Людмила Милевская - Восход Черной луны

— Бабуля, может, внука? — засомневалась Ляна. — Если ей восемьдесят лет, то сколько же лет ее ребенку?

В это время дверь палаты отворялась, и на пороге появился высокий офицер в щеголевато сидящей форме летчика. Он некоторое время с удивлением смотрел на необычную картину, открывшуюся его глазам, затем шагнул через порог, осторожно неся перед собой тяжелую парусиновую сумку.

Мариула только открыла рот, чтобы возразить внучке, как узнала в возникшем на пороге молодом красавце их недавнего гостя, несколько дней назад внезапно появившегося в таборе.

Капитан Арсеньев вновь возвращался из очередного патрульного полета. Посадив свой самолет, он быстро принял душ и заспешил домой. После госпитализации матери Андрей отсутствовал дома почти двое суток, и это заставляло его беспокоиться и торопиться.

Он не рассчитывал задерживаться дольше обычного, думая, что суток, как и было запланировано, хватит на то, чтобы успешно выполнить задание, но его неожиданно задержали в Сухуми, где он садился для дозаправки.

Местные части ПВО подняли по тревоге почти половину своих истребителей для перехвата и посадки самолета-нарушителя, пересекшего границу со стороны Турции.

Пока шла эта операция, а также осмотр и транспортировка чужого самолета, который все-таки удалось посадить, сухумский штаб ПВО не выпустил со своего аэродрома ни одного самолета. Трое пилотов, оказавшихся вынужденно в «гостях», терпеливо ожидали, когда же, наконец, им позволят улететь на свои аэродромы. Среди них был и Андрей.

Не заходя домой, Арсеньев отправился на рынок, где, не торгуясь, накупил для Анны Сергеевны разнообразных фруктов, ягод и прочих лакомств. Он очень спешил, понимая, как обеспокоена мать его долгим отсутствием. В такси Арсеньев нервничал, что машина едет недостаточно быстро и часто останавливается у светофоров, поторапливал таксиста.

Быстро взбежав по больничной лестнице, Арсеньев нашел дверь нужной палаты, и отворив ее, замер на пороге. Что-то очень знакомое, уже несколько дней занозой ноющее в его груди, промелькнуло в облике девушки, сидящей к нему спиной. Андрей еще ничего не понял, не осознал, но сердце его как будто ухнуло куда-то вниз и тревожно забилось.

Встретившись взглядом с ошеломленной старой цыганкой, Арсеньев взял себя в руки и сделал вид, что не сильно удивлен этой встречей.

— Бабушка, что случилось? — воскликнула Ляна, заметив изумление Мариулы.

— Арсеньева Анна Сергеевна здесь лежит? — одновременно с ее вопросом громко раздался мужской голос с порога палаты.

Ляна резко повернулась на этот знакомый голос и обмерла. В дверях стоял тот самый молодой офицер, который растревожил ее сердечко своим появлением в их таборе.

— Анна Сергеевна? — переспросила Мариула. — А кем она тебе приходится?

— Это моя мама, — смущенно улыбаясь, выдохнул офицер.

Мариула удовлетворенно кивнула головой, словно другого ответа она и не ожидала.

— Здесь лежит твоя мама, — спокойно ответила старая цыганка. — Вот ее койка, — указала она рукой на соседнюю кровать.

— Здесь? — радостно воскликнул офицер, но тут же осекся. — А почему кровать пустая? Где она? Что с ней?

Ляна нервно подпрыгнула на стуле и закричала было:

— А ее только что увезли в реа…

Но Мариула тут же оборвала внучку:

— Цыц! Непоседа! Торопыга! Разве нет в этой комнате людей старше тебя? Или я уже лишилась дара речи, что ты вместо меня отвечаешь на вопросы незнакомого мужчины?

— Почему же незнакомого, бабуля?

Ляна виновато посмотрела на бабушку и, наткнувшись на ее строгий недовольный взгляд, замолчала, бросая исподлобья пронзительные взгляды на застывшего в тревожном ожидании офицера.

— Не пугайся, милый, не волнуйся, золотой, жива твоя мама, — дипломатично успокоила его Мариула. — Не могу сказать, что очень уж здорова, но все же, пока еще жива.

— Что значит «пока еще»? — озабоченно поинтересовался Арсеньев.

— «Пока еще» — значит, что еще пока жива, — усмехнулась старая цыганка. — А разве не так же и мы все? И я, и ты, и моя внучка Ляна? Или ты знаком с теми, кто вечен?

При упоминании имени внучки офицер смущенно опустил глаза.

— A-а! Вот вы в каком смысле… — тихо произнес он, украдкой бросая восхищенные взгляды на Ляну.

— Конечно! А ты думал в каком смысле? Только в том, что для каждого из нас наступит то прекрасное время, когда начнем мы, наконец, пожинать плоды сада, взращенного нами. Для этого и дана нам жизнь. Оттого к не хотим мы уходить из нее раньше времени. Чем больше проживем, тем больше вырастим плодов. А уж каких, здесь забота каждого в отдельности. Кто-то наслаждаться будет плодами трудов своих, а кому-то они, может, станут поперек горла. Ну, да думаю, что среди присутствующих таких нет. А уж матушка твоя сразу видно — святая женщина и питаться ей из райского сада. Садись, золотой, поговорим. Видишь, как судьба нас свела еще раз увидеться. И в этом вижу большой смысл.

Арсеньев вежливо улыбнулся, но все же озабоченно повторил свой вопрос:

— А где же моя мама?

— Она на этом… Ляночка, ку как это у них, называется?

Старуха строго взглянула на внучку. Но девушка растерялась, не зная, что ответить.

— Может на обследовании? — нерешительно подсказал Арсеньев.

Мариула радостно хлопнула рукой по одеялу и оптимистично воскликнула:

— Точно! На обследовании. Присядь, золотой, подожди немного. Сейчас Ляну пошлем на разведку. Сходи, внученька, узнай, как дела у Анны Сергеевны Арсеньевой.

Опалив офицера пронизывающим взглядом, Ляна послушно выпорхнула из палаты. Андрей разочарованно проводил ее глазами, сожалея о том, что лишается такого приятного общества, и сказал, усаживаясь, наконец, на стул:

— А с вами, бабуля, что случилось? Неужели тоже сердце?

Старуха ехидно улыбнулась.

— А что, золотой, ты не знал, что и у цыган оно есть, окаянное?

— Да почему ж окаянное? — удивился Арсеньев.

— Потому, что глупое оно. Из-за него все страдания на человека обрушиваются, все напасти. Вот ты, здоровый, молодой, а как оно у тебя сейчас бьется? — ехидно усмехнулась старуха. — Защемило небось в груди?

Арсеньев с недоумением посмотрел на старуху и уже совсем собрался возразить, мол, ничего оно у меня и не бьется, но та лукаво погрозила ему пергаментным пальцем и прошептала:

— Знаю, знаю, Андрюша, приглянулась тебе моя Ляна. Слушай, слушай меня, золотой, не противься старухе, — поспешно добавила она, заметив на его лице протест. — Знаю, все знаю про тебя. Потому должна сказать тебе, пока Ляночки нет. Нам с Анной Сергеевной лежать здесь долго, вам ходить сюда много. Ходить вам с Ляночкой в нашу палату — не переходить, а потому хочу, чтобы ты понял: все! все мне известно! Снится она тебе по ночам, грезится днем, только выбрось это из головы. Приструни свое глупое сердце… Не принято это у цыган. Мы маленький народ. Не для нас смешанные браки. От нас давно бы ничего не осталось. Не стало бы цыган, растворились бы среди других народов. Разве хорошо было бы, если из лугового разноцветья какой-нибудь цветочек исчезнет? Разве этот луг не потеряет что-то хоть и маленькое, но прекрасное и неповторимое?