Ольга Шумилова - Двадцать отражений лжи (СИ)

Кто знает, не стали ли бы мои корабли мирно возить грузы, случись нам быть в другом месте и в другое время. Но Распад давал возможность, а Зона не оставляла выбора — и мои корабли стали хищниками.

Первый появился через три года нелегальных подработок не имеющего идентификационной карты и гражданства ксеноса — сами собой разумеющиеся в Гнезде вещи оплачивались во внешнем мире на порядок лучше, чем тяжелая работа: указать места залегания радиоактивных или драгоценных руд, направить в нужное русло мутации, обработать культуры… Шустроглазый Тео, непонятно как находивший работодателей, говорил, что мне не платят и четверти того, сколько это стоит, — но начало было положено.

Через пятнадцать лет кораблей стало восемнадцать.

Еще через двадцать мой флот был одним из самых больших среди «вольных».

Моя охота была успешнее, много успешнее, чем у прочих. Я шла только на верные дела, не гналась за большей добычей и никогда не рисковала своими людьми: цели за сорок лет не изменились. Моя звезда ярко сияла на небесах, и меня назвали «Сияющей». Моя сеть была обширна и прочна как никогда, составленная из преданных и искренне любящих меня солдат.

Так было, пока не появился он.

Филин. Ночной хищник полярных снегов Ситре-6. Легендарный основатель Корпуса, поминаемый за бога — сейчас.

А тогда это был реальный и вполне смертный противник. Мелкий и несущественный, как казалось вначале. Но годы шли, и заштатная организация на глазах превращалась во всесильный Корпус Ментального и Психофизического Контроля. Гораздо более всесильный, чем сейчас.

Я забеспокоилась. А Филин в обмен на беспрецедентное для того времени финансирование обязался лишить Зону когтей. Для этого ему понадобилось всего пять лет.

Эра вольных охотников проходила. Многих уже не было в живых, остальные умирали на каторгах. Но была я. И я летала, и я охотилась, несмотря ни на что.

Мы воевали много лет. Филин поклялся уничтожить пиратов под корень — а я не могла снова потерять свою сеть. Флот Корпуса был мощнее, но мой лучше владел техникой партизанских войн. Может, именно тогда из знаменитости я превратилась в легенду — во всяком случае, Корпус запомнил мое имя на века.

Но… все кончается. И, стоя в риатиновых цепях перед темной фигурой противника, слепая от океана боли на месте разрушенной сети, я жалела об одном — собственной глупости и наивности, стоившей жизней сотням. Все повторялось, как в горячечном тяжелом сне, только на этот раз — страшнее. Прекрасно зная, что коронный трюк Филина — внедрить шпиона и узнать координаты головной базы, я тщательно проверяла всех новобранцев, но при этом легкомысленно опустила трюк номер два — перевербовку приближенных. Почему-то думалось, что меня это не может коснуться — конечно, ведь это же те, кто был со мной с самого начала, те, с кем мы за много лет стали почти одним целым.

Оказалось, не совсем. Тео, Тео, черноглазый кудрявый мальчик, видимо, ты испугался куда больше, чем мне казалось.

Филин… Нердайн Филирно — так его звали на самом деле. Неро.

Я никогда не видела его настоящего лица, но хорошо помню его настоящее имя.

Он был умен — даже слишком, и это стоило мне свободы и здоровья, в то время как мои «коллеги» такого же ранга отправлялись на расстрел. Ни один нормальный человек не стал бы снимать с меня полную биометрию и проводить генный анализ только ради того, чтобы узнать, врут легенды или нет. Легенды не врали, и Филин впал в ступор почти на месяц, не зная, что со мной делать.

Я просто физически видела, как в его набитой инженерными чертежами и тактическими схемами голове идет гражданская война — такой стяг пиратов Отчуждения, как я, стоило поставить к стенке — и не просто, а со вкусом, устроив показательное представление в пропагандистских целях. Этого от него ждали все — от солдат на передовой до Императора в своем дворце. Но Филин не был бы собой, если бы не поступал перпендикулярно общественному мнению, зато с эффективностью, которая никому другому и не снилась.

Этому выродку плешивой мышовки, видите ли, было безумно жаль пускать в расход такой роскошный и уникальный экземпляр, как я, если был хотя бы мизерный шанс пристроить его к общественно полезному труду. Была только одна проблема — к сотрудничеству я не склонялась и на перевербовку не велась. Поэтому «экземпляру», так сказать, удалили когти и заставили пахать на Корпус в принудительном порядке.

Не касайся это меня — поаплодировала бы стоя.

По всем документам и показаниям очевидцев я умерла в тюрьме. Во всех докладах, отчетах и архивах — фальшивые данные биометрии, генной карты и такое же фальшивое лицо. Кроме одного личного дела, в закрытом архиве Командора — но и эта писулька не удержала бы меня на привязи, будь я свободна и сильна.

Конечно, он понимал и это…

Та сеть, что достигла почти совершенства и заменила мне настоящую, была выдрана с корнем и сгорела на огне зачисток и расстрельных бригад. Личность сначала пытались стереть, потом — переписать. В те времена ни того, ни другого делать толком не умели, да и я была далеко не простым материалом. Мое сознание не поддавалось, и его ломали почти хирургически. Почти получилось.

Дальше все растворяется туманом: я все-таки тронулась, хотя думала, что это произойдет гораздо раньше. Из памяти исчез месяц, который я закончила с искалеченным сознанием, нашинкованным на лоскуты и кое-как собранным обратно. Обнаружила у себя пару новых и страшно мешающих качеств, еще большего количества полезных недосчиталась. И — сплошные блоки безопасности и моральные установки. Места для собственных мыслей практически не оставалось.

Должно быть, так и было задумано.

Впрочем, когда я осознала, что со мной сотворили, мыслей и не было, только звериная слепая ярость. Тело принудили навеки застыть в одной-единственной форме, которой в последние годы я пользовалась чаще всего — гуманоидной, бескрылой. Сознание тоже застыло, закостенело, потеряв гибкость и легкость. Да, этот процесс шел к тому времени уже много лет — сознание риалты, когда-то струящееся потоком воздуха, изменчивое, легкое, всепроникающее, через пятьдесят лет статичной сети уже мало отличалось от созданий, ее заполняющих. Но тогда я стала калекой, не способной даже заговорить с камнем, потерявшей доступ к трем четвертям собственной силы…

Я была слепа, глуха, бескрыла… и стала безотказным и самым эффективным орудием для многих поколений Командоров, последовавших за Филином. Филином, оказавшимся слишком успешным, чтобы умереть в своей постели. Стоя над его трупом, я готова была выть от досады: неизвестные злопыхатели осуществили то, что я страстно желала сделать собственными руками. Планы мести оставались моими главными стимулами к жизни, но сволочной Командор лишил меня и этой радости.