Вячеслав Ракитянский - Приют Одиннадцати

— Почему меня хотят убить? — спросил Манфред, вовсе не рассчитывая получить ответ.

— Давайте поговорим об этом в отеле, — неожиданно обнадёжил Ракеш.

Войдя в номер, Ракеш сразу же занял стул, развернувшись спиной к свету, и теперь Манфреду, который находился напротив окна, было плохо видно его лицо.

— Значит, все-таки решили прогуляться?

Манфред краем глаза посмотрел на сумку — вроде бы лежит там, где он её и оставил.

— А вы против?

— Нисколько. Наоборот, общение вам сейчас только на пользу. Память быстрее вернётся, если вы не будете абстрагироваться от внешнего мира. Ну, рассказывайте, как вам удалось уйти из отеля незамеченным.

— Зачем? Вы и так наверняка всё знаете.

Ракеш рассмеялся.

— Кажется, вы мне не доверяете, Лист.

— Я никому не доверяю.

— Хорошо, давайте начистоту. Я знаю, как вы выбрались из окна клиники. Знаю, как добрались сюда и устроились в отеле. Знаю, что вчера ночью у вас в палате был гость. Знаю также, что в кармане вашей куртки заряженный пистолет, а у меня, — Ракеш встал и вывернул карманы брюк, — а у меня нет.

— Ну и как я могу вам доверять, если вы следите за мной?

— Это в целях вашей же безопасности.

— Хотите сказать, что при случае сможете мне помочь?

— Ну, возможно… Скажите лучше, приступы головной боли у вас были?

Манфред кивнул.

— Хорошо. Вы вспомнили что-нибудь?

— Кое-что.

— А именно?

— Я знаю русский. Прочитал вывеску на улице. Там было что-то про русскую еду… Закуски, кажется.

Ракеш откинулся на спинку стула. Если бы Манфред мог хорошо видеть лицо собеседника, то наверняка бы заметил, что Ракеш несколько озадачен.

— Что-то ещё?

Манфред подумал, что не стоит рассказывать Ракешу об Эйгере. И даже о тех странностях, которые он замечал в одежде и поведении людей. Пускай сначала Ракеш выполнит своё обещание.

— Вы сказали, что знаете, почему меня хотят убить. Кроме того, мне позарез охота узнать, почему вы так обо мне печётесь, Ракеш.

— Вы чего-то не договариваете, Лист. Вы наверняка вспомнили нечто важное. Как я могу быть с вами откровенным, если вы скрытничаете?

— Как знаете…

Манфред встал и сделал вид, что не собирается дальше вести разговор. Сбросил сумку на пол и лёг на постель, как был — в одежде. Ему и в самом деле захотелось тут же закрыть глаза и уснуть, так что и притворяться почти не пришлось. Видимо, достоверность его поведения заставила Ракеша заёрзать на стуле. Манфред уже проваливался в сон, когда почувствовал, что рядом с ним на постель упал какой-то предмет. Он открыл глаза и посмотрел сначала на Ракеша, а потом на одеяло.

— Знакома вещица?

Ракеш, предвкушая реакцию Листа, улыбался. На тёмном силуэте его лица Манфред различил два ряда белых зубов и белки глаз — вылитый Мефистофель. Не хватало только дыма из ноздрей.

«Этот чёрт опять разбрасывается козырями», — подумал Лист и взял в руки металлический стержень с насечками на одном конце и небольшим кольцом на другом. Внимательно рассмотрел.

— «Морковка», — сказал он.

— Что?

— Ледовый крюк. «Морковка», — повторил Манфред. — Для страховки на ледниках.

— Пиковая восьмёрка.

Манфред усмехнулся. Сел на кровати, продолжая вертеть в руках крюк. Ракешу определённо удавались его фокусы. Но Лист не спешил рассказывать ему о том, что вспомнил в кафе. На этот раз он хотел вытянуть из Ракеша больше ответов, поэтому, как мог, растягивал время. И, как оказалось, не напрасно.

— Могу сказать, что «морковка» эта не совсем свежая, Лист.

— В смысле…

— Этот крюк изготовлен ещё до Второй мировой… Прошу прощения, вам это ни о чём не говорит.

— Я не совсем понимаю…

— Сейчас объясню. Такими крюками не пользуются уже лет пятьдесят, если не больше.

Манфред ещё раз взглянул на крюк. Взвесил, переложил из одной руки в другую, как будто ждал от видавшей виды железяки ответов на вопросы. Определённо, металл ожил в его руке. Появились звуки, картинки.

Ракеш хотел сказать ещё что-то, но Манфред остановил его жестом руки и закрыл глаза.

Палатка была пуста. Наверное, Вилли и Эдди ушли ещё до восхода, не разбудив его. Он прошёлся по лагерю, поговорил с итальянцами. Так и есть: австрийцы ушли часа в четыре утра, а Курц и Хинтерштойссер вышли из лагеря и того раньше — в два часа ночи. Фред оглядел палаточный городок. То, что французы и итальянцы отказались от восхождения, нисколько его не радовало. Наоборот, он чувствовал себя в этой компании неудачником и трусом.

Судя по времени, от начала подъёма прошло уже больше четырёх часов, и обе группы должны были быть как раз у Красного Зеркала. Фред заслонился ладонью от солнца и посмотрел в сторону горного отеля. Можно попытаться выпросить у кого-нибудь из туристов телескоп или хотя бы бинокль, чтобы понаблюдать за восхождением со смотровой площадки.

Вся площадка была заполнена газетчиками и просто зеваками, телескопов на всех не хватало, и какое-то время Фред слонялся в толпе, изнывая от нетерпения и глядя по сторонам. За одним из столиков он заметил офицера. Тому, видимо, наскучило наблюдать за альпинистами, и он неспешно потягивал пиво из кружки с гербом Берна. Прямо перед ним на столе лежал полевой бинокль.

— Вы разрешите, герр лейтенант?

— Конечно.

Равнодушно пожав плечами, офицер протянул вожделенный бинокль Фреду.

Как раз вовремя, потому что Хинтерштойссер пытался пройти траверсом под Красным Зеркалом. Подняться вертикально в этом месте не позволяла совершенно гладкая и отвесная стена Зеркала. Фред увидел, что Вилли и Эдди теперь идут в одной связке с немцами. Видимо, в процессе восхождения они решили объединиться. Андреас Хинтерштойссер маятником раскачивался из стороны в сторону, затем резким толчком переместился далеко влево и ухватился за выступ.

Многие, находившиеся на смотровой площадке, зааплодировали, и Фред, оторвавшись от бинокля, посмотрел в сторону офицера. Тот встал было из-за столика, но тут же махнул рукой и плюхнулся обратно, ухватившись за пивную кружку. Тем более что рядом с ним уже сидела молоденькая остроносая фройляйн.

— Наслаждайся, — сказал он Фреду и положил руку на плечо девушки.

Фред снова припал к окулярам. Андреас закрепил верёвку, и остальные трое альпинистов прошли по пути, проложенному Хинтерштойссером .

— Если так и дальше пойдёт, то днём они уже будут мочиться с вершины Эйгера, — пошутил один из газетчиков, наблюдавший за восхождением в мощный телескоп. За спиной Фреда раздался смех, и кто-то из присутствующих добавил:

— Фюрер сказал, что в Альпах осталось только две проблемы: Северная стена Эйгера и Шушниг. Ну, с первой проблемой, надеюсь, завтра будет покончено, а как быть с канцлером?