Ирина Скидневская - Алмазы Селона

— Черт возьми! Так вы хотите оспорить?

— Я передал вам ощущения этих людей простым, чисто символическим, прикосновением руки.

— Символическим? От которого на моей руке остался след? — Скальд показал крошечную точку на своей правой ладони. — Это след от инъекции, которую вы мне поставили, пожав руку. Вы ввели мне какой-то препарат, стимулирующий мою генную память.

— Вы не могли бы прикоснуться ко мне снова? — процедил Анахайм.

На губах Скальда заиграла улыбка.

— Надеюсь, вы не введете мне яд? — простодушно заметил он и привстал, протягивая Анахайму руку.

Тот протянул свою, но рука Скальда схватила пустоту. Анахайм сидел напротив, но не имел своей телесной оболочки…

— Я же не дурак, чтобы тащиться сюда из другого сектора, — с усмешкой сказал он.

Скальд покачал головой.

— Вы были здесь, Анахайм. Вы и сейчас здесь, где-нибудь в этом здании. Когда я вошел в транс, вы встали и ушли, решив продолжить разговор со мной голографическим способом, на безопасном расстоянии, — мало ли, как поведет себя человек в измененном состоянии сознания… Вдруг мне захочется дать волю эмоциям и откусить вам ухо?

— Значит, вы убеждены, что я не знаю об увиденном вами? — Голос у Анахайма стал внезапно усталым и равнодушным — словно разговор ему надоел.

— Убежден.

— Забавным был тот тип, который хотел только брать от женщины, ничего не давая взамен, а потом страдал, удивлялся, что больше никто его не любит. Это я про варежки.

— Я понял…

— Ну, — фыркнул Анахайм, — пошелестит своими бумажками и утешится в конце концов. Для таких деньги — лучшее лекарство.

— От любви?

— Ото всего.

— Вы рассуждаете как поэт, — с иронией сказал Скальд.

— А вам я кажусь монстром? Просто я давно уже понял, господин Икс, что есть, есть вещи, которые нельзя купить.

— Вы произносите это с какой-то радостью. Или мне показалось?

— Не показалось. Если бы я мог купить все, что ни пожелал, моя жизнь потеряла бы всякий смысл.

Скальд кивнул:

— Вполне вписывается в ваш жадный до развлечений стиль жизни.

— Видите, мы с вами уже приходим к взаимопониманию. Вторая история практически не интересна — человеческая природа надоедливо однообразна. Героями восхищаются, но не все рвутся стать ими. Многие, ох, многие хотят отжить свою жизнь без всяких там хлопот и риска, не так ли? Это я про ту добровольческую армию, благородный десант на чужую планету, подвергающуюся подлым атакам нехороших зеленых человечков.

— Вы не могли бы воздержаться от подобных комментариев, Анахайм?

— Понимаю. Хотим объять своей любовью весь мир… А история номер три… Мило. Но перспективы туманны. Что с ними будет потом, когда дочь вождя окажется в чужой обстановке? Представьте: они прилетают к нему домой, а там у него семья, куча детей. Почему вы так уверены в порядочности этого человека? Любовь не вечна, вы могли оказаться обузой, Скальд, и тогда ваши папа с мамой сплавили вас в приют. А?

Скальд схватил со столика прозрачный кувшин с напитком и запустил в голограмму. Пролетев сквозь нее, небьющийся кувшин упал на пол. Анахайм засмеялся и беззлобно предупредил:

— Не стойте у меня на пути! — Его изображение растаяло в воздухе.

Скальд задумчиво смотрел на кувшин, сверкающий в лучах ламп. Потом встал, поднял и поставил его перед собой на столик. Лоб его покрылся капельками пота, он напряженно размышлял. Что-то очень важное неуловимо ускользало — как сон, который сразу забывается, если, открыв глаза, не расскажешь его кому-нибудь… Скальд вдруг увидел свое лицо, такое расслабленное, немного даже не похожее, чужое — как зыбкое отражение в этом кувшине… Шевелящиеся губы…

Он вскочил, оглядывая высокие прозрачные стены купола с вертикальными полосами цветущих лиан, сквозь которые проглядывало неяркое осеннее солнце.

— Я сам рассказал вам это, Анахайм! Я видел это и рассказывал! — закричал он. И тихо, с досадой, добавил: — Вот болтун…

— Время еще раз подтвердило выводы ученых о том, что окончательно победить некоторые инфекции практически невозможно, они способны затаиться в ожидании удобного случая — на сто, триста, тысячу лет — и возвращаются из глубокой древности, чтобы коварно нанести удар, — говорил диктор. — Специальной комиссией Галактического совета закончено изучение причин таинственной пандемии на шести аграрных планетах созвездия Танцующих, в пятьсот двадцатом районе первого сектора…

— Господи, это совсем рядом с нами, — ужаснулась Ронда.

— Согласно заключению комиссии, разносчиком инфекционного заболевания с симптомами скоротечного воспаления легких, унесшего жизни четырнадцати миллионов человек, стала обычная полевая мышь. — На экране мелькали соответствующие кадры. — В районе возникла экологическая ситуация, особенно благоприятная для размножения мышей, которые приютили у себя сува-вирус — давно существующий в природе и до последнего времени прячущийся в ограниченной зоне. Район закрыт для посещений — литера А.

— Ронда, детка, давай выключим эти дурные вести, — предложила Зира. — Нам есть что обсудить.

— Вы виделись с ним, Скальд? — спросил Ион.

— Замечательная была встреча. Он хотел произвести на меня впечатление. И можно сказать, это ему удалось. — Скальд вкратце пересказал случившееся с ним. — Думаю, Анахайм теперь все время будет сбивать нас с верного пути, подбрасывая ложные идеи, варианты… И при этом с интересом наблюдать за нами: сможем ли мы отличить одно от другого. Не сомневаюсь, здесь появится и гипноз в самых разных видах, и применение голограмм и самый откровенный блеф. Ну, и ясновидение, конечно… Представляете, было всего два дела, которые я не смог раскрыть. Ночью разбуди — я расскажу мельчайшие подробности обоих, а тут он говорит мне, что я не раскрыл дело господина Готтинса с Куала. Два трупа, выставка тюльпанов и Тина… И я ему верю, смущаюсь! Черт возьми…

— А что? — спросил Йюл.

— Не было никакого господина Готтинса в моей жизни. И планеты такой нет — Куал.

— А Тина? — спросила Ронда. Все посмотрели на нее, и она смутилась.

— И Тины тоже не было. Вот жук этот Анахайм… Я было поверил, но почему-то насторожился, сконцентрировался… Даже в глаза ему старался не смотреть.

— Может, все представления Меча Карающего — тоже блеф? — спросил Гиз. — Что, если жертвы обрабатываются заранее? Методом гипноза?

— Нет, к сожалению. Я изучал дела — все выглядит очень достоверным. Сценарий прошений из толпы строится следующим образом: на помост перед огромным возвышением, на котором сидит Меч, выходят местные жители и в микрофон зачитывают свои просьбы. А он рассматривает не все, а только те, которые ему почему-то показались интересными. Подающие прошение Мечу Карающему из толпы отнюдь не производят впечатления купленных организацией котти — плачущий отец убитой девушки… сестра, разыскивающая брата… Конечно, об этом можно судить приблизительно, визуально, так сказать. Общего у них то, что все преступления были совершены давно и людьми, вызывающими в той ситуации сочувствие: мать, защищающая своего ребенка, неосторожное обращение с оружием и прочее. Зная, что представляет из себя господин Анахайм, не будем этому удивляться… Примечательно, что подлиность названных Мечом Карающим преступников не подвергается силами правопорядка сомнению. Не было никаких громких процессов по опровержению обвинения, а ведь часть обвиняемых — очень состоятельные люди. Конечно, можно это списать на то, что все им запуганы, но все настолько логично, выверено, выстроено — не придерешься. В считанные минуты он обрисует все произошедшее так ярко, что зрителям начинает казаться, будто они сами там присутствовали… Мало того, Анахайм называет точное место, где сейчас находится преступник, — здесь, в толпе, на другой улице, на другой планете, или его уже нет в живых… Это просто невероятно… Все можно спланировать, подстроить, организовать — и выступления в том числе. Но самое главное, черт возьми, как он это узнает?! Мне он тоже, на моем личном примере, дал понять, что всесилен. И разве я виделся когда-нибудь прежде с Анахаймом наедине? Рассказывал ему что-нибудь? Да я и сам не знал, кто убил моего друга… Откуда тогда он знает про Питера? Про обстановку в приюте? Про прачку? И ведь он действительно прав — это могла быть она… Голова идет кругом… У нас слишком мало данных… Нужны новые источники, иначе все мои методы ни к черту…