Юрий Алкин - Цена познания

24 февраля

Катру не прав. Мне такой подход представляется в корне неверным.

26 февраля

Странно, но из многих вещей, оставшихся за порогом, так часто вспоминается музыка. Жаль, что они решили не развивать ее. Хотя причины понятны. Это стихия, которую слишком сложно контролировать. Случайный тревожный аккорд может вызвать такие эмоции, которые напомнят о смерти и боли лучше, чем самый талантливый рассказчик. Живопись и литература в этом отношении вполне могут сравниться с музыкой, но их гораздо легче держать под контролем. И все-таки жаль.

5 марта

Опять брали кровь. Что-то в последнее время они зачастили. Хоть бы придумали какое-нибудь новое объяснение. Профилактика насморка уже несколько приелась.

15 марта

«История» продвигается быстро, не в пример моим первым попыткам. Такими темпами я закончу ее за два-три месяца.

Забыв о своем первоначальном намерении узнать имя Зрителя, я вчитывался в ровные строчки. После истории с Шинавом мне хотелось найти все крупицы информации, рассыпанные по этим запискам. Однако на страницах дневника царило спокойствие. Пятый писал о своих замыслах, работе, общении. Изредка появлялись его наблюдения за окружающим миром, но ничего нового или важного для себя я в них не находил. Драматические сцены ограничились выносом тела.

Шелестели страницы. Пятый размышлял об эксперименте. Определившись в своем отношении к его моральным основам, он думал о возможных результатах, об их последствиях. Его мысли были холодны, взвешены, порой циничны. Он допускал, что в случае удачи результаты эксперимента будут засекречены больше, чем само исследование. Он сомневался в том, что этот институт — единственный. Он прикидывал, сколько денег должно было стоить это мероприятие и кто мог являться потенциальным спонсором. А после этого он вновь возвращался к вопросу, который волновал его все сильнее и сильнее: удастся ли эксперимент?

К середине третьего года он выпустил четыре книги, был в хороших отношениях с Катру и спокойно смотрел в будущее, ожидая окончания срока, предусмотренного контрактом. И он упорно не упоминал имя Зрителя в дневнике, ограничиваясь словом «кролик».

10 августа

Мой потенциальный последователь очень самоуверен. «Разумеется, я сдам экзамен с первой попытки». В мою бытность такую уверенность не демонстрировал даже наш отличник. Хотя в логике ему не откажешь. Три часа подряд старался выведать все о моих пристрастиях, связях и распорядке дня. Он действительно верит в то, что через месяц окажется на моем месте. Но несколько слов, которые он произнес в течение беседы, ставят его готовность под сомнение.

11 августа

Встретился со вторым кандидатом. Полная противоположность конкуренту. Смесь наивности и любопытства. Единственный вопрос: «А зачем все это надо?» Приятный парнишка, но шансы его невелики. Вместо того чтобы попытаться узнать о моих привычках и жестах, потратил все время на бессмысленный перекрестный допрос. Впрочем, первый мне понравился еще меньше. Да победит сильнейший.

Встретить себя на этих страницах я никак не ожидал. «Смесь наивности и любопытства». Лестный отзыв, ничего не скажешь. Хотел бы я поговорить с тобой сейчас. Думаю, что с тех пор мои приоритеты немного изменились. Впрочем, изменились ли?

15 ноября

Вышли «Два дня». Пятая книга, она же последняя. Скоро в этой комнате будет сидеть другой человек, отзывающийся на то же имя. Я же тем временем буду привыкать к своему старому имени и сотням вещей и понятий, от которых давно отвык. Буду искренне общаться, дышать свежим воздухом, посещать всевозможные заведения, читать настоящие книги, смотреть на солнце. Интересно, кто сейчас премьер? С поиском работы можно не торопиться. Денег хватит. Может, поеду путешествовать. Лучший способ вспомнить тот мир — это объехать его. А по дороге буду писать книги от имени Пятого. Гонорары будут, наверное, приличные. Впрочем, гонорары в данном случае не самое главное. Слишком много идей накопилось за это время. Жаль, если они так и не будут реализованы. «Поиск» и «Четвертый вопрос» надо обязательно написать.

20 ноября

Катру говорит, что раньше, чем через полтора-два месяца, я отсюда не выйду. Кандидаты продолжают изощряться в способах провала экзамена.

Умник. А сам ты с какого раза сдал? Снова стихи. Ожидание выхода. Какие-то имена, выписанные столбиком. Записи становятся все более редкими и скупыми. И наконец…

9 января

Завтра я ухожу. Три года, пять книг, которые мне никогда не придется опубликовать, и воспоминания на всю жизнь. Что бы ни произошло со мной в будущем, я всегда буду помнить эти годы. Так, наверное, Алиса, став взрослой, помнила свои детские приключения. По странности это место не уступает Стране Чудес. И тут тоже есть свой кролик. Завтра я выползу из норы и, как сова, начну щуриться от солнечного света. Завтра этот мир безвозвратно отойдет в область воспоминаний. Но это завтра. А пока надо придумать, как…

На этом строка обрывалась посередине страницы. Я перевернул лист, затем еще один, еще… Все они были девственно чисты. Машинально я долистал до конца тетради, но не нашел ничего, кроме небрежных росчерков на предпоследней странице. Голос, говоривший со мной из прошлого, умолк.

Я потер глаза. Внезапно навалилась усталость, сделав голову ватной, а веки тяжелыми. Надежды не оправдались. Вместо того чтобы удовлетворить мое любопытство, этот дневник подсунул набор каких-то неприятных неожиданных фактов, оставив после своего прочтения неясное щемящее чувство. Все, что я хотел — это узнать имя Зрителя и, возможно, еще две-три занимательные детали. А достались мне газовые трубы под потолком да нормальный человек, доведенный до сумасшествия. И ни слова, ни строчки, ни намека об имени того, для кого мы все это разыгрываем!

А ведь он знал. Знал с самого начала. Знал каждый день, каждую минуту. Но для него это знание было настолько очевидным, что ему даже не пришло в голову упомянуть имя в своих записях. Точно также он не описывал свою комнату или обстановку в Секции Встреч. Эта информация была слишком будничной, слишком скучной для того, чтобы уделять ей место в дневнике. То ли дело творческие замыслы или впечатления, вызванные бедным шизофреником. Неожиданно для себя я обнаружил, что старое стремление узнать, кто является Зрителем, никуда не ушло. А ведь уже давно мне казалось, что я выше этого, что меня это не касается и не интересует. Не раз я спокойно думал о том, что никогда не узнаю, кто из окружающих меня людей считает меня Пятым, и с какой-то странной гордостью радовался своему безразличию. Но оказалось, что при первой же возможности все безразличие слетело, как шелуха. Потрепанная тетрадь всколыхнула застарелое любопытство, и желание узнать правду разгорелось с новой силой.