Всеволод Глуховцев - Пурпурный занавес

– Эрик Аркадиевич! Вы, кажется, тоже что-то хотели сказать?

Тот кашлянул, поправил очки:

– Если позволите…

– Позволим, позволим, и еще как! Нам интересно. Ведь, правда, очень интересно? – вдруг повернулся он к залу.

По толпе прошло неясное движение, шумок, что при желании можно было истолковать, как – да, мол, интересно.

– Ну вот, – ведущий остался доволен. – Слушаем, Эрик Аркадиевич.

– Я согласен и не согласен с Алексеем Ларионовичем, – начал Барков. – Согласен в том, что – да, писать нужно, в самом деле, так. Жесткий, стремительный, мужской стиль. Стиль именно мужчины, воина, бойца! Но беда в том, что я ныне вижу совсем другое. Вот… – он запнулся, прервал себя. – Нет! Вот скажите, слышал кто-нибудь о таком писателе – Жан Парвулеско?

– Это что за зверь такой? – крикнул кто-то из задних рядов.

– Вот именно – зверь! – Барков энергично кивнул. – Француз румынского происхождения. Так вот, он утверждает, что современная литература почти забыла ярких, сильных личностей в качестве главных героев. Описываются люди самые заурядные, серые, скучные… Это, собственно, не такая уж беда, – поспешил сказать он. – Всякий миг земной истории ценен и неповторим, и с этой точки зрения жизнь клерка ничуть не менее интересна, чем жизнь конкистадора или там астронавта. Но все дело в том, как ее описать! А сейчас вот преобладает стиль, который и делает из персонажей таких вялых и унылых личностей, как Алексей Ларионович выразился. Этот стиль – так называемый постмодернизм. Ну, об этом-то наверняка слышали?

– Слышать-то слышали, – проявился тот же невидимый эрудит сзади. – Только понять невозможно, что это такое, один туман.

– Согласен! – Барков рассмеялся. – Действительно, копий вокруг сломано немало.

– И все впустую, – презрительно скривился Ягодкин.

– Не берусь судить, – Барков увлекся разговором. – Но я, кажется, для себя сделал вывод. Все очень просто. Постмодернизм – это усталость, душевная опустошенность автора… творческая импотенция, короче говоря. А по библейски – тот самый грех уныния, вот так. И я это вижу… вижу и вижу вокруг.

– Грустная картина, – вроде бы удивился ведущий.

– Что делать, – писатель пожал плечами. – Но есть и кое-что интересное, на мой взгляд.

– Например?

– Например, саспенс. В приближенном переводе с английского – тревожная неопределенность. Это когда повествование обрывается как бы на полуслове, пусть, дескать, читатель додумывает. Приемчик не новый, однако, выглядит даже свежо… Грешен, сам пользуюсь.

– И как? – вновь выкрик из зала и смешок следом.

– Нормально…

…По окончании заседания все разошлись, а пятерка неразлучных друзей навострилась продолжить встречу возлиянием на квартире у Ягодкина. Пригласили и Пинского со товарищи. Те, разумеется, не отказались.

На двух машинах поехали к предводителю писательской ватаги. Перед этим Николай успел со всеми перезнакомиться. Восприняли его на удивление дружелюбно, даже подозрительный вожак стаи литературных волков позволил себе ободряюще-заинтересованно улыбнуться.

Добрались, посидели, выпили. Пошли разговоры – один другого интереснее. Всё-таки, когда собирается группа интеллектуалов-гуманитариев – это очень даже впечатляет.

Вечер с водочкой еще больше сблизил гостей с «великолепной пятеркой». Пинский почти не пил – все же за рулем, пришлось Николаю отдуваться за двоих. От Ягодкина он вышел, порядком набравшийся. Оставшиеся продолжили веселье, собираясь гужбанить до утра.

«Горазды они квасить!» – с уважением подумал поддатый Гордеев, усаживаясь в «Тойоту» аналитика. А в целом нормальные ребята, свои в доску! Никакой тебе кичливости, высокомерия, снисходительности гениев. Особенно ему понравились улыбчивый Барков и жизнерадостный Леонтьев-Филимонов. Да хотя и остальные тоже ничего… Больше всего импонировал их юношеский задор, а ведь каждому уже за тридцать.

Одурманенный спиртными парами рассудок начисто отказывался видеть во вновь приобретенных знакомцах сбрендившего на психосексуальной или какой иной почве маньяка. Да разве ж способен серийный убийца… впрочем, стоп машина! – одернул себя Николай. Как говорила одна известная героиня: подумаю об этом завтра – на свежую голову.

Ну, вот и май настал!

Николай проснулся по привычке рано, но тотчас вспомнил, какой сегодня день. А значит можно еще немного поваляться в постели. Вот и головушка слегка побаливает после вчерашнего… Полежал еще с полчасика, покемарил – ну, все, пора вставать! Хоть и не граф, но великие дела определенно ждут.

Кто же работает в праздники? Да хотя бы продавцы, водители общественного транспорта и сотрудники разных там городских служб. Гордееву сегодня предстояло поработать, но не на извозе, а в кабинете психоаналитика. Так же, как и Пинскому.

Николай позвонил, получил от того подтверждение, что встреча остается в силе и назначена на одиннадцать утра. Посмотрел на часы – времени остается с лихвой, чтобы совершить моцион, позавтракать и пройтись пешком до офиса аналитика, дабы проветрить мозги…

Так и сделал.

Александр Яковлевич сам открыл ему дверь. Поприветствовали друг друга. Хозяин пошутил насчет бодуна – не посетил ли тот нынче утром молодого человека? Гость рассмеялся: слава Богу, нет!

– В таком случае попробуем сегодня сделать прорыв, – с энтузиазмом заявил Пинский, – но сначала о твоих впечатлениях. После общения с нашим литературным зверинцем, каковы выводы?

Николай выложил все, что он вчера подумал о каждом из пятерых. Не забыл упомянуть и о своих сомнениях под конец.

– Ну, это ты совершенно напрасно, – не одобрил его колебаний собеседник, – выпил, расслабился, все такие милые, хорошие – вот и предстали в розовом свете. Сам ведь знаешь, как у нас на Руси повелось: если распили вместе чекушку или поболе, то уже друзья не разлей вода…

– Это точно, – усмехнулся Николай и добавил, – ну, если без лишних сантиментов, то я бы выделил Ягодкина.

– Хм?.. – аналитик бросил на него внимательный взгляд, – и каковы же основания?

Гордеев объяснил, откуда такие подозрения. Пинский понимающе кивнул.

– Что ж, доводы не бесспорные, хотя и заслуживают внимания, – выслушав товарища, резюмировал аналитик, – в основном все это на уровне эмоций и отчасти интуиции.

Николай согласился.

– Раз пошла такая пьянка… – сострил врач, – давай займемся вплотную личностью Романа Ягодкина.