Александр Бушков - Меж трех времен

— Я, честное слово…

— Ну-ну, не берите в голову, — Мокин похлопал его по плечу. — Я хочу, чтобы вы предельно прониклись: мы здесь не в игрушки играем, наоборот. Человек я до предела недоверчивый, но вдруг замаячила Жар-птица, которую любой нормальный коммерсант вмиг обязан ухватить за хвост, иначе жалеть будет всю оставшуюся жизнь…

— Что, машина времени?

— Она. — Мокин понизил голос, оглянулся на дверь. — Детали вам знать не нужно, объясню кратко: изобрели. В России, то бишь по ту сторону хребта. И были уже первые… экскурсии.

— Быть не может, — сказал Кузьминкин растерянно.

— А почему это? Я окольными путями заказывал в столице научную экспертизу. Примерно так, как сейчас с вами. Выводы укладываются в классическую формулу «Бабушка надвое сказала»: одни решительно отрицают, правда, не в состоянии грамотно объяснить, почему, другие в осторожных выражениях допускают. Тоже без теоретического обоснования. Словом, никакой научной ясности нет. И никому нельзя верить, помня конкретные примеры: как академики отрицали метеориты, как за пару лет до первого атомного взрыва самые толковые светила уверяли, что сие невозможно… А по большому счету — меня совершенно не интересует теория. Я практик. В конце концов, я до сих пор не возьму в толк, что такое электрический ток, но это мне не мешает держать пакет акций ГЭС…

— Но зачем вам Александр Второй?

— Ой, господин кандидат наук… Да вы понимаете перспективы? Возможности? Входишь в долю с Эндрю Карнеги — и через пяток лет подгребаешь под себя Соединенные Штаты. Налаживаешь отношения с Княжевичем, с Абазой, с парочкой великих князей — и забираешь в кулак пол-России. Никакого переноса в прошлое наших технических новинок — просто-напросто включаешься в тамошний процесс с нашенским деловым опытом. Господи, там же — рай земной. Хотя бы оттого, что налоговые кодексы и законы не меняются по три раза в месяц! А взятки хапают в сто раз культурнее, чем наша чиновная братия. А о заказных убийствах на коммерческой почве и слыхом не слыхивали. Я же не рассчитываю прожить сто лет — но лет двадцать там уж протяну, а то и поболее. Высадишься году в восемьсот восьмидесятом — и за ближайшую четверть века можешь быть покоен, потому что знаешь все наперед…

— Подождите, — в совершеннейшем смятении пробормотал Кузьминкин. — Но ведь, насколько я помню, можно так изменить историю, что весь мир провалится в тартарары…

— Вы про хроноклазмы? — понимающе подхватил Мокин. — Безусловно, дело новое, и осторожность необходима. Но никто не собирается бросаться в прошлое очертя голову. Можно придумать какие-то надежные методы для проверки… И потом, если полагаться на теоретические разработки, есть два варианта: либо все от первого же вмешательства полетит в тартарары, как вы изящно выразились, либо ничего не произойдет. Совсем ничего. Я же не собираюсь перетаскивать туда пулеметы и компьютеры — я хочу врасти. Будет вместо Рябушинского Мокин — только и всего.

— Подождите, — сказал Кузьминкин. — Выходит, правду про вас сплетничают — что у вас грандиозная библиотека фантастики? На все четыре стены?

— Есть такой грех, — чуть смущенно признался Мокин. — Пристрастился в старые времена, еще с армии. За современными изданиями не уследишь, они нынче хлынули потоком, но что касается прежних времен, могу потихоньку похвастать: у меня в коллекции чуть ли не все, что выходило в СССР с двадцать второго года. Так что получил кое-какую теоретическую подготовочку. Научной базы все равно нет, так что на безрыбье… Кстати, те меня заверяют, что кое-какие эксперименты проводили. И никаких катаклизмов не случилось.

— Хотите сказать, вы уже бывали…

— Только собираюсь, — мотнул головой Мокин. — Другие бывали. Этим монеткам как раз оттого полтора года, что их оттуда приволокли.

— Бред. Вздор. Розыгрыш.

— Розыгрыш? — прищурился Мокин. — Конечно, никому нельзя верить в наши извращенные времена. И все же… Во-первых, тому, кто побывал, я, в принципе, верю. Во-вторых, были и другие доказательства, кроме монет… — Он полез двумя пальцами в нагрудный карман, вытащил какой-то маленький предмет и со стуком выложил его на стол. — Гляньте.

Кузьминкин повертел грубо отлитый свинцовый шарик величиной с крупную вишню, увесистый, покрытый раковинками и царапинами:

— Это же пуля…

— Ага. Пищальная. Сунулись два идиота в шестьсот седьмой год. То ли романов начитались, то ли фильмов насмотрелись — сабли в самоцветах, кафтаны, аргамаки и прочие гардемарины… — Он задумчиво покрутил головой. — Правда, зная одного из этих индивидуумов близко, мне приходит в голову, что дело вовсе не в романтике. Охотно допускаю, бродила у мужичка светлая идея: под шумок нагрести полный мешок золотишка, самоцветов и всякого антиквариата, благо времена способствовали, поди проследи, кто именно украл и что именно…

— И что? — не без азарта спросил Кузьминкин.

— А нарвались на какую-то непонятную банду. Может, это была и не банда вовсе, а самые что ни на есть правительственные войска… В общем, едва успели добраться до машины. Один получил саблей, хорошо, что вскользь, другому засадили в ногу вот эту самую свинчатку… — Мокин передернулся. — Нет уж, в те времена меня на аркане не затянешь, предпочитаю что-то более цивилизованное и не вижу других альтернатив, кроме восемьсот восьмидесятого…

— А почему не пораньше?

— Пораньше было меньше комфорта, — серьезно объяснил Мокин. — К восьмидесятому стало уже появляться и электричество, и телефоны. Машин, правда, не будет, ну да бог с ними, не принципиально. Надоело мне здесь, Аркадий Сергеич, не вижу никакой перспективы, а за бугор сваливать тем более глупо, там все поделено и шлагбаумами разгорожено…

— У меня в голове не укладывается, — признался Кузьминкин.

— Думаете, у меня укладывалось? — фыркнул он. — Юлька, ущипника нашего консультанта, а то у него такая физиономия лица, словно собрался срочно проснуться…

Его очаровательная пассия, улыбаясь Кузьминкину, протянула узкую ладошку с холеными ногтями и так ущипнула с вывертом, что он едва не взвыл.

— Не действует, — ухмыльнулся Мокин. — Никто почему-то не просыпается. Значит, ничего и не снится.

Помотав головой — и ничуть не сомневаясь, что бодрствует, — Кузьминкин протянул:

— А вы меня, часом, не разыгрываете?

— Ночами не спал, думал, как бы мне вас разыграть, — обиженно покривился Мокин. — Нет у меня других забав…

— Ну, какое-нибудь идиотское пари. Про вас всякое говорят…

— Про меня?

— Нет, я вообще, про новых русских…

— А что — новые русские? — пожал плечами Мокин. — Люди как люди. У меня дома книг больше, чем вы в жизни видели, между прочим. Все первоиздания — и Казанцев, и Ванюшин, и «Зарубежная фантастика», вся серия…