Расселл Джонс - Выше головы!

— Только не надейтесь, что вам удастся нас переубедить! — заявила Аямэ. — Это ваша вина! Эта девочка погибла из-за вашего решения!

— Как я могу переубеждать, если мы уже проголосовали? — вопросила Леди Кетаки с королевским спокойствием.

— Прекрасно! Имейте в виду, что в следующий раз мы будем голосовать за досрочные выборы! Вы же не думаете, что можете быть Главой теперь, с кровью на руках? — и Квартер Западного сектора покинула место преступления.

Следом за ней потянулись остальные администраторы. Одни уходили не оборачиваясь, другие кивали Главе Станции. Сколькие были согласны с политикой секретности, но выбрали «логичный» ответ? И сколькие потом проголосуют против камрада Кетаки?..

Два человека опустились на колени перед телом мёртвой девушки, рядом развернулись носилки медицинского камилла.

— Позвольте на минуточку, — сказала Леди Кетаки.

— Да, разумеется, — ответил инспектор Хёугэн.

Я услышал шуршание бумаги.

— Вот, посмотри, — Глава Станции протянула мне розовый клочок обёрточного пергамента.

Бумажка была оторвана от упаковки сэндвичей, которые лежали в каждом буфете. Розовый цвет обёртки обозначал «мясо», насколько я помнил. Пятнышко крови с самого края притянуло мой взгляд. А потом я заметил буквы. Текст.

«Приходи к В7-5-13. Это важно. Никому не говори. Вопрос моей жизни. Рэй».

Написано было от руки. Аккуратные буквы — признаться, я бы не сумел написать так красиво! Больше всего меня взволновало имя — моё имя, использованное ради такой цели. А потом меня охватил страх.

— Это не я!

— Мы знаем, — Леди Кетаки мягко улыбнулась. — У тебя администраторский альтер.

— Всё очень плохо, — вздохнул инспектор, вынимая роковую записку из моих неподвижных пальцев. — Он сменил схему. Теперь его действия не предугадать. Я сожалею, что так получилось, но…

— Мы существенно сузили круг подозреваемых, — возразил ему седовласый майор (кажется, его звали Матеуш Ланглуа). — Ещё совсем немного, и мы сможем имеющимися силами решить эту проблему без огласки.

— А если мы ошиблись? — не отступал инспектор. — В конце концов, мы узнаем это, если больше никто не умрёт, но что если мы ошиблись?!

Леди Кетаки прервала начавшийся спор:

— Ступайте спать, камрады. Завтра у нас у всех будет очень непростой день.

— Уже можно?

— Погоди.

Когда Леди Кетаки, вместо того чтобы отправить баиньки, пригласила меня «прогуляться», я ожидал тестирующих вопросов. Объект прошёл через испытания — следовало снять данные, чтобы зафиксировать, проанализировать и задокументировать результат.

Что я чувствовал? О чём подумал, когда увидел мёртвое тело девушки, которая, судя по всему, была мной увлечена? Как отношусь к происходящему? Вижу ли я принципиальную разницу между Администрацией, использующей меня в качестве приманки для маньяка, и маньяком, использующим моё имя для приманивания жертвы? О, у меня нашлись бы ответы! Они буквально срывались с языка — едкие и провоцирующие. Я бы заставил её объясниться. Я бы… Но она молчала, а я не знал, с чего начать.

Мы зашли в лифт, и она набрала место прибытия. Код «В4» — Учебная зона, куда мы уже заходили, причём дважды: сначала для воспитательной беседы с хулиганами, потом — в рамках подготовки к фестивалю в честь новых тильдийцев. Он начинался завтра, но теперь непонятно, что будет. Возможно, объявят специальный режим, и о праздниках придётся забыть…

Клубные площадки и студийные помещения были закрыты, как и положено в десять вечера. Разве что пара-тройка увлечённых художников нарушала режим, но мы их не слышали.

«Опять в школу?» — подумал я, когда мы проходили по Весенней улице. Дурацкое типовое название, которое даётся перед вводом станции в эксплуатацию. Странно, что здесь его сохранили!

— А почему не смените? — спросил я.

Мой голос нарушил тишину, и я обрадовался удобному поводу начать разговор. Слишком уж гнетущим было затянувшееся молчание! Понятно, что Главе Станции не до болтовни: завтра вся станция окажется лицом к лицу с безумием, и очень скоро Кетаки не только потеряет место, но и, вполне вероятно, предстанет перед судом. Я сразу учуял застарелую вражду между двумя королевами: воинственная Аямэ не упустит возможности устранить соперницу.

— Что не сменим? — переспросила Леди Кетаки.

— «Весенняя улица» — это же стандарт! Неужели у вас не нашлось никого, чьё имя… не знаю… оказалось бы достойным?

— Видимо, такой ещё не родился. Каждый год выпускники голосуют за новое название. В среднем семьдесят к двадцати в пользу «Весенней».

— Похоже на традицию, — заметил я.

— Похоже, — согласилась она и внезапно приказала:

— Закрой глаза.

— Что?

— Закрой глаза. Я тебя поведу, — и она взяла меня за руку. — Не подглядывай!

Требование было странным, но я послушался. Впрочем, выбора не предполагалось — я всё ещё считался её секретарём. И вот об этом следовало поговорить в первую очередь, а не о нюансах станционной топонимики. Что станет со мной, если Лидия Кетаки лишится поста? Как со мной поступят, если её будут судить за принятое решение? Я — такой же результат этого решения, как и труп бедной девочки с пепельными косичками. И если мою судьбу будет определять кто-нибудь типа камрада Аямэ, то как бы не отправили к «бэшкам»…

— Не бойся, — сказала Леди Кетаки, в который раз подтверждая умение читать мои мысли. — Ничего плохого с тобой не сделают. Ты и так почти любимчик, а когда все узнают, зачем тебя привезли, станешь героем.

— Героем! — усмехнулся я. — Я бы стал героем, если бы вычислил его! Или бы просто помог обнаружить…

— Это уже не важно. Ты рисковал своей жизнью. Ты был готов умереть. У нас это ценят.

— А вы?

Её ладонь была холодной.

— Я доверяю мнению своих людей. Как проголосуют — так и будет. Они дважды выбирали меня, несмотря на «первый закон Грея», и моё назначение — это их решение.

— «Закон Грея»? — удивился я.

Где-то звучало это имя, но вскользь.

— «Скорее мужчина будет Главой при четырёх женщинах-Квартерах, чем женщина — при четырёх мужчинах», — процитировала Леди Кетаки.

— Как-то старомодно звучит…

— Но подтверждается, — сухо заметила она. — Он был выдающимся социологом. Гениальным. Обогнал своё время и, как это бывает, поплатился. Из-за своих убеждений лишился должности. Его труды получили ограниченный инфо-статус, чтобы случайно не попасться никому на глаза. Но почти все его прогнозы по гендерному распределению сбылись.

— А как вы про него узнали?

— Профессор Хофнер помог.

Имя Проф-Хоффа поставило точку в разговоре, и дальше мы шли молча, лишь время от времени она предупреждала о поворотах и подъёмах, да я тщетно вопрошал. Наконец, на моё жалобное «Сколько ещё?» она ответила «Смотри!»