Вячеслав Бакулин - Призраки и пулеметы (сборник)

Наконец, к девяти вечера, поток страждущих стал иссякать.

– Последняя пациентка, – доложил Захария, выглянув в коридор. Отворилась дверь, впуская посетителя. Я поднял глаза и замер: ко мне шла Мэри! То же нежное бледное лицо с тонкими чертами, те же белокурые волосы, милая улыбка, робкий взгляд…

Она даже двигалась, как Мэри, – нерешительно и вместе с тем грациозно, словно пугливый дикий зверек. Потрясенный, я молчал. Девушка подошла и остановилась возле стола, не зная, что делать дальше. Наваждение рассеялось: конечно, это была не Мэри, хотя сходство поражало. Она заговорила. Голос у нее был ниже, чем у моей покойной жены, в звучании слышались простонародные нотки. – Доброго дня, мистер. Подруги мне сказали, тут сегодня доктор принимает бесплатно. Так это?

Не в силах справиться с волнением, я молча кивнул.

– Тогда уж и меня примите, будьте добры, – продолжила прекрасная незнакомка.

– Как вас зовут? – хрипло спросил я.

– Мэри. Мэри Сноуфилд.

Не успел я поразиться новому совпадению, как дверь резко распахнулась, скрипучий голос произнес:

– Что ж вы, милочка? Такая молодая, и такая невоспитанная!

В кабинет вдвинулась полная пожилая дама в черном вдовьем платье и чепце с оборками.

– Сейчас моя очередь! – поджав тонкие губы, заявила она.

Судя по цветущему румянцу, дама была не из тех, кому требовалась срочная помощь врача, а одежда указывала на платежеспособность хозяйки.

– Но, леди… – попытался было возразить я.

– Ничего, мистер, – пролепетала Мэри Сноуфилд, – наверное, я ошиблась с очередью… я подожду.

Девушка вышла, а я вынужден был заняться дамой, которую звали Молли Джонсон.

– У меня бессонница, – заявила она. – С тех пор, как умер мистер Джонсон, а умер он десять лет назад, я совершенно не сплю, – она достала из ридикюля пенсне, водрузила на нос и прошлась по кабинету. – Могу я взглянуть на ваш диплом, доктор Уолш?

– Доктор Уотсон, – вежливо поправил я.

– Да, разумеется, – сухо кивнула миссис Джонсон и продемонстрировала мне клочок бумаги. – В объявлении «Таймс» сказано: «Консультация опытного врача. По понедельникам бесплатный благотворительный прием». Ведь он же бесплатный? Я не буду платить. Очень хорошо. Теперь я хотела бы убедиться в вашей квалификации, доктор Уилфрид.

– Доктор Уотсон. Диплом в рамочке на стене.

Миссис Джонсон внимательно изучила документ и торжественно произнесла, словно вручая мне нечто очень ценное:

– Прекрасно. Значит, я могу вам доверять, доктор Уоррингтон.

Я почувствовал, как нервически дергается левое веко.

– Доктор Уотсон.

– Безусловно, – миссис Джонсон уселась в кресло. – Как я уже говорила, у меня страшная бессонница. А теперь, когда из-за ист-эндского душегуба страшно пройти по городу… – Дама прослезилась, достала из рукава носовой платок величиною с наволочку, трубно высморкалась.

– Думаю, вам нечего бояться, – успокоил я. – Потрошитель охотится только за юными девушками.

Это было опрометчиво…

– То есть вы хотите сказать, что я слишком стара для убийцы, доктор Уоллес? – проскрипела миссис Джонсон.

Нервный тик перекинулся на правый глаз, а Захария подмигнул из-за конторки, намекая на то, что пора вывести сварливую пациентку. Но я решил уладить дело миром: моя покойная жена не одобрила бы грубости.

– Что вы, миссис Джонсон. Разумеется, вам следует беречься. Могу я прослушать ваше сердце?

Пожилая леди взглянула на меня, будто я покушался на самое святое:

– Это неприлично, доктор Уиллер. После смерти мистера Джонсона меня не касался ни один мужчина.

Теперь дергались оба глаза.

– Хорошо, миссис Джонсон. Я пропишу вам бромные капли для сна…

Наконец мне удалось выпроводить экономную даму. В кабинет снова вошла Мэри. Разговаривая с нею, я не мог не любоваться очаровательным лицом, столь похожим на лицо моей любимой супруги.

– Ваше состояние, мисс Сноуфилд, – следствие нервного расстройства и небольшой анемии, – сказал я после опроса. – Пропишу вам успокоительную настойку. Но главное – режим. Нужно больше спать, лучше питаться, тогда вы проживете счастливо еще сто лет. Уверяю, сердце у вас здоровое.

Девушка поблагодарила и вышла, а я все видел мысленным взором голубые глаза и невинную улыбку. Как же эта Мэри напоминала мою…

Прошло три дня. Все это время я работал до позднего вечера, стараясь забыться, выбросить из головы странное, фатальное сходство. Покойная Мэри была бы довольна – мне удалось справиться с собой.

С Шерлоком Холмсом я виделся только по утрам – он уходил, переодевшись рабочим, и возвращался глубокой ночью, когда я уже спал. На все расспросы сыщик отвечал невнятным хмыканьем.

На четвертые сутки, когда я, уставший, боролся во сне с очередным кошмаром, раздался звонок в дверь.

– Пришел синий человек, – доложила из коридора миссис Хадсон. – Принес мистера Холмса.

«Все же она стала очень плоха», – подумал я, накидывая халат.

Но на сей раз наша любезная домохозяйка оказалась права. Констебли втащили в дом бездыханное тело моего друга. Шерлок Холмс был смертельно бледен, по лицу текла кровь.

– Кладите сюда, – приказал я, указывая на кожаный диван в холле, и склонился над Холмсом, молясь о том, чтобы он оказался жив.

Сердце билось ровно. Слава богу, это был всего лишь обморок от удара по голове. Осмотрев рану на лбу, я сказал:

– Сейчас вернусь, только принесу все необходимое для перевязки.

– Некогда, – слабым голосом произнес Шерлок Холмс и открыл глаза. – Сколько времени?

– Скоро три.

– Я пролежал без сознания четыре часа, – простонал мой друг.

Он вскочил, пошатнулся, но удержался на ногах.

– Вам нужно лечь…

– Поехали! – выкрикнул Шерлок Холмс. – И пошлите за инспектором Хопкинсом!

Поняв, что друга не остановить, я быстро переоделся, вышел и вслед за ним уселся в кеб. Мы приехали в Ист-Энд, Холмс приказал констеблю:

– Вы направо, мы налево. И будьте осторожнее, преступник вооружен.

Он схватил полицейский фонарь, соскочил и заметался по улице, как гончая, потерявшая след. Плутал по переулкам, заглядывал в темные углы, проверял тупики…

И наконец нашел. Она лежала в подворотне дома на Корт-стрит. Глаза закрыты, на губах – слабая улыбка, руки раскинуты в стороны, грудь прикрыта шалью, словно девушка просто прилегла поспать. Луч фонаря осветил темное пятно, расплывшееся на тонкой ткани. Белокурые волосы несчастной были коротко острижены.

– Он успел! – с досадой воскликнул Шерлок Холмс.

– Ее зовут Мэри Сноуфилд, – сказал я, склоняясь над девушкой и осторожно касаясь шеи, там, где полагается биться пульсу. – Она была моей пациенткой.

– Знаю, черт возьми, – мой друг присел на корточки, принюхался. – Ее усыпили хлороформом, – он заглянул под шаль, – и вырезали сердце…