Анатолий Заклинский - Миллстоун (Трилогия)

Джон уверенно зашагал дальше, стараясь при этом издавать как можно меньше звуков, и в один момент его внимание привлёк какой-то гул вдалеке. Сначала он не понял его природу, но потом, подойдя ближе, услышал в этом зловещее монотонное человеческое бурчание. Как будто кто-то с огромной скоростью читал непонятную молитву. Слов разобрать было нельзя, и, после недолгих попыток расслышать их, Миллстоун направился дальше. По крайней мере, не оставалось сомнений, что тот, кого они ищут, находится здесь, и если учесть, что сам он издаёт звуки, то вряд ли услышит шаги приближающегося человека. Главное, чтобы сейчас не появился Гриффин со своими подчинёнными и не поднял здесь шум.

Пролёт был местами завален, и продвигаться дальше было заметно сложнее – постоянно приходилось обходить кучи породы, валявшиеся под ногами. Но Миллстоун всё ещё не потерял босые следы, а значит, приближался к своей цели.

Ещё через несколько метров пути ему стало казаться, что он даже начинает разбирать слова, но хоть сколько-нибудь связные реплики ему уловить не удавалось. Хуже было то, что из-за эха, блуждавшего по тоннелям, не получалось точно определить источник звука. К счастью, направление для движения было только одно.

Судя по эху, вскоре Джон очутился в большом помещении. Источник звука был рядом. Подняв фонарик, он увидел вдалеке белую тень, которая дёрнулась, лишь только на неё попал свет. Когда детектив подошёл ближе, он увидел, что это всего лишь человек, забившийся в угол. На нём была какая-то непонятная одежда, некоторые элементы которой представляли собой светоотражающее волокно, которое ярко отблёскивало в свете фонарика. Это, очевидно, была какая-то специальная форма, которая со временем потеряла цвет. Возможно, он нашёл её здесь же, в пролётах, а осталась она от древних рабочих.

В первый момент человек показался Миллстоуну невменяемым. Он забился в угол, закрыл лицо руками и начал причитать. Казалось, что если бы не свет фонарика, он вообще никак не отреагировал бы на появление детектива. Джон подходил ближе, но поведение незнакомца никак не менялось. Встав рядом, он попытался расслышать, что именно тот говорит.

– Не надо, не надо, не надо, я только хотел, хотел, хотел, оживить его, оживить, оживить, блестящий Бог, Бог, он оживёт…

Паузы между словами практически отсутствовали, и Джону приходилось прилагать серьёзные усилия, чтобы уловить в них хоть какой-то смысл. Убедившись, что странный субъект неопасен, детектив отвёл от него фонарик и осмотрелся. Помещение, в котором они находились, разительно отличалось от всех остальных, которые ему доводилось видеть сегодня в этой подземной структуре. Выглядело оно так, как будто не являлось творением великих предков, а было вырыто вручную. Все стены имели неправильную форму и были покрыты множеством отпечатков неизвестного инструмента, а повсюду валялись кучки породы.

Здесь же Миллстоун обнаружил детали, пропавшие у членов команды. Несколько шестерён и вал были заботливо разложены на куске ткани, лежавшем на полу. Они были идеально чистыми и блестели. Из потока непонятной речи Джону стало понятно лишь то, что этот человек поклоняется буру, считая его божеством и мечтает, чтобы гигантская машина прошлого однажды ожила. Также он к кому-то постоянно обращался и говорил, что невиновен, и лишь хотел помочь своему Богу ожить. Джон предположил, что это обращение к нему, но точно утверждать было нельзя, потому что незнакомец просто бурчал что-то себе под нос, не обращаясь к Миллстоуну.

– Простите, – сказал Джон, – вы меня понимаете?

– Я же сказал, я просто хотел, но у меня не выходило, – начал бурчать он.

– Как вас зовут?

– У меня нет, нет имени, оно мне не нужно, мне нужен только он.

Теперь хотя бы появилась уверенность в том, что странный незнакомец понимает человеческую речь, но его собственные слова сводятся к одной единственной вещи – высокотехнологичному буру, который он считает божеством. Теперь становилось очевидным, почему рабочие части фрез так заботливо очищены от пыли и грязи. Причём, всё сделано было так, что люди Гриффина не обнаружили никаких следов.

– Вы можете показать мне, где выход? – осторожно попросил Джон, когда ворчание незнакомца немного затихло.

– Я не знаю, не знаю, не знаю, я должен оставаться здесь. Знают только они, они должны прийти, я должен, должен, они помогут мне.

В этот момент поблизости послышались шаги. При их появлении незнакомец стал заметно беспокойнее, и Миллстоун, осветив проём, поднёс палец ко рту и сделал жест рукой в знак того, что пришедшим нужно вести себя тише.

Это был гриффин в компании троих крепких мужчин, вооружённых карабинами. У самого руководителя в руке был пистолет, и, судя по тому, что он немного запыхался, они чуть ли не бежали сюда, готовые действовать. Но требовалось прямо обратное, и теперь они стояли и вслушивались в беспокойное бурчание неизвестного человека, заросшего, небритого, грязного и босого, который, казалось, совсем лишён рассудка. Лишь их прерывистое дыхание нарушало монотонные реплики больше похожие на молитву.

– Прости, прости, прости, я не должен был, я знаю, но я не мог, не мог, не мог сам, поэтому попросил, я попросил, они должны были.

Сейчас он, похоже, находился во власти иллюзии, что его Божество разговаривает с ним, но это, разумеется, было не так. Но куда больше внимание Миллстоуна привлекло упоминание о третьей стороне – неизвестных людях, которые, судя по едва улавливаемому смыслу, обещали бедолаге помочь в пуске бура, а он, будучи глубоко несведущим, поверил им.

– Кто должен был прийти? – сказал Миллстоун, – воспользовавшись короткой паузой, которую незнакомец взял, чтобы отдышаться.

– Они, те, кто обещал мне, обещал, что, что, что сердце Бога снова будет биться, будет, сердце, он, да, он сможет…

Похоже, его рассудку сложно было удерживать какую-либо мысль в фокусе хоть сколько-нибудь продолжительное время, он быстро терялся и снова возвращался к своему металлическому Богу. Джону не совсем верилось, что этот дёрганый человек способен скрупулёзно перебирать трансмиссию и вычищать малейшую грязь с рабочих частей.

Джон присел к разложенным на ткани деталям и посмотрел на незнакомца. Тот замолчал и вперил в детектива взгляд, полный испуга. Но это была уже ощутимая реакция, хоть и не положительная. Миллстоун осторожно взял в руку маленькую коническую шестерню и поднёс её ближе к лицу своего странного собеседника.

– Что это? – мягко спросил он.

Его глаза в момент прояснились и преисполнились понимания. Он протянул руку, которая перестала дрожать, и взял блестящий металлический предмет.

– Это его. Его часть. Я взял её, чтобы помочь. Я сохранял её в прежнем состоянии, чтобы потом вернуть.