Владимир Романовский - Полезный Груз

Она ошарашенно смотрела на него. Ему это показалось забавным, и он добавил:

– У вас скорее всего есть сводный брат. То есть, не сводный, а как бы это сказать … в общем, он-то как раз и есть … приемный сын … в отличие от вас.

Она сказала:

– Не понимаю. Вы читали мое досье, что ли?

– Нет. И как вас зовут не знаю.

– Ну, про школу можно догадаться, но про собаку-то как вы … узнали? И про журнал? А отец готовит…

– Что, часто готовит?

– Почти каждый день. Считает себя великим кулинаром. Как вы все это просчитали? Объясните. Никаких связей с моими коллегами у вас нет, я в этом уверена. И про брата – как?

– Интуиция.

– Это слово ничего не означает.

– Да ладно вам, Пиночет.

– Нет уж, объясните.

– У меня свои методы. Их трудно применять, и еще труднее объяснить.

– Попытайтесь. Как вы узнали про собаку? В нашем доме никто, кроме нас, не держал собак. И как вы узнали, сколько мне было лет, когда она умерла?

– Наугад сказал, и оказался прав.

– Не врите, Муравьев. Говорите.

Муравьев мотнул головой.

– Интересно, – сказала Пиночет, рассматривая Муравьева. – Я, когда просматривала записи о ваших расследованиях, думала, что это невозможно. Там было четыре дела, очень запутанных, которые вы раскрыли в одиночку за считанные дни. Начальник ваш говорил, что вам просто повезло, дела распутались сами собой. Я предполагала, что у вас помощник есть, или даже несколько. Потому что так не бывает. Мистика какая-то.

– Никакой мистики, – раздраженно возразил Муравьев. – У многих людей есть такие навыки.

– Это не навыки, это очень специальный, и очень большой талант, – уверенно сказала Пиночет.

– Талант еще менее объясним, чем навыки и методы.

– Ну вот, к примеру, перед вами я, и вам нужно знать, откуда я такая взялась – что вы делаете, о чем думаете в первую очередь?

– О полной картине.

– Какой картине?

– Полной картине.

– Это как?

– В голове возникает картина, и начинает видоизменяться под воздействием логики и новой информации. Но не в корне, а так, слегка. Главное, чтобы большинство фактов вписывалось в картину без швов.

– То есть, вы сразу себе все представляете, а потом начинаете искать подтверждение? Рабочая гипотеза – это не ваше?

– Сразу.

– Вы страшный человек, капитан. Пожалуйста, не говорите никому … обо мне.

– Ваши тайны вашими тайнами и останутся. Я не кирасир.

– Да? … А про сводного брата откуда вам известно?

– А что, – спросил Муравьев, забавляясь, – у вас таковой действительно имеется? Ишь ты.

– Имеется. Как вы узнали?

– По некоторым маньеризмам. Вы с ним, очевидно, очень дружны.

– Не очень. Просто хорошо друг друга понимаем.

– Удачливы вы, сударыня.

Некоторое время они молча ели грандьеры, запивая пивом. Чтобы сбить напряжение, Пиночет спросила:

– А с нашей потерпевшей что?

– Это праздный вопрос, или деловой? – спросил Муравьев.

– Допустим деловой.

– Не могу вам сказать.

– Не можете или не хотите? Картину эту вашу вы уже составили?

– Да.

– Так поделитесь.

– Нельзя.

– Почему?

– Картина изменится.

– Нет, капитан, так не пойдёт. Это нелогично. Если картина уже есть, и она близка к правде, как она изменится? Что за вольер Шрёдингера! Это нечестно.

Муравьев немного подумал и сказал:

– От кванта в этом что-то есть, но объяснить я не сумею.

– Или не хотите?

– Вы недооценили мою деликатность, Пиночет.

Она замолчала. Муравьев подозвал официантку и попросил кофе. Сказалось еще одно преимущество ношения роскошного пальто – кофе прибыл почти сразу, и был неплох.

– Кошмар какой-то. Вы женаты, капитан?

– Разведен.

– Дети есть?

– Нет. Сколько вам лет, Пиночет?

– А на сколько я выгляжу?

– На тридцать четыре.

– Не болтайте глупости.

– Люблю смущать женщин.

– Меня такие вопросы нисколько не смущают. Мне двадцать восемь. А вам?

– Тридцать девять.

Оба одновременно отпили из чашек.

Муравьев спросил:

– Вы в живописи разбираетесь?

Пиночет ответила:

– Признаться, не очень. Не вздумайте меня этим попрекать, иначе я решу, что вы женоненавистник. Что мы делаем дальше? В Авдеевку? Или по наводке охранника Лёши?

– Вы поверили Лёше?

– В том, что он говорил, есть доля правды.

– Или желание навести нас на ложный след. Вполне возможно, что он человек, если не Лопухина, то Глезера или Сванидзе. С другой стороны…

Муравьев умолк и задумался. Пиночет подала голос:

– Капитан, я слушаю с возрастающим интересом. Не замирайте так.

– Хмм … Да? Лёша, ну что же Лёша … Лёша производит впечатление человека, находящего удовлетворение в сохранении достоинства. Отвечает за то, что говорит. Странный, но в тоже время серьезный. И не сопротивлялся, когда я его положил на пол. Хотя и здоровенный мужик, мог бы порыпаться для виду. Давайте порассматриваем, что там ваша водолазиха настреляла.

Пиночет вытащила из сумки портативный экран, вставила в него головастика, и пригласила Муравьева жестом передвинуть стул и сесть рядом. Шероховатости, неровности, подводные съемки с прожектором. Оба одновременно сделали глоток кофе.

– А это что такое?

Муравьев показал пальцем на какую-то точку на экране. Пиночет остановила видео, мотнула назад, и увеличила точку. И еще увеличила. Поправила контраст. И на экране начала вырисовываться железяка, похожая на согнутый рельс. И еще раз Пиночет увеличила изображение. И еще раз увеличила.

– Вряд ли, – вслух подумала Пиночет. – Там много всякого валяется. Труп скорее всего отнесло течением.

– Нет так нет, – откликнулся Муравьев, внимательно рассматривая изображение. Вернее, делая вид, что внимательно его рассматривает. – Можно, конечно, предположить, что спасавший не просто перерезал, а размотал и забрал с собой эту самую веревку. Но это вообще кретинизм. Человек задыхается, а он возится с веревкой, потом тащит тонущую под водой пятьсот метров. Так не бывает. Даже если у него с собой два портативных акваланга – все равно не сходится.

Пиночет посмотрела на него мрачновато.

– Согласны? – спросил он.

– В общем, да. Что же это, интуиция вас подводит в этот раз, а, капитан?

– Интуиция не трактор.

Связь в кармане подала сигнал. Муравьев удивился.

– Позвольте, кто это меня беспокоит?

Он посмотрел брезгливо на дисплей, вздохнул, и включил связь.

– Муравьев? – спросило начальство голосом Валентина Ираклиевича.

– Муравьев в командировке, – ответил Муравьев.

– Заткнись. Срочно ко мне, оба. Наломали вы дров. Шкуру спущу.

– А в чем…

– Все узнаешь. Чтобы через пять минут у меня были.

Связь отключилась. Муравьев, нахмурившись, посмотрел на Пиночета.

– Начальство недовольно? – спросила она.