдержал он своего раздражения. – Во-вторых, доброй она, видимо, не является, не так ли? Слушаю вас, господин Фон Фугер.