Ирина Асаба - Амнезия [СИ]

Чернов устало потер лоб, пытаясь вникнуть в полученную информацию. Это было сложно. Не хватало общих знаний. Поисковик выдавал ссылку за ссылкой и Юрий, отгоняя лень, честно пытался во всем разобраться.

Капитан нажал на очередную ссылку, и на экране появилось… "Сегодня ученые выделяют четыре вида памяти. Первая отвечает за главную память — накопление полученной информации и за эпизодическую память — сохранение личных переживаний и чувств, которая и позволяет человеку осознавать себя как личность. В мозжечке находится моторная память — заученные движения, которые человек производит не задумываясь. Височная доля мозга отвечает за эпизодическую и за семантическую память, содержащую все факты и данные, которые человек выучил (например, знание иностранных языков, таблицы умножения). И в принципе, зная, какие участки мозга отвечают за тот или иной вид памяти, можно определенный вид памяти вернуть — либо "стереть".

От работы с компьютером у Чернова разболелась голова, но он ставил перед компом все новые и новые задачи. Следующими словами в поисковике были — "потеря памяти, статистика".

77 тысяч — вот, сколько заявлений об исчезновении людей регистрирует каждый год российская милиция, — этими словами началась следующая статья в Интернете. — Судьбу примерно 69 тысяч удается установить — половина обнаруживается и дает о себе знать сама (это всякого рода беглецы — должники, несчастные мужья и счастливые любовники и обитатели тюрем, скрывающие правду от родни из соображений этики); часть становится жертвами криминальных разборок и несчастных случаев; еще некоторое количество тайно сводит счеты с жизнью". Все это он примерно знал, но эта массовость его в очередной раз насторожила и расстроила. Он лег на диван и стал обо всем этом думать.

Наконец он додумался до страшной мигрени, махнул на беспокойные мысли рукой и придвинул к себе телефонный аппарат. Пора было объявить народу, что его кратковременный отпуск закончился. После обзвона Чернов сбегал в магазин и накупил еды. Вывалив продукты в голодную пасть холодильника, он снова завалился на диван и стал тупо смотреть телевизор, бегая пультом по каналам. Смотреть было нечего. В Москве произошел очередной теракт, в Самаре убили банкира, в Клину голодные пенсионеры устроили сидячую забастовку перед зданием мэрии. С пультом в руке он и уснул, благо в свое время настроил телевизор так, чтобы тот автоматически выключался, когда программы заканчивались.

Проснулся он рано, принял холодный душ, сделал гимнастику, позавтракал и все бы ничего, если бы не вчерашний облом. Чувство несовершенного действия, невысказанной обиды, непонимания угнетало, и это было отвратительно. Казалось, что он поднял ногу, чтобы сделать шаг, да так и остановился, стоя как цапля мужского рода (цапль?) на одной ноге. С личной жизнью надо было что-то делать, но он сам не знал что. Какая-то непруха во взаимоотношениях с женщинами преследовала его. Нет! Он не был женоненавистником или закоренелым холостяком. До Маринки женщины постоянно появлялись в его жизни, и естественные мужские потребности не были для него проблемой. Только… Только хотелось чего-то большего. Хотелось семьи и уюта. Хотелось теплого тела под боком каждую ночь. Хотелось, чтобы в квартире горел свет, когда он возвращался с работы. Много чего хотелось, но ему словно перебежала дорогу черная кошка или прокляла мать. Отношения с женщинами никак не хотели становиться серьезными и долгими. Вот и Маринка, которая к нему прилипла, стала такой родной и близкой, почему-то отстранилась и стала чужой.

— Может быть, во мне самом есть какая-то червоточина, которая не дает подняться на ту высоту чувств, которые называются любовью? — спрашивал он себя, тут же себе возражая. — Да какая едренать-матренать червоточина! Когда женщины сами словно каменные изваяния. Никто не хочет впустить в душу, если она у них есть. Два раза бабы от меня беременели и обе сделали аборт. Ну не нужны им дети и все тут. Может, время их еще не пришло, может работа их моя не устраивает. Боятся, что ненадежный. Могу погибнуть при исполнении служебного задания. А может, я сам виноват? Не тех баб выбираю. Что я зациклился на молодых? У них еще ветер в голове. Надо найти женщину моего возраста, тогда будет все в порядке. Черт! Ну что я пургу мету? Ведь Марине уже двадцать пять. Разве это ветреная юность? Да что с ней, черт возьми, происходит!? Может, я провинился перед ней в чем-нибудь? Наплевать на работу! Пойду сейчас к Маринке снова и попробую выяснить все до конца.

Войдя в здание вокзала, и открыв дверь ее кабинета, Чернов с удивлением обнаружил, что за ночь ничего не изменилось. Сидевшая, как и вчера, Марина склонилась над документами и на него никак не реагировала. Он помахал перед ее лицом букетом из семи роз, но и это не произвело на любимую никакого впечатления.

— Марин! — осторожно начал Чернов, кладя цветы на стол. — Ты чего? Может, я тебя обидел? Может, не должен был без тебя уезжать в отпуск? Ну, ты же видишь, что я раньше вернулся. Тоскую я без тебя. А? Девочка моя. Ну что же ты молчишь? Ну, скажи хоть словечко, — и Чернов, обойдя стол, опустился перед подругой на колени и взял ее руку в свои ладони.

Марина медленно ее отняла и, подняв от документов глаза, с удивлением посмотрела на Юрия. Взгляд ее был странным. Казалось, девушка не понимает, кто перед ней и чего он хочет. Лицо было спокойным, вчерашнее раздражение исчезло, но прежняя Маринка так и не вернулась. Не было сияющей улыбки, не было рук потянувшихся к его шее, не было поцелуя при встрече. Перед Черновым сидела абсолютно чужая девушка жутко похожая на его Маринку.

И тут Марина упала лицом в свои ладони и быстро, быстро стала тереть ими кожу. Казалось, что она пытается вырваться из какого-то кокона, в который она неизвестно как попала. Это длилось минуты три. Но ничего не произошло. Она молча отвернулась от Чернова и снова принялась просматривать служебные документы.

— Ее надо отвезти в больницу, — в растерянности подумал Юрий, выходя из здания вокзала. — Она просто больна. Ничем другим я ее состояние объяснить не могу. Надо с кем-нибудь проконсультироваться. Попросить совета. Мне одному с этим не справиться. Надо идти на работу, может Смирнов что придумает…

Переживания о Марине отодвинули на задний план мысли о беспамятных. Душа стала похожа на песочницу, в которую ходят в туалет коты. С таким вот настроением он появился на службе, и понял, что всё это было только началом…

Не успел он переступить порог родного отделения, как буквально уткнулся в необъятную грудь своего приятеля Сашки Смирнова.

— Привет, Чернов, — донеслось до него откуда-то сверху. — Начальство сказало, что ты скоро появишься. Я тебя тут уже минут пятнадцать дожидаюсь. Так сказать, стою в почётном карауле.