Людмила Стрельникова - Метаморфоза

– Да, но у вас так было всегда, – несколько разочарованно вздохнула Валентина, обводя в который раз комнату пристальным взором. – А где деньги лежали и золото?

– Кольца и серьги – здесь, в шкатулке, – хозяйка открыла дверцу серванта. – А кошелёк с деньгами рядом.

– И всё – на самом видном месте, – укоризненно произнесла Валентина. – Как откроешь сервант – сразу всё бросается в глаза: и кошелёк, и шкатулка, тут и искать не нужно – берите, экономьте время на поиске.

– Но у меня с роду никого не бывает, – развела руками Татьяна Сергеевна. – Разве только вы иногда заходите да Варвара Ивановна. А в основном я чаще по гостям хожу, когда скучно.

– Надеюсь, меня вы не подозреваете? – с наигранной бравурностью спросила Валентина, хотя почувствовала себя после высказывания соседки в роли подозреваемого: когда в чьём-то доме что-то пропадает, и оказывается, что кроме тебя там никого не было, поневоле начнёшь испытывать неловкость за себя.

Но Татьяна Сергеевна, однако же, поверила в непогрешимость стража порядка и замахала руками.

– Что вы, что вы! Какой может быть разговор о вас.

– Жена тоже отпадает, я за неё ручаюсь, – заявила Валентина. Евгений засмеялся. Он настолько был уверен в собственной честности, что подобное заявление показалось ему смешным.

Если же задуматься серьёзно, то кто может оставаться уверенным в своей честности, если никогда не знал соблазнов? Интересно, как поведёт себя честный человек, если останется один на один с кучей драгоценностей и будет знать две вещи: во-первых, что в данный момент он совершенно один, и, во-вторых, что если он даже и возьмёт часть, пропажу не обнаружат, и никто его не заподозрит? Честность проверяется на соблазнах так же, как доброта – на добрых поступках, а не на добрых помыслах. Но мой приятель по наивности пока этого не подозревал и верил в себя, как верят, впрочем, многие.

– Остаётся Варвара Ивановна, – продолжала вести следственную нить Валентина. – Но ей семьдесят четыре года. Зачем ей это? – раздумывала она.

– Что ж, и в таком возрасте можно нагрешить. Может, она собирается устроить себе пышные похороны на чужие средства, тем более, что своих не стало, – пошутил Евгений.

– А у Варвары Ивановны тоже ведь украли перстень, – вспомнила Татьяна Сергеевна.

– Значит, в нашем доме вторая кража, – заключила Валентина. – Получается, что вор дважды бывал в нашем подъезде. Кто-то же должен был его видеть. Когда вы в последний раз надевали свои украшения? – обратилась она к соседке, пытаясь выйти из тупика.

– Месяц назад.

– И больше не прикасались?

– Нет. Незачем было. А соседка меня пригласила в филармонию. Вот и понадобились украшения – я полезла, а их нет.

– Месяц назад. Значит, их могли украсть и не сегодня, а месяц назад? – пробовал мыслить логически новоявленный следователь.

– Могли, – подтвердила соседка.

– И деньги могли месяц назад исчезнуть?

– Могли, – снова покорно кивнула Татьяна Сергеевна, – На мелкие расходы я оставляю в сумочке небольшую сумму, а излишки откладываю в кошелёк.

– Ваше невнимание очень осложняет следствие, но ничего, распутаем, найдём и вернём, – ободрила Валентина, задумчиво походила по комнате и спросила: – Так кого же вы видели в последние два месяца? Вспомните, кто заходил к вам, кроме нас троих, возможно, какое-нибудь служебное лицо; газ приходили проверять или электросчётчик.

– Служебные лица? Да, они были, – обрадовалась пострадавшая. – Из домоуправления приходили, переписывали, в каких квартирах горячая вода плохо бежит; почтальонша телеграмму приносила, врач заходил, я неделю болела, вызывала на дом. Из телеателье мастер приходил, телевизор чинил; портниха два раза была, мне примерку делала.

– Вот это уже следствию интересно, – сразу оживилась Валентина, стараясь выражаться как можно солиднее. – Указанные личности мы установим, отдыхайте. Всего хорошего.

Валентина и Евгений поспешили распрощаться, чтобы надоедливая соседка не увязалась за ними. Хотелось отдохнуть и мысленно проанализировать имеющиеся факты. Вернувшись домой, полицейский переоделся в домашнее спортивную форму и сел ужинать.

– Ты что, думаешь сама расследовать кражу? – спросил Евгений супругу и, не дожидаясь ответа, начал отговаривать: – И не думай. Дело ответственное, не для твоего ума. Люди специально учатся, чтобы расследовать преступления, а ты – самозванец.

– Рассуждаешь, как все женщины, – запальчиво возразила Валентина. – Тебе бы только, чтобы я дома сидела да телевизор смотрела. А мне деятельность требуется, понимаешь – деятельность… Она собиралась добавить ещё что-то, но в эту минуту в комнату без стука и звонка ворвался я, благо дверь они забыли закрыть, иначе бы, занятый собственными мыслями, я с разбегу разбил бы о неё себе голову.

– Друзья, друзья! – закричал я с порога истошным голосом, напугав обоих. – Несчастье, у меня опять несчастье!

– Снова лаборатория взорвалась? – приподнялся мне навстречу удивлённый Евгений.

Я плюхнулся на стул с такой безнадёжностью, что он, еще не зная, в чём дело, поспешил меня утешить:

– Не беспокойтесь, лабораторию вы восстановите, мы поможем. А если вы переживаете относительно нас, так мы запаслись терпением, подождём.

– Вас обокрали? – подозрительно спросила Валентина, настроенная уже только на кражи.

– Хуже, – с отчаяньем вымолвил я. – Целая авантюра.

– Успокойтесь, съешьте тарелочку супа, – мягко предложил Евгений, пододвинув мне тарелку с очень подозрительным содержимым.

Я собирался было возопить: «Какой может быть суп, когда гибнет лаборатория и многолетние труды!» – но чувство голода, которое проснулось во мне сразу же при виде аппетитно накрытого стола, возопило во мне громче и заглушило мои первоначальные намерения. Став благоразумным, я решил сначала поесть и успокоиться, а затем перейти к объяснению. Суп, несмотря на подозрительный вид, оказался очень вкусным, и я попросил добавки. Когда и вторая тарелка опустела, по моему телу вместе с теплом разлилось олимпийское спокойствие, и я уже без всяких возгласов, пугающих моих приятелей, стал рассказывать:

– Помните, друзья, тот день, когда вы пришли ко мне с сообщением, что у вас будет ребёнок? – они кивнули. – Буквально минут за десять до вашего прихода в лаборатории произошёл взрыв, уничтоживший мои препараты и аппаратуру. После взрыва я занялся исследованием своих записей, чтобы проверить формулы. Возможно, предполагал я, какой-нибудь химический элемент вызвал взрыв в соединении с одним из компонентов воздуха. Герметизация, к сожалению, у меня слабовата, собирался усилить – не успел. Я проверил в тетради страницу за страницей и вдруг обнаружил провал – три вырванных листа, именно те, которые давали завершающий этап опытов. Видите ли, – стал пояснять я, – новый препарат получается поэтапно, в результате серии преобразований одного вещества в другое. Путём соединения известных всем химических веществ я получаю новое вещество, его соединяю с другим химическим элементом, получаю следующее. На основе этого нового делаю далее, и так двадцать последовательных реакций, в результате которых и синтезируется мой препарат. Конечно, тут участвуют ещё два важных фактора – температура и давление. Об этом у меня, к счастью, записано не было, последнее, как ключ к тайне, я всегда хранил у себя в памяти. И вот три наиболее важных листа из моих трудов исчезли бесследно. Это заставило меня внимательно обследовать помещение. Хорошо, что я так увлёкся проверкой записей, что оставил лабораторию в таком виде, в каком вы её и застали после взрыва. К тому же, убирать что-то я побаивался по той причине, что проверив теорию, должен был тщательно исследовать всё, что осталось от моих препаратов. Дальше мне пришлось обратиться к журналу наблюдений, там точно записано – где какое вещество лежало, в чём и в каком количестве. По этому журналу, учитывая силу взрыва, направление и возможное смещение химических веществ и препаратов, я внимательно исследовал всё, что осталось в помещении, и пришёл к выводу, что взрыв случился не по моей вине и вовсе не потому, что произошла какая-то не предвиденная мною химическая реакция. Я обнаружил в своей лаборатории следы пороха.