Алексей Хапров - Телепат

— У моря погоды, — огрызнулся я, мысленно попеняв Павлу на то, что он тянет резину. Сказал бы сразу, приходи с вещами, и все тут.

Но продолжение разговора оказалось совсем иным, нежели я ожидал. Тон у Павла был таким, словно он не имел ни малейшего подозрения, что вчерашнее убийство Руслана — это дело моих рук.

— Я вот чего звоню, — сказал он. — В вашем районе явно какой-то маньяк завелся. Вчера твоего Руслана кто-то убил, совсем недалеко от твоего дома, возле гаражей.

— Да ну? — произнес я, теряясь в догадках, играет он со мной, или действительно ни в чем не подозревает. Сознаваться мне, или нет?

— Значит, есть справедливость на свете, — вздохнул я. — Сначала он убил Таню, затем его кто-то пришил.

— Нет, старик, твою Таню убил не он, — сказал Павел.

— Не он? — переспросил я, не веря своим ушам.

— Не он, — подтвердил Павел.

— Кто-то из его компании? — догадался я.

— Нет, — ответил Павел. — Ни он, ни еще кто-то из его компании Таню не убивали. Здесь рука профессионала. Такой удар ножом мог нанести только человек, имеющий специальную подготовку, которого учили, как убивать, и как не оставлять за собой следов. А твой Руслан — это шантрапа. Он на это не способен. Он может только сумочки у женщин вырывать, да деньги у детей отбирать. А на «мокруху» у него кишка тонка. К тому же у него алиби. В момент убийства Тани он был совсем в другом районе. Мы уже проверили.

— Значит, Таню убил не Руслан? — еще раз спросил я, чувствуя внутри себя неприятный холодок.

— Да говорю же тебе, нет. Мы найдем, кто ее убил. Старик, я тебе это обещаю. Наш начальник вчера дал команду, убийство твоей невесты, кровь из носу, но раскрыть. Чувствуешь, как он тебя уважает? Ты на работу сегодня не ходи. Посиди дома, поспи. Хочешь, я твоему директору позвоню и все объясню?

— Да, если не трудно, — произнес я упавшим голосом.

— Ну, давай, — попрощался Павел и положил трубку.

Я сидел, совершенно ошарашенный. Значит, я вчера убил невиновного человека. Человека плохого, испорченного, неприятного, смерть которого вряд ли кого-то огорчит, но все же невиновного. Господи, что на меня вчера нашло? Как я мог, не разобравшись, последовать внезапному душевному порыву и сотворить такое страшное дело? А может, я и вправду находился под чьим-нибудь гипнозом? Ведь вчера я как будто был совершенно другим человеком, не таким как обычно. Меня охватил страх. Я только теперь, в полной мере, осознал, какой чудовищный поступок я совершил, и кем я после него стал. Я стал убийцей. Боже мой! До этого момента я не боялся, что меня арестуют. Ради мести за смерть Тани я был готов ко всему. Но сейчас, когда я узнал, что убийство Руслана оказалось напрасным, по моей спине поползли мурашки. Я обхватил голову и застонал. Что же я натворил!

В чувство меня привел Маркиз. Он настойчиво терся о мои ноги, мурлыкал, намекая тем самым, что неплохо было бы позавтракать. Я погладил кота, почесал ему за ушами, положил пиликавшую короткими гудками телефонную трубку, которая по-прежнему оставалась в моей руке, и прошел на кухню. Отрезав Маркизу кусок ливерной колбасы, я тоже попытался поесть, но пища совершенно не лезла мне в рот. Меня тошнило. На мое сердце легла неимоверная тяжесть. Такую тяжесть я еще ни разу не ощущал. Как мне теперь быть? Разве можно спокойно жить с осознанием того, что ты совершил убийство?

Зазвонил телефон. Этот звонок произвел на меня впечатление внезапно разорвавшейся рядом бомбы. Я вздрогнул, моя душа словно ушла в пятки, а колени затряслись мелкой дрожью. Неужели мне теперь вечно предстоит такая жизнь, в постоянном страхе? Страхе от каждого телефонного звонка, от каждого стука в дверь, от каждого идущего навстречу милиционера. Я подошел к телефону и снял трубку.

— Да? — сказал я и поразился, до чего глухим стал мой голос.

— Илья Сергеевич? — учтиво спросили на другом конце провода.

— Да, — тихо ответил я и нервно сглотнул слюну.

— Это Иван Серафимович из госбезопасности.

— Да? — снова спросил я.

— Илья Сергеевич, я, собственно, звоню просто узнать, Вы по-прежнему считаете мое предложение для себя бесперспективным?

И тут в моей голове мелькнула мысль. А не моя ли судьба этот звонок? Ведь это, в какой-то степени, выход из создавшегося положения. Способ отрешиться от всего, и начать совершенно другую жизнь.

— Мне нужно с Вами поговорить, — сказал я.

— Приезжайте, — ответил Иван Серафимович.

— Когда?

— Да хоть прямо сейчас.

— Еду, — решительно сказал я.

Я положил в собранную накануне и стоявшую в прихожей спортивную сумку все имевшиеся у меня деньги и документы, оглядел свою квартиру, понимая, что может быть вижу ее в последний раз, погладил кота, обнял его, это бывшее на протяжении многих лет самым близким для меня существо, взял его на руки, вышел в коридор, закрыл дверь на ключ, опустил Маркиза на пол, шепнул ему «прощай», и побежал по лестнице вниз, стараясь не оглядываться.

Иван Серафимович выслушал меня молча. Я рассказал ему все, ничего не утаив. И про смерть Тани, и про убийство Руслана, и про свой страх перед неизбежным наказанием. Когда я закончил свой рассказ и посмотрел на него в ожидании вердикта, Иван Серафимович с какой-то странной улыбкой, смысл которой я тогда не понял, протянул мне листок чистой бумаги и ручку.

— Из этой ситуации есть только один выход, — сказал он. — Пишите.

Я взял ручку и стал писать то, что мне диктовали.

— Расписка. Я, Воробьев Илья Сергеевич, такого-то года рождения, паспорт, серия, номер, выданный тем-то тогда-то, проживающий по такому-то адресу, согласен поступить в полное распоряжение органов государственной безопасности. Я не возражаю против смены фамилии, имени, места жительства, а также внешности. Я обязуюсь беспрекословно выполнять все поручаемые мне задания, и не разглашать касающиеся их сведения. Я предупрежден и согласен, что в случае нарушения мною взятых на себя обязательств, ко мне могут быть применены различные меры воздействия, вплоть до физического устранения. Написано мной собственноручно, добровольно, и без какого-либо давления. Число, подпись…

Прошло два месяца.

Я сидел на подоконнике и задумчиво смотрел в окно. За окном валил густой снег, и было белым-бело. Деревья стояли наряженными в пышные белые одежды. Земля покрылась толстым белым ковром, который игриво искрился на солнце. Мороз рисовал на стеклах забавные узоры. Во всем этом отчетливо ощущалось дыхание приближающегося Нового года. Тут бы веселиться да радоваться, как и полагается в праздники. Но на веселье меня что-то не тянуло. Мне было грустно и тяжело. Жизнь меня откровенно тяготила, и доставляла одни мучения. Ведь я потерял все. Все, что раньше имел, и чем дорожил. Осознавать это было мучительно больно. Я потерял свой дом, друзей и знакомых. Но, самое главное, я потерял себя. Ведь я уже не был самим собой. Ильи Сергеевича Воробьева на свете больше не существовало. Он бесследно исчез, и, возможно, до сих пор числится в розыске. Я был, всего-навсего, телом, которое раньше принадлежало ему. У меня теперь было другое имя, Артем Николаевич Резник, другая биография, и даже другое лицо. Сразу после разговора с Иваном Серафимовичем меня отвезли в какую-то странную клинику. Судя по тому, что пациентов в этой клинике тщательно изолировали друг от друга, так, чтобы они вообще не могли видеться, можно было безошибочно заключить, что данное заведение относилось к категории секретных. В этой клинике мне сделали пластическую операцию. Мой нос, который немного напоминал картошку, и за который меня в детстве частенько подразнивали, укоротили, и сделали острее. Скулы расширили. Брови приподняли. Губы сделали тоньше и Щже. Когда, спустя месяц после операции, с меня сняли бинты и поднесли зеркало, я едва не заплакал. Из зеркала на меня смотрело совершенно чужое, незнакомое лицо, напоминавшее птичью мордочку. И вот с этой «птичьей мордочкой» мне теперь предстояло провести всю оставшуюся жизнь.