Расселл Джонс - Выше головы!

Я снова посмотрел на столбик «ДА» — он безостановочно рос.

— И когда это… закончится? — я кивнул на экран.

— Да как с выборами! Официально — на сутки, но как закончат, так и закончится. Думаю, мы ещё в этом году узнаем.

— Спасибо, — прошептал я, опуская голову.

Осознание того, что происходит прямо сейчас, внезапно обрушилось на меня, и стало тяжело, как при проходе через СубПорт. Никакие отзывы и опротестования не потрясли так, как вот это. Я ведь даже не рассчитывал на такое… Привык. Что ж, разумная защитная реакция: лучше привыкнуть и принять как «нормально», чем мучить себя надеждой. Но, видимо, где-то на самом дне сердца теплилось ожидание такого поворота, и каким бы неожиданным он не был, я не особо удивлялся.

— Хочешь, посиди здесь, — разрешил Ниул. — Хочешь — иди к своей девушке. Как хочешь! Но я бы на твоём месте не волновался. Никто не будет голосовать «против» и даже воздерживаться. Это не ради тебя, Рэй. Это ради нас. Ради каждого. Подарок, который каждый может сделать себе. Ну, как тут можно отказаться? Так что давай, улыбайся пошире! С Новым Годом тебя! С новым счастьем!

Раскисшая серая каша под ногами, холодный серый кисель над головой, а посередине мои унылые серые будни. Слишком сыро для зимы и чересчур холодно для осени — нескончаемый сезон безвременья, который изредка прерывался на короткое и душное лето. Но из декабря даже такое болезненное лето казалось безнадёжно далёким и абсолютно недостижимым… Как в другой стране, в другом мире, словно сон!

Я знал о местном климате, когда переезжал: погода стояла первым пунктом в списке «аргументов против», так что у неё не вышло удивить меня, но вот утомить — легко. Я дико соскучился по синему небу, горячему солнечному свету и чистому воздуху. В седьмой раз собираясь встречать Новый Год вдали от дома, я всей душой ненавидел холод и грязь, так что эту унылая ненависть стала привычной… как холод и грязь. Но она странным образом согревала — и помогала не думать о том, что на самом деле никакого дома у меня нет. «Там», откуда я уехал, есть место, указанное в документах, где меня откровенно не ждут и вообще видеть не хотят. «Здесь» есть крохотная съёмная — чужая — квартира, отнимающая половину зарплаты; просто место, куда я возвращался каждый вечер. Могло быть хуже, могло быть лучше.

Меня нетерпеливо толкнули в спину, а потом — в бок, отвлекая от невесёлых мыслей. Кто-то всерьёз торопился и потому двигался ещё быстрее, чем другие люди… Если это вообще возможно: всем хотелось поскорее спуститься на тёплую станцию метро. Обычная утренняя спешка была дополнена предпраздничной суетой, и потому в толпе чувствовалась нервозность: всем хотелось успеть подготовиться и вообще успеть доделать всё недоделанное в оставшиеся дни уходящего года.

От самого праздника нас отделяло всего две недели. Уже закончили расписывать стёкла витрин и давно достали из чуланов искусственные ёлочки, выглядящие как подделка под подделку. Тусклый зелёный пластик или мятое серебро — натужные попытки замаскировать тот факт, что это тоже рутина, и каждый год — одно и то же. «Может, купить себе настоящую?» — в который раз подумал я — и тут же отказался от этой идеи.

Два года назад скромная сосенка, украшенная пластиковыми шариками и разноцветным «дождём», превратила праздник в кошмар. Конечно, само дерево тут ни при чём — это мой кот Изя, любопытная и вечноголодная серо-рыжая морда, решил продегустировать, «что это у нас тут новенького». А я не усмотрел… И как сумасшедший, мотался с ним по ветеринарным клиникам (половина была закрыта, в остальных — дикие очереди), а потом делал уколы, кормил беднягу из пипетки и чуть не вслух молился, упрашивая непонятно, кого, чтобы обошлось.

Израиль Соломонович остался жив-здоров и даже дурным привычкам не изменил: всё также совал чёрно-розовый нос, куда не следует. Но теперь при взгляде на ёлочные украшения мне сразу вспоминался тот кошмарный случай: как я ехал в толкучке, зажатый со всех сторон пакетами и коробками, а в руках у меня была старая спортивная сумка с бедным больным Изей. И только я знал, что там внутри кот, по еле заметному дрожанию понимая, что он ещё жив…

Пухлая дамочка в пышной норковой шубе впереди меня поскользнулась — но я вовремя поддержал её под локоть, воскликнув: «Осторожно!» Она не обернулась, не поблагодарила и даже умудрилась наступить мне на ногу острой шпилькой, после чего прибавила шаг, стараясь отдалиться от меня. Не хотела быть ничем обязанной добровольному спасителю?

От автобуса до метро было пять минут хода, но зимой эта дорога превращалась в полосу препятствий. Серая снежная каша скрывала лёд, намёрзший за неделю минусовой температуры, и можно было либо самому поскользнуться, либо получить прямо в лоб от соседа, машущего руками для сохранения равновесия. Только на днях я заработал таким вот образом хорошую шишку!.. А если опять ударят морозы, будет веселее. И ладно для пешеходов — шоссе за моей спиной начнёт забирать ещё больше жизней.

Можно было бы убрать снег с дороги прямо сейчас, чтобы не допустить «катка»… Но кого это волновало? Кто и ради чего собирался заглядывать так далеко и напрягаться? Лишь на первый взгляд люди были «клетками одного организма». На самом деле не существовало никакого единства. Вокруг меня были чужаки, лишь случайно собравшиеся в одном месте. И никто не был в этом виноват: так уж получилось!

Зайдя, наконец, за двери станции метро, я расстегнул пальто, чтоб не запариться, и поспешил, обгоняя пожилую чету, чинно шествующую куда-то.

— И куда так мчаться, молодой человек? — раздалось мне вслед, раздражённо-недоумённо, даже с некоторой претензией.

Риторический вопрос… Пробка съела утренний запас времени, а если ещё и поезд будет тормозить — точно опоздаю! А мне нельзя: я же теперь почти начальник. Почти: ответственности больше, денег почти столько же, да ещё испытательный срок надо пройти. Можно было отказаться, но прибавка давала надежду хоть как-то упрочить своё положение, перестать перебиваться от зарплаты к зарплате и по-настоящему начать жить.

Я точно знал, что это значит: с уверенностью смотреть в завтрашний день, не чувствовать себя беззащитным перед любой напастью и начать исполнять свои желания. Ничего сверхъестественного: побывать за границей или хотя бы купить новый монитор. Всерьёз заняться своими зубами, а может быть даже глазами… Кстати, о глазах: качаясь в вагоне метро я снял очки и протёр стёкла краем шарфа. «Было бы неплохо навсегда избавиться от этих штук!» Когда я ещё учился в школе, это было фантастикой, а сегодня — обычная операция. Только стоила она как мой месячный оклад. Теперешний месячный оклад.