Ольга Шумилова - Двадцать отражений лжи (СИ)

Минуты шли, а Командор все не появлялся. Я задумалась. Никогда раньше не оставалась в этом кабинете в одиночестве. А ведь где-то…

Я неслышно встала. Эрро все же слишком недолго здесь работает, чтобы ради десятиминутного отсутствия включать камеры слежения и ставить на сигнализацию внутренние двери.

Ну и дурак.

Где-то здесь у Командора были сейфы для служебного пользования. В мозгу вспыхнуло одно слово: «Информация». Дальше меня уже вел инстинкт существа, слишком хорошо знающего ценность того, что за этим словом скрывалось. И какая разница, что это будет, если сейчас мне нужно срочно выходить из игры — пока происходящее не приняло такие масштабы, что сделать это можно будет только через морг.

Замок на двери в смежную комнату поддался без труда, да и был он только формальностью. Замки самих сейфов — вот где стояла первоклассная защита. Секунду поколебавшись, я направилась к тому, которым только что пользовались. Я не слишком хорошо умела работать с металлом, но «память» он имел долгую, да и дело того стоило.

Кончики пальцев коснулись замка. Тоненький лучик сознания пробежал по истлевающим на глазах нитям прошлых событий, заставляя металл вспомнить. И скользнуть по этим нитям назад, в то, что было несколько минут назад. Молекулы пришли в движение, несмотря на то, что электроника была мертва.

Дверца бесшумно открылась. Я обернула руку рукавом рубашки (не хватало еще попасться на банальных отпечатках пальцев) и заглянула внутрь. Какие-то артефакты, свитки в челах — от всего этого так и разит магией, но разобраться в них с ходу невозможно. А вот плотная стопка считывателей, на которых даже пластик потускнел от времени — то, что нужно. Конечно, запаролены насмерть, но определить клавиши, которые нажимали, мне не так уж сложно, особенно если пальцем, а не пером.

Старые дела, разные отделы, многие — сто-, двухсотлетней давности. Я бегло просматривала документы по диагонали и, хотя ничего полезного пока не попадалось, на всякий случай запоминала.

Несколько минут спустя стало ясно, что считывателей несколько не из-за количества информации, а ее типа. После отчетов по старым делам шли засекреченные личные дела, в основном — принадлежащие видным деятелям Корпуса. Их я пропускала, — все равно от копания в грязном белье настолько давно почивших фарров не было толку, но может быть, попадется компромат хоть на кого-то из окружения теперешнего Командора…

Многообещающая в начале стопка медленно, но верно оказывалась пустышкой… Ладно, я и не думала, что все окажется так легко — Эрро ведь не клинический идиот, чтобы хранить нечто важное в груде старого хлама под не самыми надежными запорами.

Уже собираясь отложить считыватель с личными делами в сторону, я бросила беглый взгляд на очередной документ и оцепенела.

Дурак. Создатели, какой же дурак!

Ему не меня нужно бояться, как сказочной злодейки, а себя — с таким-то отношением к делу.

Будь у меня достаточно времени — я превратила бы этот кусок пластика в пыль, но у меня не было даже куртки с достаточно большими карманами, чтобы унести его с собой, — а в приемной уже слышался голос Эрро, дающий распоряжения секретарю.

Стиснув зубы, я вернула все на место, а следом — и дверцу сейфа с ее запорами; захлопнула дверь комнаты и уселась в кресло за пару секунд до того, как вошел Командор.

Да, это тяжело — сидеть, делать вид, что слушаешь, и даже что-то отвечать, когда твой ошейник, цепь, привязавшая к Корпусу прочнее, чем сеть к Гнезду — в соседней комнате.

Всего лишь старый считыватель с реестром личных дел, в который молодой беспечный дурак поместил и мое — единственный уцелевший в этой галактике документ, в котором есть моя настоящая биометрия, мое настоящее лицо — без амулетов и масок, и нечто похожее на настоящую биографию. Чего там не было — так это моего настоящего имени. Для Корпуса на веки вечные Ки-мильвира из Гнезда Шал'ене Лазурного клана Стражей Границ осталась Вирой Нейн.

«Сияющей». Легендой.

В ровных строчках на экране так легко спрятать целую жизнь. Еще легче — достать, расправить, препарировать и рассмотреть под микроскопом.

В моих руках уже не было этого экрана, но и сейчас, сидя в собственной каюте, я видела эти линейно-невозмутимые строки. Чтобы вспомнить ту, что за ними скрывалась, никому в Корпусе не понадобится напрягать память. Моя жизнь вписана в его историю огромными буквами цвета крови, которые можно сложить в слова и сейчас.

Вира Нейн возникла в «цивилизованных мирах» за восемь сезонов до собственной церемонии Взросления. На дальней заставе, далеко за границей Зоны Отчуждения, было слишком много странных созданий, чтобы обращать какое-то особое внимание на субтильного подростка неопределенной расы с невменяемыми глазами и слишком длинным именем.

Двумя сезонами позднее глаза стали разумнее, имя — короче, а я соткала свой первый заменитель сети. Созданный из странно-статичных существ, на которых Гнезда никогда не обращали особого внимания, он сам вышел статично-неправильным. Существа были такими же, как я, выброшенными на свалку бродяжками, но я продолжала жить, несмотря ни на что, а они умирали слишком часто. Каждая возникающая в сети прореха — боль, и, после третьей или пятой дыры инстинкт самосохранения заставил полубезумное сознание думать. Нужно было сделать так, чтобы перестала распадаться сеть — чтобы мои оставались живы: перестали замерзать по подворотням, калечиться в драках за поделенную попрошайками территорию, загибаться по тюрьмам за воровство. Ответ оказался простым — нужны были всего лишь деньги, столбики цифр на электронных табло, с чьей помощью можно было вернуть почти любую жизнь.

С удивлением я узнала, что, по сравнению с прочими, сильна — взрослые банды обходили нашу группку малолетних оборвышей стороной. Я видела, как живут эти банды, и как умирают те, кто в них состоит, и понимала, что нужно искать другие пути к банковским счетам, полным кредитов: мелкое воровство на улице, как и крупный рекет дает очень мало гарантий на спокойную жизнь; честная работа существа без образования и связей дает слишком мало денег, да и тех, кого брали на работу хотя бы нелегально, в силу возраста в моей маленькой сети было только двое. А еще я помнила, в чем когда-то видела свою жизнь — не в искусстве всегда доступного лекаря, а — в кораблях. У кораблей внешнего мира не было сознания, но они летали.

Империя переживала век Распада, кто-то выходил из этого омута целым, кто-то выдирался, теряя что-то на слишком быстром ходу, кто-то рассыпался на части, не выдерживая давления разрухи. Зона Отчуждения стала свалкой, старательно подбирающей то, что потеряли другие. Никакие инвестиции сюда не доходили даже в лучшие времена, и она кормилась как могла. Сотни пиратов и каперов стали ее клыками и когтями, вырывавшими плоть из более благополучных областей.