Евгений Константинов - Хобби Сереги Костикова

– Так ты же вне подозрений!

– Да. Но погибли люди. Мои друзья и моя любимая девушка, Виктория Ким. Вот она, – Серега показал на пластилиновую Вику. – А вот мой напарник Боярин, то есть, Петр Терентьев, которого тяжело ранили, и сейчас он в находится в коматозном состоянии.

– Мне докладывали.

– Понимаете, они оба видели и узнали убийцу, но назвать его имя, по понятным причинам не могут. Поэтому я и решил, благодаря своей интуиции и с помощью эксперимента этого убийцу вычислить.

– Не понимаю – как вычислить? Капитан, а ты хоть что-нибудь понимаешь?

– Ну-у-у… – начал Клюев с умным видом, – благодаря высоким электронным технологиям, плюс необычный эксперимент, плюс внутренняя интуиция нашего талантливого скульптора… думаю, можно вообще все что угодно вычислить, – изрек капитан как раз то, чего от него ждал Костиков.

– Да! – благодарно улыбнулся тот и придвинул к подполковнику платформочку с заснеженной поляной. – А вот это копия Пана Зюзи, то есть, нашего заместителя начальника инкассации Вячеслава Васильевича Лисавина. Который, исходя из моей интуиции и поставленного эксперимента, и является убийцей Виктории Ким и Сергея Скворцова.

– Скульптор Шуба, – усмехнулся подполковник, – ты, вроде бы, выпил совсем немного…

– Минуточку, Владимир Иванович, – прервал его Костиков и обратился к копии Лисавина. – Пан Зюзя, ты написал?

Тот согласно кивнул.

– Дай-ка сюда тетрадь. Но не дай бог…

На глазах у изумленных Заводнова и Клюева пластилиновая фигурка шагнула вперед и на вытянутых руках протянула тетрадь, которую Костиков взял пинцетом, положил на стол, склонился над ней с лупой и стал читать вслух:

«Я, Лисавин В.В. признаюсь в убийстве и ограблении инкассаторов Хорошевского маршрута. Помогал – Лаврик. Дмитрий Лаврушин. Больше сообщников нет. Мешок с инкассаторскими сумками спрятан на даче у Лисавина в деревне Лисавино, в предбаннике. В содеянном раскаиваюсь, хоть это сделал не я, а мой прототип. Лисавин В.В.»

– У тебя такие шутки в моде, да, скульптор Шуба? – строго поинтересовался Заводнов.

– Это не шутки. Да и зачем мне шутить?

– И в самом деле – зачем, Серега? – спросил Клюев.

– Подожди, Борисыч, – скульптор перенес тетрадь на заснеженную поляну и обратился к Пану Зюзе:

– Где именно находится это Лисавино? Точный адрес?

«М.О., Истринский район, д. Лисавино, д. 6», – буквально через минуту прочитал Серега через лупу новую запись. И тут же вновь обратился к Пану Зюзе:

– Это, случайно, не то Лисавино, неподалеку от которого есть деревня Холмы, а ближе к Истре деревни Адуево, Духанино?

Пан Зюзя на заснеженной поляне согласно закивал.

– Я знаю, где это! – торжествующе сообщил Костиков. – До него от Истры автобус ходит. В самом Лисавино я не был, зато в Холмах на озере рыбу ловил и в Адуево…

– Скульптор Шуба! – прервал его Заводнов, поднимаясь из-за стола. – Мы, вообще-то на охоту едем. И нам без разницы, что ты ловил рыбу в каких-то там Холмах.

– Да черт с ними, с Холмами, Владимир Иванович! – вспылил Костиков. – Зюзя только что в убийстве признался! И черным по белому написал, где деньги спрятаны.

– Шуба, ты успокойся, – мягко сказал Клюев. – Тебе после травмы головы нервничать никак нельзя.

– Я спокоен, Борисыч. Владимир Иванович, понимаю, что вы торопитесь на охоту, но можно уделить мне хотя бы еще три минуты? Я гораздо больше времени потратил, пока для вас охотников лепил. Кстати, я как раз за это время уберу вашу композицию в специальную коробочку.

– Хорошо, скульптор Шуба. Добре, как скажет капитан наш, Юрий Борисович. Только понапрасну мозги нам не пудри.

– Добре, – улыбнулся Костиков и обратился к шестерым островитянам: – Мелкота, отомрите!

Пластилиновые фигурки зашевелились: Шуба приобнял за печи Вику, Любка вгрызлась в огурец, Боярин с Фуфелом чокнулись бутылками и приложились к горлышкам, Клюев, здрав голову, приветственно помахал рукой, наверное, своему прототипу.

Подполковник и капитан смотрели на них, не веря своим глазам. Серега мог их понять, – в первые минуты после оживления персонажей композиции «Застолье», он тоже подумал, что сошел с ума.

– Борисыч, ты рассказывал про странные сны, которые видишь в последнее время. Тебе снились вот эти экспериментальные фигурки. Узнаешь Любку лыжницу? А помнишь, ты вчера прочитал на песке рядом с кистью девушки три буквы – «ЗЮЗ»? Это не я их написал, а она, Вика. После того, когда я заделал на ее теле ранки, Вика написала четвертую букву – «Я». Виктория Ким узнала Пана Зюзю во время ограбления инкассаторов, поэтому он ее и убил. Я правильно говорю, Пан Зюзя? – обратился он к обитателю заснеженной поляны, тот, глубоко вздохнув, вновь согласно закивал.

– Борисыч, когда ты мне сегодня звонил, еще удивился, откуда я знаю, что это ты. Я сказал, мол, интуиция…

– Просто ты ждал моего звонка.

– Разве ты только один у меня в друзьях, чтобы позвонить? Посмотри-ка сюда, – он протянул Клюеву лупу и крохотную тетрадь и ногтем перевернул назад одну страницу.

– За полминуты до твоего звонка, эти слова написала твоя копия. Узнаешь почерк?

– Узнаю, – Клюев с удивлением посмотрел на маленького себя. Пластилиновый Борисыч развел руками, мол, ничего не поделаешь. – И что все это означает?

– А то, что, благодаря моему уникальному эксперименту, эти копии знают, что делается с их прототипами! Мы не слышим, что они говорят, но можем читать записи.

На острове-пляже рядом с Борисычем встал Фуфел, призывно замахал руками и даже пару раз подпрыгнул.

– Наверное, тоже что-то хочет написать, – догадался скульптор и перенес к его ногам тетрадь и почти не видимый невооруженным глазом карандаш, отобранный пинцетом у Пана Зюзи. – Давай, Фуфел, что важного ты хочешь нам сообщить?

Тот сразу же написал что-то в тетради, и скульптор прочел вслух:

«Утром я, т. е., Владимир Селиванов отвез Василича в деревню Лисавино».

– Вот! – вскрикнул Костиков. – Молодец, Фуфел! Он Лисавина в Лисавино отвез. Туда, где деньги спрятаны! Пан Зюзя, Фуфел все верно написал? Лисавин сейчас у себя на даче? Вот, Владимир Иванович, и этот подтверждает!

– Лисавина – в Лисавино, – с сумрачным выражением на лице Заводнов уселся обратно на стул. – У твоего Лисавина там родовое поместье что ли?

– Понятия не имею…

– Да-а-а… – Заводнов вспомнил о фляжке и, наполняя стопки, продолжил: – Я, конечно, на своем веку многое повидал… И шулеров, и фокусников-покусников всяких… Вздрогнем!

– Да-а-а… Эксперимент этот твой уникальный… Я же прекрасно понимаю, что нет тебе никакого смысла с нами шутковать, а, скульптор Шуба?

– Что я, дурак, что ли?!

– Никто этого и не говорит. Однако дубиной ты по голове схлопотал, ну и, мало ли, что у тебя там, в мозгах сдвинулось, а?