Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 4

— Если мы предоставим вам корабли, имеете вы в виду?

— И другое оборудование. Да, доктор Фастольф.

— Тут есть трудности. Многие аврорианцы не хотят, чтобы земляне вышли в космос и заселили новые миры. Они опасаются быстрого распространения земной культуры, ее Городов-ульев, ее хаотичности. — Он переступил с ноги на ногу и сказал: — Но почему мы стоим тут? Идемте же!

Он медленно пошел вперед, говоря:

— Я доказывал, что ничего подобного не произойдет. Я напоминал, что поселенцы с Земли перестанут быть землянами в классическом смысле слова. Они не будут заключены в Городах. Поселившись на новой планете, они уподобятся Отцам-Основателям Авроры, когда те прибыли сюда. Они создадут управляемое экологическое равновесие и по мироощущению будут ближе к аврорианцам, чем к землянам.

— Но не разовьются ли и у них слабости, которые вы обнаружили в культуре космонитов, доктор Фастольф?

— Возможно, что и нет. Они учтут наши ошибки… Но это чисто академическая дискуссия: возник новый фактор, лишающий этот аргумент всякой силы.

— Какой же?

— Да человекоподобные роботы. Видите ли, есть люди, которые считают человекоподобных роботов идеальными первопоселенцами. Пусть они создают новые миры.

— Но роботы у вас были всегда, — заметил Бейли. — Вы хотите сказать, что эта идея никогда прежде не выдвигалась?

— Выдвигалась, конечно, но была практически неосуществимой. Обычные, не человекоподобные роботы без непосредственного человеческого руководства, создавая мир, подходящий для них, просто не сумеют одомашнить и приспособить его к более тонкому и гибкому человеческому интеллекту, к потребностям человеческого тела.

— Но ведь этот мир, наверное, окажется вполне освоенным в первом приближении и пригодным для дальнейшего усовершенствования.

— Бесспорно, мистер Бейли. Однако аврорианский декаданс проявляется в том, что в подавляющем большинстве мои сопланетники считают, что первого приближения вопиюще мало. А вот группа человекоподобных роботов, очень близких к человеку и телесно, и интеллектуально, сумеет создать мир, который, во всем отвечая их нуждам, неизбежно окажется удобным и для аврорианцев. Вам понятна их логика?

— Вполне.

— Они создадут такой безупречный мир, что, понимаете, когда он будет закончен, а аврорианцы, наконец, сочтут возможным переселиться, они просто сменят одну Аврору на другую. То есть в сущности не расстанутся с родной планетой, а обретут точно такую же, и упадок будет продолжаться.

— Я вижу силу вашего аргумента, но аврорианцы, насколько я понял, с ним не соглашаются.

— Могут не согласиться. Мне кажется, я сумею убедительно защитить свою позицию, если только оппозиции не удастся уничтожить меня политически с помощью этого обвинения в уничтожении Джендера. Понимаете теперь, какой мне приписывается мотив? Якобы я планирую уничтожить человекоподобных роботов, лишь бы не допустить, чтобы они осваивали новые планеты.

Теперь остановился Бейли. Задумчиво посмотрев на Фастольфа, он сказал:

— Вы отдаете себе отчет, доктор Фастольф, что победа вашей точки зрения полностью отвечает интересам Земли?

— И вашим интересам, мистер Бейли.

— И моим. Но если я на время оставлю их в стороне, то для моего мира остается жизненно важным, чтобы нашим людям позволили, поспособствовали укрепиться в таком намерении и помогли исследовать Галактику. Чтобы мы сохранили свой образ жизни в той мере, в какой он нас устраивает. Чтобы мы не были осуждены вечно оставаться на Земле, поскольку это неотвратимо приведет к нашей гибели.

— Думаю, многие из вас предпочтут остаться на Земле навеки.

— Безусловно. Не исключено, что такой выбор сделают почти все. И все-таки некоторые из нас — все, кого удастся убедить, — спасутся, если нам позволят. Поэтому мой долг, не только как блюстителя закона заметной части человечества, но и как просто землянина, помочь вам очистить свое имя, виновны вы или не виновны. Тем не менее полностью отдаться выполнению этой задачи я могу, только если буду твердо знать, что выдвинутые против вас обвинения несостоятельны.

— Разумеется! Я понимаю.

— В таком случае теперь, когда вы объяснили мне, какой вам приписывается мотив, подтвердите еще раз, что вы этого не делали.

— Мистер Бейли, — сказал Фастольф, — я прекрасно понимаю, что у вас нет выбора. Я сознаю, что с полной безнаказанностью мог бы открыть вам, что я виновен, и вы в силу ваших насущных интересов и насущных интересов вашего мира вынуждены были бы помочь мне скрыть этот факт. Более того, будь я виновен, мне пришлось бы сказать вам об этом, чтобы вы учитывали мою вину и, зная правду, более успешно помогали мне… и себе. Но я не могу признаться, потому что не виновен. Как бы факты ни свидетельствовали против меня, Джендера я не губил. Ничего подобного мне и в голову не приходило.

— Ни разу?

Фастольф грустно улыбнулся:

— Ну, возможно, раза два у меня и мелькала мысль, что для Авроры было бы лучше, если бы я не разрабатывал оригинальные идеи, которые привели к созданию человекоподобного позитронного мозга… Или что для нее было бы лучше, окажись такой мозг не очень стабильным, подверженным умственной заморозке. Но ни на одну секунду я не планировал покончить с Джендером по этой причине.

— В таком случае мы должны дезавуировать мотив, который вам приписывают.

— Отлично. Но как?

— Доказать его бессмысленность. Что толку было уничтожать Джендера? Ведь можно сконструировать других человекоподобных роботов. Тысячи их. Миллионы.

— Боюсь, это не так, мистер Бейли. Я один знаю, как их конструировать, а пока есть опасность, что их будут использовать для освоения планет, я не создам больше ни одного. Джендера больше нет, и остается только Дэниел.

— Другие повторят ваше открытие.

Фастольф вздернул подбородок:

— Покажите мне робопсихолога, способного на это. Мои враги создали Институт робопсихологии с единственной целью установить, какими методами можно создать человекоподобного робота, но у них ничего не получится. Во всяком случае, я знаю, что пока они своего не добились. И не добьются.

— Но если вы единственный человек, знающий секрет человекоподобных роботов… — Бейли нахмурился. — А ваши враги отчаянно рвутся его узнать, разве они не попытаются заставить вас его открыть?

— Конечно. Угрожая моему политическому существованию, даже обещая каким-то образом добиться, чтобы мне было запрещено работать в этой области, что положит конец и моему профессиональному существованию, они рассчитывают вырвать у меня согласие на сотрудничество. Они даже могут устроить так, чтобы Законодательное собрание приказало мне открыть секрет под угрозой конфискации моего имущества, тюремного заключения или еще чего-нибудь. Однако я твердо решил принять все последствия — любые последствия, но не уступить. Но вы понимаете, что я предпочту избежать подобной необходимости.